Давид Лезебери - Афганистан - мои слезы
— То, о чем я прочитал в Новом Завете, — очень хорошо. Более того, это слишком хорошо, чтобы быть правдой — этого просто не может быть.
Впервые я на мгновение увидел другого господина Хана. Он был просто одиноким человеком, который хотел отыскать надежду — то, что он когда-то потерял. Все, чего он достиг в прошлом, мало что для него значило. Его жизнь была пуста и бессмысленна.
Я наклонился к нему и сказал:
— Я знаю, что это звучит слишком хорошо для того, чтобы быть правдой, но это правда. В этом-то и есть вся красота Евангелия.
Долгое время он сидел молча, не шелохнувшись, пристально глядя мне в глаза с пуштунской проницательностью, пытаясь разглядеть во мне хоть какой-нибудь признак сомнения или предательства.
В конце концов он прошептал:
— Как бы мне хотелось, чтобы это было правдой.
— Это и есть правда, — сказал я.
Через три месяца после нашего отъезда из Пакистана господин Хан умер.
Часто я прогуливался от гостиницы «Джон» до парка Халид, моего «кабинета», где я читал книги или занимался пушту. Однажды, сидя на любимой скамейке, я поднял глаза и увидел неподалеку троих людей, стоящих ко мне спиной. Они были похожи на афганских моджахедов.
Я хотел было вернуться к чтению своей книги, как вдруг ни с того ни с сего у меня в голове отчетливо возникли слова: «Давид, сейчас эти люди повернутся и подойдут к тебе. Я хочу, чтобы ты рассказал им о Моем пути в жизни».
Я подумал: «Господи, по-моему, это не очень разумно. Я их совсем не знаю».
Поскольку никакого ответа не последовало, я понурил голову, изо всех сил стараясь сосредоточиться на чтении книги.
Спустя некоторое время я взглянул поверх книги и увидел прямо передо мной три пары ног в сандалиях. В растерянности я поднял глаза и увидел троих афганцев, одетых в традиционное фаре — широкие штаны, рубашки и жилеты, на головах у них были черные тюрбаны. Один из них, тот, что посередине, был огромный мускулистый великан. Человек справа от него тоже был высоким, но не таким огромным, как первый. Третий — среднего роста. У всех были усы и, к счастью, то, что афганцы называют «открытые лица».
Я вновь обрел самообладание.
— Ассалам алейкум (Мир Вам), — сказал я.
— Вали кум салам (И Вам мир), — ответили они.
Высокий мужчина, Махмуд, заговорил на ломаном английском. Он сказал, что когда-то они учились в Кабульском университете, а сейчас стали моджахедами. Несмотря на их угрожающий облик, ко мне они отнеслись с особой вежливостью. Совершенно естественным образом мы практически сразу же заговорили о Боге. Они были удивлены, что я верю в Бога. Они, как и многие, полагали, что люди с Запада в Бога не верят. Один из них спросил, можем ли мы встретиться снова.
— Я был бы этому очень рад, — сказал я.
Махмуд спросил:
— А Вы не могли бы учить нас английскому?
— Конечно, — ответил я.
Поскольку у них не получалось приходить ко мне в гостиницу для занятий, мы решили встречаться в парке.
Дома я составил урок английского, и Джули его отпечатала. Я сделал копии урока, по которым мы и занимались. Этот процесс продолжался каждый день, к нам всякий раз присоединялось от трех до пяти новых людей, приглашенных тремя моими знакомцами. Наши занятия помогали мне в изучении пушту, а им — в английском, но могу себе только представить, как мы выглядели со стороны: я посреди шести-восьми моджахедов, сидящих передо мной полукругом. Я говорил громким голосом:
— Повторяйте за мной: «Мальчик вошел в магазин».
Мужской хор с энтузиазмом подхватывал фразу:
— Мальчик вошел в магазин.
Затем я говорил:
— Мальчик вышел из магазина.
— Мальчик вышел из магазина, — повторяли мужчины в один голос.
Мы с большим удовольствием превращали парк Халид в классную комнату.
Иногда, прямо посреди урока, подходило время для их молитвы. Тогда они покидали полукруг, поворачивались лицом к Мекке, склоняли головы к земле и молились. Я с уважением ждал окончания молитвы, и после этого мы продолжали урок.
Через четыре недели наша временная виза в Пакистан подошла к концу. Во время предпоследнего занятия я спросил этих людей, видели ли они когда-нибудь Святую Библию, Инджил, и хотели ли бы они увидеть ее. «Если хотите, я могу подарить вам Библию», — предложил я им.
Четверо из них попросили Библии.
Вскоре мне пришлось попрощаться со своими новыми друзьями, зная, что они возвращаются в Афганистан, на войну, где их наверняка ждет смерть. Это было очень тяжелое расставание. Я обнял каждого из моих моджахедов и пообещал: «Я буду за вас молиться».
Глава тринадцатая
Наглухо закрытая дверь
Смириться с мыслью о том, что нам так и не удастся получить постоянных виз, было очень сложно. Сначала я был обескуражен, а Джули очень расстроена. Затем мы вместе рассмотрели все оставшиеся у нас возможности.
Мы слышали, что Западная Германия принимает афганских беженцев, и что в одном только Франкфурте их численность достигла 20 тысяч. После долгих молитв и размышлений над тем, что нам делать дальше, Западная Германия казалась очень логичным для нас направлением.
И хотя сам я, в конце концов, успокоился по поводу принятого нами решения, Джули никак не могла с этим смириться. Ей трудно было поверить, что мы уезжаем из Азии. Я пытался успокоить Джули, заверяя ее, что мы обязательно вернемся в Пакистан. И хотя наши сердца рвались в Афганистан, возвращение в Кабул представлялось абсолютно невозможным.
«Джули, нам просто нужно по вере сделать еще один шаг и не сомневаться в том, что Бог будет с нами», — сказал я ей однажды вечером, когда она казалась особенно разбитой. Несмотря на то, что мы никогда до этого не были в Германии и не имели ни малейшего понятия, что мы там будем делать, с кем нам нужно будет связаться и где мы будем жить, мы знали — сейчас там живут афганцы. Кроме того, мы были уверены, что Бог нам поможет.
Церковь Ассамблей Божьих, которая нас спонсировала, одобрила наши планы на переезд. Я снова был благодарен за такое доверие и понимание, которое позволило нам перебраться в другую страну без особых осложнений.
Вооружившись сознанием того, что поступаем правильно, мы сели в самолет в Пешаваре, летевший через Карачи до Франкфурта. В тот момент, когда самолет оторвался от взлетной полосы, я взглянул на печальное лицо Джули, сжал ее руку и сказал:
— Мы вернемся, дорогая. Мы обязательно вернемся.
— Угу, — сказала она без особой уверенности в голосе. Откинувшись на сиденьи и закрыв глаза, она дала волю слезам.
Мы прилетели во Франкфурт в марте 1981 года.
После прохождения паспортного контроля и получения багажа Джули стала рассматривать карту города, раздумывая над тем, куда бы нам направиться. Тем временем я набрал номер родственников моего немецкого друга, с которым мы вместе работали в Афганистане. Из нашего англо-немецкого диалога я понял лишь одно: мой друг был в Штатах.
Ужасно уставшие и расстроенные, мы взяли такси и отправились во Франкфурт в поисках какой-нибудь гостиницы. Непривычные к высоким ценам Западной Европы, мы решили, что с нас, как туристов, пытаются содрать втридорога. Но после неоднократного перетаскивания чемоданов из одной гостиницы в другую, и видя, что цена остается неизменной, мы, в конце концов, заплатили за комнату и завалились спать.
На следующий день я позвонил Джону Кошелу, которого знал еще в Штатах. Сейчас он работал со студентами в Мюнхене. Его жена Анита сказала, что Джон уехал на конференцию, но дала мне телефон другой американской семьи: Кэри и Фэй Тидвел. Анита сказала, что, возможно, они смогут нам чем-нибудь помочь.
В тот вечер Кэри и Фэй пригласили нас на ужин. За несколько часов, проведенных вместе, они попытались познакомить нас с немецкой культурой и Франкфуртом.
На следующий день мы начали поиски афганца по имени Джамиль. Его адрес мне дал наш общий друг из Пакистана. Оказалось, что гостиница, в которой жил Джамиль, находилась лишь в пятнадцати минутах ходьбы от нас. Мы представились, сославшись на нашего пакистанского друга. Джамиль тепло нас принял, извиняясь за то, что его жены и ребенка нет дома.
Теплое гостеприимство Джамиля, его ум и искренняя забота о своих людях произвели на нас очень приятное впечатление. Теперь мне было понятно, почему этот человек был таким уважаемым профессором в Кабульском университете. Через некоторое время мы уже чувствовали себя давними знакомыми, и я отважился спросить его совета.
— Как Вы думаете, стоит ли нам с Джули предложить помощь в изучении английского языка афганцам, желающим уехать в Соединенные Штаты? — спросил я.
