Диана Виньковецкая - Ваш о. Александр
Жизненная сила «наших людей» поразительна, в оркестрах играют, в «Эксоне», в «Шевроне», «Амоко»… работают. Есть компании, которые русских берут прямо с улицы, без образования, чтобы они чертили и программировали. Бедные американцы уже не только потеснились, но считают за честь сделать предложение, принять русско–советского–еврейского человека, истосковавшегося бедняжечку по работе, по деньгам, по домам, по шмоткам. И все удивляюсь, как они без «нас» обходились? Загнивали…
Меня, например, два дня назад повысили — теперь Диночка «Эксон» спасает. Я не помню, писала я Вам или нет, что меня перевели в отдел геофизики, где я не только по–английски, но и по–русски ничего не понимаю. Однако я ухитрилась так хорошо преподнести свои первые результаты изучения прохождения, отклонения и отражения звуковых волн в разных средах, что получила премию и взошла на первую ступеньку повышения. От удивления и старания даже похудела, взад и вперед бегаю по всем нашим русским сотрудникам — собираю знания. У меня есть незримый институт.
Есть среди нас и хорошие поэты. Иосиф Бродский на днях по телефону свои стихи читал, и хоть я на слух не так хорошо воспринимаю, но Яша быстро схватывает точные строчки. Какую глубокую статью написал Иосиф про Надежду Яковлевну — красиво, ум–но, элегантно и по–английски. Может, до Вас дойдет? Я сделаю так, чтобы дошла, осенью человек один поедет надолго и, может, привезет? Как пишет Иосиф: «Н. Я. — вдова века»… Я не буду пересказывать, потому как лучше прочесть в подлиннике. Нет–нет, да попадется что‑нибудь умное. Приятно в руки взять произведения и статьи Леши Лосева[43], он так хорошо развернулся в Америке, но его христианские симпатии подвергаются нападкам со стороны вновь испеченных иудеев. «Кто Вы, доктор Лосев?» — спрашивают его в газете. Он‑то понятно кто — умный человек, а вы‑то кто?
Яша тоже разразился красивой статьей про живопись. Он тоже умный. Статья называется «Живопись как процесс и результат». Она большая, и мы думали, что из‑за огромности ее не возьмут в журнал, но на днях парижский фешенебельный, снобистский журнал на английском языке «Леонардо» принял ее к печати. Яша рад. А тем временем другой американский журнал заказал статью про Яшу своему корреспонденту, который к нам приехал и беседовал четыре часа с Яшей, и осенью выйдет статья с фотографиями. Яшины картины стали ни на что не похожие — как абстрактные иконы.
Яша думает статьи про мир написать, про то, про се, хочет «музыку сфер» услышать — расшифровать земные слои, чтобы они запели. У него большие планы — про инфантильность, про происхождение нефти и людей. Он как‑то людей хочет с нефтью связать. Я могу связать их только деньгами: чем больше у человека нефти, тем он приятнее.
Сейчас Яша поехал покупать присасывающий стол для печатанья своих творений в большом количестве (и я тем временем пишу письмо на работе).
У меня тут, наконец‑то, подружка[44] нашлась — тоже очень умная, что большая редкость не только среди мужчин, но и среди женщин. Она с 18 лет жила в Израиле, приехала из Москвы, здесь ее муж работает после защиты докторской математической диссертации. Ее зовут Наташа, ей около тридцати лет, она журналистка и работала на израильском радио. Любит Израиль, Иерусалим и понимает про Страну. В ранней юности она была сионисткой — идеи ее захватили, а сейчас идеи прошли, а осталась только любовь. Тот, кто любит одну страну, он научается любить и другую. Таких людей, как Наташа, я встречала мало, которые бы так любили Израиль, и не презирали бы тех, кто проехал «мимо». Наш приехавший человек часто не может там приспособиться, страна оглушающая, горластая, можно сказать, антирелигиозная (Яша слово «Израиль» разрешает употреблять в редких случаях и сердится, когда я болтаю лишнее), и оттуда теперь больше уезжает, чем приезжает эмигранта. Люди мечутся по свету в поисках своих выдуманных идеалов, не понимая проблем внутри себя.
Я в свое время тоже была «большой сионист», прошла через сионистско–советско–комсомольские взгляды и даже была зачинщиком и лидером в Ленинградском университете, бушевала и за правду боролась, с «флагом» ходила, цветы носила и песни пела. Мой отец хотел, чтобы я власть захватила, чтобы в Смольном управляла. Но он плохо меня воспитал (так сказали), и я бросила хождение, флаги, цветы и теперь езжу по американским «фривеям» и смотрю на американские флаги.
Последнее время меня разволновали вопросы феминизма, правда, в обратную сторону — я стала считать (как аятолла Хомейни — всех под чадру): тут женщины много власти захватили. И командуют, и командуют, и я посочувствовала мужчинам, как все‑таки страшно попасть в оборот. Я смотрю и вижу, как изощренно женщины выращивают чувство вины у мужчин и как потом пользуются мужской виноватостью.
Мне хочется написать потом книжку про любовь, показать двойственность женской натуры: любовь — презрение. Наконец‑то я поняла слова: «Да убоится жена мужа своего! «Мне теперь кажется, что это слово «убоится» вмещает в себя не то, что муж жену побьет, а глубокое уважение к мужу, к таинству брака? К сожалению, я почти не встречала, чтоб жена мужа «убоялась», потому так все разгулялись на свободе (в данном контексте я имею в виду внутреннее презрение, а не панель). Здесь особенно это видно, женщинам проще приспосабливаться на жесткой платформе, они более жизненные, витальные, быстрее устраиваются на работу, и тут уж мужику не поздоровится. Теряется смысл женского существования — возвышать мужчину: возвышать, оказывается, нечего.
Многое высвечивается, или потому что повзрослела, или потому что пограничные ситуации, или в Америке все видней? Но чувствую, что прихожу в сознание.
Отец Александр, я Вас тоже боюсь, почти как Яшу, потому что Вы мне нравитесь. Я шучу и Вас обнимаю.
Пишите нам всегда.
Дина
Моя книжечка в печати, в середине апреля будет готов набор, а потом и рисунки.
[1981]
Дорогая Дина!
Поздравляю Вас, Яшу и детей с праздником Пасхи.
Мы, конечно, от души посмеялись и повеселились над Вашим письмом. У нас нет таких забавников и нет материала, чтобы так все описать, но есть и свои юмористические стороны жизни. Особенно хорошо Вы описали бобруйских. Наташа моя не налюбуется на календарь. Вопреки Вашим ожиданиям он дошел по почте невредимый. Я, кажется, уже об этом писал, но, может быть, хотел, любуюсь и я. Приятно иметь перед глазами хорошие пейзажи, так снятые ловко.
Относительно умственных способностей буржуазных людей, то я давно имел подозрения, что, в общем, всюду похоже.
Надеюсь скоро поздравить Вас с книгой. Но так и не понял: она по–русски? Якову также желаю преуспевать в меланхолическом и поучительном занятии — отождествлении человека с нефтью. Только ее мало, а нас многовато. И если б она так легко воспроизводилась!
У вас тепло, а у меня еще много снега. Земля открывает свою плоть, ожидая, что я начну трудиться над ней в поте лица.
Жизнь течет быстро и бурно. Но жаловаться не приходится. Время у меня сейчас напряженное, как всегда перед Пасхой, когда много народа. Дома почти не бываю. Но это искупается красотой этих дней. Они как бы символизируют все наше духовное бытие. Как Он умирает и воскресает, так и Церковь время от времени идет к упадку, а потом снова возвращается к жизни. Не забывайте. Ваши письма для нас всегда радостны.
Обнимаю
Ваш о. Александр Мень
[1981]
Дорогой отец Александр!
Здравствуйте!
Не знаю даже с чего начать мой ответ на Ваше летнее письмо, то ли с Парижа, то ли с Израиля, то ли с впечатлений от Вашей книжки, которую только что прочла. Я люблю читать хорошие книги и списывать оттуда в свои.
Книжечку «Илюшины разговоры» уже прикончила и пустила по рукам. Первый вариант я давала Яше для прочтения, ему не понравилось мое сочинение, и он сказал, что я должна отдать Илюшины высказывания в архив Русского института, что в книге много соплей, что я еще не готова писать серьезные книги, а должна учиться писать — читать Гоголя, Достоевского, набираться опыта. Я так обиделась, что вправду начала учиться, читать серьезные книги, думать над фразами и словами и выбрасывать все ходячие истины, все, что обычно, не оригинально — «убирать сопли», становиться писателем. Долго я с ней возилась, переделывала, перекраивала и написала заново, и вот последний вариант Яша одобрил. Многим людям тоже нравится, и даже таким «партийным» товарищам как Максимов, который даже хотел пропечатать кое‑какие отрывки в своем журнале. Я пока не согласилась — журнал боюсь улучшить. Просто выпадает мое творение из общей направленности журнала — ругани Запада и Востока, крокодилов и носорогов. Думаю, что и Вам передам как‑нибудь.
Очень, правда, плохо обстоят дела с передачами. Мой хваленый потомок звонаря в «Колокол»[45] уклоняется от знакомств — связан работой. Американцы еще и больше наших запуганы. Даже шмотки не мог передать, и я уже не могу настаивать. Но что‑нибудь придумаю.
