Алхимия и каббала - Шолем Гершом
Семь стадий алхимического очищения — соответствующие ступеням созерцания, распространённым во множестве мистических систем, где они обозначают внутренний процесс интеграции — нам уже известны из Зосимы[64].
Нельзя исключать, что алхимическая терминология и символика могли в конце концов проникнуть на каббалистическую территорию. В двух известных мне случаях можно, с высокой степенью вероятности или уверенности, говорить о заимствованиях из алхимической терминологии. В «Зоаре», однако, она приобрела совершенно иную направленность.
Первый касается кратких мистических фраз, которые звучат как своеобразное ведовское заклинание, особенно в Zohar 1.77а (но также в 1.32b, 1.72b, 2.12b, 2.95а и 3.162а): «Одно восходит на одну сторону, одно спускается в другую, одно входит меж двумя. Два венчаются короной трёх, три входят в одно». Буквальный смысл этих фраз зачастую определить несложно, и он куда более прозаичен, чем может показаться при виде этих высокопарных формулировок.
Интересна, однако, само их внешнее строение. Фразы эти кажутся старинными формулами, наполненными новым, подходящим содержанием. Такое использование древних изречений, ставших со временем загадочными, встречается уже в Bahir. Весьма похожие фразы сыграли значительную роль в алхимии. Я уже упоминал, что в старой алхимической литературе большим почтением пользуется вымышленная «Мария Еврейка». Ей приписывается следующее высказывание: «Два — это одно, три и четыре одно, одно станет двумя, два станут тремя»[65]. Данная фраза, непонятная для алхимиков Средневековья, тем не менее веками передавалась как тайная алхимическая формула[66], и её можно найти в широко распространённых латинских версиях исходно арабской Turba philosophorum[67]. В одной из своих ранних книг, А. Э. Уэйт усмотрел в литературной форме Turba — записи речений древних философов — определённое сходство и связь с «Зоаром», а именно с Idra rabba. В этом важном разделе рабби Шимон и его спутники описывают собрание (вымышленных) великих адептов Каббалы, на котором произносятся речи о мистической форме Божества и её тайнах. Но Уэйт ошибочно полагал, что псевдо-арамейское слово idra означает «собрание» или «синод», в соответствии с латинским turba (скопище, толпа); дело в том, что такое значение слово idra приобрело во времена относительно недавние[68].
Второй символический ряд можно обнаружить во многих местах «Зоара»[69], и я считаю, что он имеет неоспоримо алхимическое происхождение. Он касается демонического, гипертрофии «левой стороны мира», «осквернённого золота», «шелухи золота» или «окалины золота». Здесь классическая каббалистическая символика, в которой золото выступает символом левой стороны, сурового Суда, совпадает до некоторой степени с алхимией, извлекающей «философское золото» из шлака и окалины металлов, как в природе, так и в душе. Демоническое, представленное главным образом Самаэлем, князем Левой стороны, явилось из гипертрофированного изобилия строгости в качестве мусора или отбросов[70]. Один из используемых здесь терминов, hitukhei (буквально «плавить»)[71], предполагает идею процесса плавки, в ходе которого шлак и окалина остаются в виде отбросов. Сюда же относится долго не поддававшийся объяснению термин suspita de-dahaba, который нередко встречается в основной части «Зоара», где чётко утверждается, что он идентичен hitukhei[72]. Пятьдесят лет назад я не смог объяснить значение этого термина и мои рассуждения по этому поводу были ошибочны. Предположение Р. Айслера о том, что этот термин происходит от греческого συσσίπτη (то есть материя) и означает putrifactio (распад или гниение материи)[73] более нельзя рассматривать как приемлемое, хотя в то время я с ним согласился[74]. Скорее, suspita — один из множества неологизмов, созданных Моше де Леоном на основе талмудического языка; в таком случае, это деформированное слово kuspa (выжимки, жмых, шелуха, как в Ta’anit 24b)[75]. В X в. так называемые Братья чистоты в Басре использовали выражение zuhamah ha-zahab как алхимический термин, означающий «отбросы металлов»[76]. Разумеется, эти «отбросы» играют большую роль в любой алхимической практике. Здесь автор «Зоара», владевший арабским, прибегает к общей с алхимией терминологии, но пользуется ею в каббалистическом смысле. Подобные субстанции назывались «отбросами», «шлаком» или «окалиной», и эти слова повсюду в «Зоаре» выступают как синонимы[77]. Suspita, однако, используется только по отношению к золоту, и мы пока не можем объяснить, почему это так. Для обозначения «отбросов» серебра, которые в нескольких местах «Зоара» определяются как свинец (Zohar 3.124а; Tiqqunim 67; Zohar Hadash л. 33d), применяется слово zuhamah.
Таковы единственные чисто алхимические мотивы, которые я сумел обнаружить в «Зоаре». К ним можно прибавить ещё одну параллель, на которую указал мне Р. Аллео в Париже в 1972 г. Нельзя отрицать, что символика Шехины, женского аспекта божественного мира сфирот — представляющего последние десять ступеней эманаций внутри Божества, что так подробно обсуждается в «Зоаре» — демонстрирует отчётливые параллели с алхимической символикой prima materia. К каббалистической символике Шехины я обращался много лет назад в статье, напечатанной в Eranos Yearbook[78]. Многие рассмотренные в ней символы вновь появляются в алхимической литературе позднего Средневековья; в частности, луна и соответствующая символика женского начала разрабатываются в связи с prima materia алхимического Делания. Мне не кажется, что здесь можно говорить об исторической преемственности, однако существует структурная связь между восхождением от низшей к высшей сфире и алхимическими ступенями очищения философского золота согласно мистическим воззрениям ars magna. Символы, доступные для такого рода описаний, уже по сути своей были количественно ограничены, не говоря уж о том, что их источник, Ветхий Завет, был общим как для еврейских каббалистов, так и для христианских алхимиков. Я также не уверен, что следует обращаться к более смелой психологической гипотезе архетипов души, разработанной К. Г. Юнгом в соответствующих работах.
В трудах тех поколений каббалистов, что явились после опубликования «Зоара», обнаруживаются лишь немногочисленные связи между каббалистическими и алхимическими идеями. В респонсе касательно переселения душ толедский раввин XIV в. Иегуда бен Ашер сравнил очищение душ в ходе процесса Gilgul[79] с алхимическим очищением металлов, заметив, что в обоих процессах наличествуют многочисленные стадии[80]. Возможно, дальнейшие исследования каббалистической литературы, в особенности рукописных источников, прольют свет и на другие связи.
Наиболее поразительный случай, касающийся нашей темы, имел место в Испании в конце XV в.; речь идёт об откровениях, записанных известным раввином и гуманистом Йосефом Тайтацаком около 1480 г.[81]. В этих весьма любопытных текстах сам Господь читает лекции по различным оккультным дисциплинам. Тайтацак стал первым каббалистом, отождествившим алхимию с мистической теологией ещё до того, как подобные взгляды были выдвинуты и разработаны христианскими гуманистами. Это покажется тем более примечательным, если мы вспомним, что данные идеи не разделял никто из великих каббалистов XVI столетия (включая учеников или учеников учеников Тайтацака периода его деятельности в Салониках, приблизительно до 1535 г.). Ни Йосеф Каро, ни Моше Кордоверо о таком и не догадывались. Откровения Тайтацака были частично известны в этих кругах, но мы не можем сказать, содержались ли в доступных текстах какие-либо мысли об алхимии. Два алхимических отрывка содержатся в рукописи, хранящейся в Британском музее (Margoliouth, № 766), куда вошли большие фрагменты указанных откровений. В них также упоминаются подробные алхимические наставления, которые, по всей видимости, не сохранились (во всяком случае, в известных мне рукописях). Лист 107а гласит:
