Свт. Григорий Палама - СВТ. ГРИГОРИЙ ПАЛАМА. АНТИРРЕТИКИ ПРОТИВ АКИНДИНА.
49. Итак, он убеждает думать, что сердце, то есть ум, и свет видит собственный, который не есть знание, но не является и нетварным, не принимая в рассуждение и того, что чем для чувственных является солнце, тем для мысленных — Бог [1602]. Ведь свет здоровых глаз, — по которому они становятся действительно светом, когда солнце находится над землей, — какой это свет? Неужели не солнечный? И свет, стало быть, ума, очищенного через божественные заповеди, — по которому ум истинно становится светом, — что иное, как не божеский [свет]? «Ибо для присносущих, — говорит [Григорий Богослов], — Сам Бог является светом, а не что–либо иное, ибо какая нужда во втором свете для имеющих величайший свет?» [1603] Потому и не улучившие его эллины и варвары, даже и обладая немалым знанием, являются, тем не менее, помраченными. А лукавый, хотя и по причине искусности ума, которой он пользуется к худшему, называется «лукавым», однако, он очевидным образом есть тьма, став как можно далее от божеского света, без которого даже свой собственный свет ум не смог бы видеть. «Если кто, — сказа{стр. 360}но, — захочет увидеть состояние ума, то пусть лишит себя всех помышлений, и тогда увидит ум похожим на сапфирный или небесный цвет» [1604]. А сделать это без бесстрастия — принадлежит к числу невозможного: ибо необходимо, чтобы Бог содействовал и вдыхал в него сродный свет.
50. Итак, Акиндин здесь убеждает думать, что согласно некоторым из отцов, сердце видит собственный свет, который не есть знание или некое расположение, но видит также и свет утешения. Однако света ума по причине [опасности] прелести он сам же убеждает избегать. Но, о таинник и учитель неизреченных [таинств], — можно справедливо сказать к нему, — есть и прелестное утешение. Поэтому и Иоанн Лествичник говорит: «Отвергай, как не достойный, рукою смирения приходящую радость, чтобы, будучи слишком восприимчивым, не принять волка вместо пастыря» [1605], и в другом месте опять: «вглядывайся в приходящую сладость, как бы не оказалась она коварно смешана горькими врачами, а скорее заговорщиками» [1606]. Почему же тогда ты не советуешь отклонять и то, что ты называешь светом сладости и утешения, но только лишь [свет] ума? Видишь, что ты — пустослов и обманщик? Это более всего станет очевидным из последующего.
ГЛАВА 14
О том, что из того, что он сам теперь снова говорит, следует, что этот несчастный объявляет всех от века и пророков, и апостолов, и отцов, и мучеников прельщенными и одержимыми.
51. Ибо, объявивший всякое чувственное светоявление сатанинским, и видящих что–либо таковое — заблуждающимися, и бесовскими, и не познавшими [происходящего] от божественных заповедей и любви Божьей светоявления, каковое он полагает знанием и единственно непрелестным светом знания, учивший этому определенно, дойдя до этого в своей речи и ныне снова явным образом говорит: «Нужно думать, что чистое сердце видит, и что ум видит не только свет утешения, но и собственный свой свет», и прибавляет: «[видит] и божественные видения, но в образах и оттисках, и символах, как видели пророки». И, тем не менее, сам он, который немного выше произнес дословно, что «все, что является уму в образе, возникает из вражеского злохудожества», ныне говорит: «Светлое и чистое сердце видит и свет, и божественные виды, но в образах, и оттисках, и символах, как пророки видели, и те, кто [были проповедни{стр. 361}ками] благодати [1607], в виде голубине [1608] и огненных язык [1609] видевшие Духа Святого, или благодаря божественному Спасителя Христа Бога нашего телу — Его славу и божественность, а не саму по себе непосредственно, и не будем удостаивать себя более совершенной благодати, чем апостолов, когда превзойдем и божественных пророков».
52. Видите, какова скромность этого мужа? Пожалуй, оно с одним лишь величием его мысли, которое вы также видите перед собой, соизмеряется и сравнивается по справедливости, как в высшей степени ему соответствующее. Но, о скромнейший нравом и проницательнейший умом, все то, что в образах, и оттисках и символах, которые ты сам упоминаешь — ибо это твое слово об этом, и сам ты написал в сочинении, что «все божественные символы суть телесные очертания и фикции, возводящие к неявной истине, то есть знанию» — все то, значит, что в таковых образах, и оттисках, и символах — чувственно. Ибо из числа поистине телесного ничего нет не чувственного. Итак, если все, что в свете видели пророки и апостолы, и их преемники, и к тому же и мысленный, а скорее — духовный, облак свидетелей [1610], и что священное собрание [1611] преподобных видело в образах, и оттисках и символах, о которых ты сам говоришь, то все они, значит, сподобились, согласно тому, что ты здесь говоришь, чувственного светоявления, которое ты немногим выше называешь сатанинской прелестью, от которой всем христианам следует отвращаться и бежать. Поэтому ты и настаивал, будто бы отцы убеждали бежать, как от сатанинского заблуждения, от всякого чувственного светоявления, какого бы то ни было. Ведь [это выражение] «какого бы то ни было» приписано тобой, и охватывает собой и то, что явилось святым в образах и оттисках, и явным образом исключает это из непрелестного светоявления.
53. Но и о гонящихся за этим светоявлением ты сказал, что они не знают, что само по себе исполнение божественных заповедей есть невидимое и непрелестное светоявление, не устыдившись даже обетования Заповедовавшего, пообещавшего прийти и явиться и вселиться в соблюдших Его божественные заповеди [1612]. По–твоему, значит, нужно думать и то, и другое: и что все, так или иначе явившееся в образе — сатанинская прелесть, и что от века пророки, и апостолы, и отцы, и мученики видели сердцем, — иначе говоря, умом, — и свет, и божественные видения, но в образах и оттисках, так что я трепещу и помыслить обнаруживающу{стр. 362}юся из этого хулу, а ты явно не делаешь никакого различия между Богом и Мамоной и между одержимыми и богоносными.
ГЛАВА 15
О том, что он и клевещет и на таинство Господнего вочеловечения, говоря, что тело Христово является символом того света, как и увиденный Крестителем голубь — символ Духа. В этой главе, и что вере, а не показанию принадлежат высказывания, которые мы изрекали о пророческих видениях и божественном свете.
54. Что ты и вид языков и голубя выдвигаешь против светлости божественной природы? Никто ведь и не богословствовал и не имел в виду, будто Дух всегда имеет таковой вид. Но «безначально из Отца рожденный Сын, — говорит [Дамаскин], — имеет природный безначальный луч божественности, не позже восприняв бытие, ни саму славу. И слава божественности становится [у Него также] и славой тела» [1613]. И как же, Исаия виде престол высок и превознесен [1614], Иезекииль — колесницы (άρματα) [1615], а Креститель — Самого Духа в виде голубине [1616] — можешь сказать? Скорее тебя мы в свою очередь спросим, — прежде заявлявшего, что является прелестью всякое чувственное светоявление, какое бы то ни было, и злохудожеством врага — все в образе являющееся, — как же пророки и [проповедники] благодати в образах и оттисках видели [божественное], как и сам ты ныне исповедуешь? Поскольку же ты теперь сказал, что и светлое сердце видит таковое, то как сердце видит образы и оттиски, и вид голубя и языков?
55. А мы знаем и веруем, будучи научены отеческими словесами, что не только сердцем, но и глазами случалось видеть и пророкам, и апостолам, и многим после них святым, и [видеть] не только таковое, но и много высшее таковых. И если кто спросит, как они видели, то мы скажем вместе со Златоустым отцом: «Не знаем. Если кто желает знать, как они видели, то пусть станет и он сам пророком. Ибо это узнается опытно» [1617]. Поэтому–то и мы, если где–либо что–либо и говорим о божественнейшем {стр. 363} свете, то, будучи вынуждаемы противоречащими, глаголем глаголы веры: что иными очами видели; что не нашей способностью восприятия; что благодаря Духу созерцали. Ибо это суть глаголы не естественного порядка, но веры. К тому же, зная, что и оные божественные зрения неизреченны, мы воспринимаем изреченное богоприлично, усваивая из них более высокое разумение. Ибо воистину нет на небе льва и быка, и божественный Дух не был языком или голубем, прежде чем явиться, или после того, как явился таковым.
56. Ты же, причисляя к таковым и тело Христово, схож с думающим, что Господь явился как человек, а не истинно стал таковым, и не пребывает теперь на небе таковым: ибо и Дух не продолжает теперь быть голубем. А согласно этим твоим удивительным научениям, как Креститель Господень видел через голубя Духа Святого, так и апостолы через тело Христово видели Его славу и божественность. Так что, по–твоему, оттиском и символом, видом и образом Владычнего света было Владычнее тело, и не просто символом, — о нечестие! — но и призрачным и неипостасным. Подобало бы, конечно, тогда никого из имевших глаза в Иудее того времени не называть не видевшим явившийся на Фаворе свет, ибо все видели тело Господне, являющееся, по Акиндину, символом божеского света, как виденный Крестителем голубь — символом Духа. Однако и голубь был не просто символом Духа, но кротости Духа и благой вести об избавлении от мысленного потопа. Как же бы и Креститель, просто видя голубя, заключил о схождении Святого Духа? Но как я сказал, суть превыше всего, что вмещает человеческий язык, слух и зрение, те видения, и иной неизреченный способ, представивший боговидцу пришествие Духа [1618].
