Реймонд Френц - В поисках христианской свободы
У пациента есть право на… конфиденциальное обращение со всеми извещениями и данными в связи с его лечением.
Как мы уже видели, это право ничего не значит, если оно вступает в конфликт с принятой в организации практикой, согласно которой любой Свидетель (даже являющийся врачом или медсестрой), узнавший о чьем–либо нарушении правил общины, должен сообщить об этом руководителям.
В журнале Medical Economics (англ.) за 9 августа 1985 года была опубликована статья доктора Джеральда Л. Буллока из города Плейно, штат Техас. В ней показано, что правила организации — не просто слова, и что Свидетели действительно чувствуют себя обязанными доносить на других, несмотря на серьезность последствий не только для них самих, но и для других. Д–р Буллок сообщает, что принял на работу молодую Свидетельницу, которая на протяжении нескольких лет до этого была его пациенткой и другом семьи. Он характеризует «Тони» (имена в статье Буллока изменены) как трудолюбивую и дружелюбную сотрудницу. Все шло хорошо до тех пор, пока к нему на прием не пришла «Линда» (условное имя другой Свидетельницы, знакомой Тони). По ее словам, она была изнасилована несколькими мужчинами после посещения одного из баров в Хьюстоне, штат Техас, и заразилась гонореей. После изнасилования она обращалась к другому врачу, а теперь хотела сдать анализы и убедиться в выздоровлении. Д–р Буллок не стал подвергать сомнению ее рассказ об изнасиловании, а сданные пациенткой анализы на наличие инфекции оказались отрицательными. Несколько недель спустя сильно взволнованная Линда позвонила ему, сообщив, что её лишили общения, и что теперь члены её семьи не могут общаться с ней. Она угрожала возбудить судебное дело, поскольку была уверена: старейшинам стало известно о её состоянии от Тони, имевшей доступ к медицинским записям д–ра Буллока. Далее врач пишет:
Я был поражен. Я не мог поверить, что Тони будет распространять сплетни о пациентке. Прежде, чем принять ее на работу, я подробно обсуждал с ней вопросы конфиденциальности. В моем руководстве для работников ясно отмечается, что в случае разглашения врачебной тайны, виновный будет немедленно уволен.
Поговорив с Тони, я был поражен еще больше. Она открыто признала, что разговаривала со старейшинами, объяснив это тем, что в ее религии все члены собрания обязаны сообщать старейшинам обо всех нарушениях церковных учений и правил другими верующими. Заполняя данные, необходимые для решения вопросов по медицинской страховке, она просмотрела медкарту Линды и узнала о причинах её обращения ко мне. Испытывая некоторые колебания, но, желая остаться верной своей религии, она сообщила о происшедшем старейшинам.
Странно, но Тони не подумала о том, что верность работодателю и другу должна была бы обязать её уведомить его, как она намеревалась поступить с информацией из его конфиденциальных записей. Её совесть, воспитанная в свидетельской среде, очевидно, не посчитала нарушение врачебной тайны существенной проблемой при решении того, кто достоин ее «верности». Д–р Буллок продолжает:
По крайней мере, это не было бездумной болтовней. Однако мне было бы проще смириться именно с безответственностью, нежели с тем, что верный работник и друг, полностью осознавая, какой ущерб будет нанесен вследствие его поступка и пациентке, и мне, тем не менее, осмысленно совершил его.
Ситуация с публичным осуждением Линды показалась мне невероятной. Все знакомые мне Свидетели казались такими добрыми. Я не мог поверить, что организация требует их заниматься доносительством и столь жестко наказывает оступившихся. Я позвонил ведущему старейшине церкви, с которым дружил со школьной скамьи, и он сказал мне, что все было сделано правильно.
Он объяснил, что старейшины не стали разбираться в правдивости слов Линды об изнасиловании. По их мнению, она была там, где ей быть не следовало, занималась тем, чем заниматься не подобало, и подхватила болезнь, которой у нее не должно было быть. За это она должна быть наказана «лишением общения», которого она могла избежать только в том случае, если бы убедила старейшин в своем искреннем раскаянии. Церковь даже велела ей выселиться из дома ее семьи до тех пор, пока она не будет удовлетворять требованиям для восстановления в собрании.
Если до телефонного разговора со старейшиной я был рассержен, то к концу его объяснений я был уже взбешен. Я спросил его, понимает ли он, какой вред его церковь нанесла мне, невинному наблюдателю? Он извинился, но сообщил, что, как и Тони, считает учения церкви более важными, чем другие вопросы.
Подобно Тони, ни он, ни остальные старейшины не посчитали необходимым с точки зрения порядочности уведомить доктора ни о том, что от его работницы им стала известна юридически конфиденциальная информация, ни о том, как они намереваются с ней поступить. Мышление Свидетелей к этому не приучено.
Руководствуясь рекомендациями адвоката, д–р Буллок уволил Тони. Однако он не только объяснил ей причины, по которым посчитал необходимым пойти на этот шаг, но и не позволил этому случаю испортить их дружеские отношения. Он также извинился перед Линдой и объяснил ей обстоятельства дела. Линда решила не начинать судебного преследования, понимая, что д–р Буллок не нес в разглашении её тайны личной ответственности.
Сегодня д–р Буллок работает в другом городе, однако теперь он предпринимает все меры предосторожности«. Поскольку разглашение врачебной тайны находящимся в подчинении работником не покрывается страховкой от профессиональной небрежности, д–р Буллок вынужден сетовать: «Вся наша дорогостоящая страховка от профессиональной небрежности окажется совершенно бесполезной, если пострадавший в подобной ситуации пациент подаст в суд и выиграет». По этой причине он теперь оплачивает страховой полис предпринимателя, покрывающий небрежность и злоупотребления его работников. Каждому человеку, желающему работать у д–ра Буллока, рассказывают историю о «Тони» и «Линде», и если религиозные убеждения кандидата обязывают его нарушать врачебную тайну пациентов, его не принимают на работу.
В обоснование возлагаемой на Свидетелей обязанности сообщать старейшинам о совершаемых другими членами собрания нарушениях (даже если это означает разглашение конфиденциальной информации), в ранее упоминавшейся «Сторожевой башне» приводятся слова из книги Левит 5:1: «Если кто согрешит тем, что слышал голос проклятия и был свидетелем, или видел или знал, но не объявил, то он понесет на себе грех». Затем в статье делаются следующие выводы:
Этой заповедью высшей инстанции во вселенной каждый израильтянин обязывался объявлять судье о тяжелом преступлении, которое он заметил, чтобы дело можно было разобрать. Хотя христиане и не обязаны соблюдать Моисеев закон, но его принципы все еще находят применение в собрании христиан. Поэтому есть случаи, когда христианин обязан объявлять о деле старейшинам. Правда, в некоторых странах запрещено сообщать посторонним, что находится в личных документах. Но если христианин после размышлений и молитвы приходит к заключению, что дело идет о случае, который по закону Бога ему нужно объявить, несмотря на запрещение мирских властей, тогда это является обязанностью, которую он несет перед Иеговой. Бывают ситуации, в которых христианин должен «повиноваться больше Богу, нежели человекам» (Деяния 5:29).
К клятве или торжественному обещанию никогда нельзя относиться легкомысленно, но иногда, может быть, требуемые от людей обещания находятся в противоречии с требованием оказывать Богу исключительную преданность. Кто совершает тяжелый грех, попадает, так сказать, под «слово проклятия» Того, Кому была оказана несправедливость, а именно под проклятие Иеговы Бога (Второзаконие 27:26; Притчи 3:33). Все члены собрания христиан находятся под «присягой» содержать собрание чистым, будь это тем, что они делают лично, или тем, что они помогают другим оставаться чистыми[456].
Эта статья не только возлагает на Свидетеля тяжелую обязанность осведомителя, но и старается внушить гнетущее чувство вины всякому, кто избегает доносить на других членов собрания назначенным организацией старейшинам. На чистоту собрания указывают как на решающий фактор в пользу такого положения вещей. Однако для Свидетелей «чистота» определяется выполнением правил организации, не важно, основываются эти правила на Писании, или нет. Как именно следует «помогать другим оставаться чистыми», также регламентируется организацией. Вот почему мысль о том, что все Свидетели Иеговы «находятся под „присягой“ содержать собрание чистым», является столь зловещей. В оправдание обязанности разглашать чужие тайны в «Сторожевой башне» приводится случай с незамужней женщиной, обращающейся к врачу с целью совершить аборт. Однако, как было показано в главе 8, при наличии в организации огромного количества всевозможных правил, рамки ситуации, когда от членов собрания ожидается вмешательство или доносительство, расширяются до необозримых пределов. Это означает, что работающий бухгалтером Свидетель будет считать себя обязанным сообщить старейшинам, если при просмотре финансовых счетов обнаружит, что фирма, где работает другой Свидетель, занималась укладкой кровли на крыше какого–нибудь церковного здания или установкой в нем сигнализации. Это означает, что обвинения будут предъявлены тому, кто участвовал в химической обработке с целью борьбы с насекомыми — если она проходила на территории военной базы, — и горничной, работающей на этой базе. А до недавнего времени это же относилось к любому молодому человеку, согласившемуся выполнять работу в доме престарелых взамен военной службы. И если кто–нибудь из Свидетелей дает понять, что не согласен с учением о том, что царство Христа началось в 1914 году, или что Христос является сегодня посредником лишь для приблизительно 8 800 человек, то о нем также должно быть сообщено старейшинам.
