Александр Мень - На пороге Нового Завета
"Йога-сутра" написана в форме лапидарных, неразвернутых тезисов и многое оставляет неясным. Она подобна костяку, плотью которого являются йогические правила, рассеянные в Ведах и Махабхарате. Руководствуясь этими источниками, мы обрисуем (разумеется, в самых кратких чертах) путь подвижника, как он изображен у Патанджали и его предшественников.
Первый этап - яма (воздержание) - представляет собой элементарную аскезу и соблюдение этических заповедей. Приступающий к йоге должен призвать на помощь все силы своей нравственной воли и прежде всего отказаться причинять вред живым существам. Мокша-Дхарма подытоживает это в классическом изречении: "Что самому неприятно, пусть не делает и другим людям" (1). Кроме этого завета, предвосхищающего библейский, йога говорит о правдивости, бескорыстии, терпении, особенно настаивает на целомудрии. "Должен сжигать внутреннюю страстную греховность рачительный мудрец, сердцем приобщенный к знанью. Вошедший в тело, связанный с телом осознавать себя должен как среди падали заключенный в нерасторжимые узы" (2).
Йогин обязан быть стойким, верным долгу, благожелательным. Никакой духовный рост невозможен без предварительного упражнения в добродетели. Это одно из замечательных открытий йоги, выходящее за пределы не только учения Патанджали, но и вообще индийской мысли. В частности, христианские подвижники будут отличать ложную мистику от истинной по этому признаку: человек, который созерцает сверхчувственное, но не борется за очищение души от зла, неизбежно запутывается в "прелести" патологической псевдомистике.
Вторая ступень - нияма (чистота) - сходна с первой и включает в себя дисциплину сердца, ума и тела. Основа ее: размышление над священными текстами, телесная и духовная чистота, овладение желаниями и тапас контроль над стихийной силой, присущей человеку. Перекликаясь с учением Бергсона о "жизненном порыве" и теорией Юнга о психофизической энергии, способной сублимироваться в творчество, йога отводит значительную роль глубинному потенциалу человеческого существа. Центр этого потенциала, или Кундалини, согласно йоге, находится в нижней части позвоночника. Энергия Кундалини символизируется в виде змеи, свернувшейся кольцом (древняя эмблема производительной мощи). Именно от нее идут энергетические вибрации через особые узлы, или чакрамы.
Вся эта система вполне соответствует конструкции нервной системы, от ее вегетативных отделов до управляющего центра (3). Овладение силой Кундалини есть, согласно йоге, условие для высочайшего напряжения духа. Это аскеза не в смысле простого подавления жизненной энергии, но - в смысле претворения ее в созидательную активность. "Самообуздание,-читаем мы в Мокша-Дхарме,-развивает мощь" (4). Сутры, относящиеся к нияме, включают в себя слова о "преданности Богу", которые плохо вяжутся с философией Патанджали, но на них мы остановимся позже.
Самую широкую известность получил третий этап - асана, потому что он тесно связан с Хатха-йогой, т.е. йогой, относящейся к телесной жизни человека. Асаны-это положения тела, в которых упражняющийся пребывает некоторое время, как правило, неподвижно. Позднейшие йоги разработали около 840000 асан, впрочем, они уже не относятся непосредственно к Раджа-йоге, а преследуют преимущественно медицинские, оздоровительные цели. Сам же Патанджали и его предшественники имели в виду лишь добиться власти над физическими процессами, которые, предоставленные сами себе, могут стать помехой для духовного восхождения.
Огромную роль в йоге играет дыхание. Его упорядочение входит в четвертую ступень - пранаяму, т.е. овладение праной. "Слово "прана",поясняет Вивекананда,- не означает дыхания. Оно есть название энергии, пронизывающей всю Вселенную" (5). Чем-то оно напоминает библейское понятие "руах".
С помощью дыхания человек "управляет жизненными токами", проходящими через чакрамы. Он способен воспринять и удержать в себе космическую силу, которая приобщает его к ритму, созвучному ритму Вселенной. Это помогает замедлять естественные процессы и освобождаться от разъедающего воздействия Времени. Есть достоверные сведения о йогах, которые, дожив до глубокой старости, выглядели совсем молодыми. Пранаяма приводит все существо человека в состояние полной гармонии, "как при безветрии горит светильник, наполненный маслом, неподвижным, устремленным вверх пламенем" (6).
Заметим, что и христианская аскетика рассматривала правильное дыхание как важный способ "умиротворения плоти".
Следующий шаг пратьяхара обуздание мира чувств. Человек отвращается от всего внешнего, от всего, что мешает самоуглублению. Он собирает дух как бы в фокусе, сосредоточив его на своем внутреннем круге. Ему нужно воспитывать в себе умение отключать чувства от привходящих впечатлений.
Не должен воспринимать он звука ухом,
Не чувствовать касаний кожей,
Не воспринимать образ глазом,
А языком-вкуса.
Глубоким размышлением должен отогнать все запахи, знающий йогу (7).
Приведенные пять ступеней роднят йогу со многими мистическими школами и учениями. Специфическими здесь являются лишь детали, основное же может быть приложимо как к брахманизму Упанишад или буддизму, так и к религиям Запада. Здесь запечатлен общечеловеческий опыт духовного самосовершенствования; между тем заключительный этап йоги - самьяма - уже несет на себе ярко выраженные черты философии санкхьи, ее понятия о спасении и высшей цели подвижничества.
Если первые пять ступеней как бы переходят одна в другую и тесно связаны между собой, то еще труднее различить этапы самьямы. Она делится на три аспекта: дхъяну, или концентрацию сознания, дхарану*, или созерцание, и, наконец, сверхпознание - самадхи.
--------------------------------------------------------------
* Китайск. чань, японск. дзен.
Концентрация сознания достигается посредством многих приемов. Среди них - длительное сосредоточение на какой-либо фразе, слове, части тела, например, на кончике носа, языка или на небе. Такого рода приемы заимствованы из йоги современным аутотренингом.
Дхьяну и дхарану разделяют едва уловимые оттенки. Они уже не ограничиваются негативным отгораживанием от мира, но культивируют "удержание мысли на каком-нибудь определенном предмете" (8). Постепенно и этот предмет становится лишним и исчезает. Сохраняется одна незамутненная интуиция, превышающая разум, само сознание в чистом виде. Теперь лишь тонкая нить удерживает человека в царстве Пракрити. "Он ни к чему не стремится и столько же, сколько чурбан, размышляет" (9).
Постороннему наблюдателю это экстатическое состояние, самадхи, кажется похожим на обморок или летаргический сон. Индийский святой XIX века Рамакришна был способен часто входить в самадхи. "У него,рассказывает очевидец,- не было ни малейших признаков внешнего сознания. Он даже не дышал, и все его тело было абсолютно неподвижно, как статуя. Он ушел куда-то в другое место из этого мира чувств" (10). Последователь Упанишад сказал бы, что он слился с Брахманом. Но для Патанджали это последний рывок перед полным бегством от всего, когда окончательно спадает пелена и истинное Я подвижника, его пуруша, парит, разобщенное с Временем, отягощавшим его. Так завершается путь йогина. Он остается блаженно одиноким на своем необитаемом острове духа.
Даже из столь беглого рассмотрения "Йога-сутры" видно, что в своей классической форме йога есть прежде всего строго выверенная "техника" освобождения Я.
Подобно тому как древний шаманизм в своей практике исходил из магического миросозерцания, родственного науке (см. Том II), так и Раджа-йога предлагала своего рода "научную методу" для жаждущих обрести просветление.
В высшей степени знаменательно, что к исходу дохристианской эпохи "естественная мистика", достигнув апогея в порыве к Запредельному, завершила круг и замкнулась на человеке.
Именно Патанджали, авторитетнейший гуру йогизма, учит о том, что в процессе медитаций и упражнений не Бог открывается людям, но - человек обретает лишь самого себя. Другими словами, "Иога-сутра" есть подтверждение тому, что к Небу нельзя подняться одними человеческими силами.
Если природу (в том числе и собственную) мы исследуем сами, активно вторгаясь в ее пределы, то Богопознание есть встреча и взаимодействие двух начал, двух воль.
Пусть существует нечто общее у йогической практики с Библией или исламом - ее отличие от них глубоко и принципиально. Йога антропоцентрична. Действующим в ней является только человек, который может привести себя в состояние просветленности и экстаза, но не достичь Бога. Оно есть, с одной стороны, "бегство от Времени", а с другой - наслаждение полной отрешенностью. В этом смысле Патанджали близок к религиозным "атеистам" Будде и Махавире, которые в первую очередь были озабочены избавлением человека от уз жизни и тягостных перевоплощений.
