Мать - Интегральная йога. Шри Ауробиндо. Учение и методы практики

В фанатизме нет ничего возвышенного и благородного – он рождается не под влиянием какого-то высокого порыва, хотя и может сопровождаться горячим рвением. Религиозный фанатизм, с психологической точки зрения, представляет собой нечто низкое и невежественное, и обычно в нём проявляются неистовые, жестокие и низменные движения человеческой природы. Страстный душевный порыв религиозных мучеников, приносивших в жертву только самих себя, это совсем другое дело.25

Я не разделяю взглядов J на индуизм. Религия всегда в чем-то несовершенна, поскольку представляет собой смесь духовных устремлений человека и его невежественных усилий, направленных на то, чтобы возвысить свою низшую природу. Индуизм представляется мне кафедральным собором, полуразрушенным, но, в целом, ещё сохраняющим былое величие, многие детали его ансамбля чрезвычайно фантастичны, а фасад и убранство исполнены высочайшего смысла, он сильно обветшал, кое-где обвалился, но, тем не менее, это всё ещё кафедральный собор, в котором продолжаются службы Незримому, а Его живое присутствие можно легко почувствовать, если войти в этот собор в должном состоянии духа. Внешняя же социальная структура, которую индуизм построил для приближения своих последователей к Незримому, это совсем другое дело.26

У нашего ашрама нет ничего общего с индийской религией или культурой или с какой-либо иной религией или национальной традицией. Только Истина Божественного, являющаяся духовной реальностью, пребывающей за всеми религиями, и нисхождение Сверхразума, неизвестное ни одной религии, могут положить начало всем грядущим преобразованиям.27

Цифры не имеют значения. Буддистов или христиан было так много, потому что большинство из тех, кто их исповедовал, просто принимали религию, которая никак не влияла на их внешнюю жизнь. Если бы это было нужно новому сознанию, то оно так же и даже куда легче могло бы завоевать уважение и признание всего мира. Именно потому, что это сознание более высокой ступени, Сознание-Истина, ему нужны истинные перемены.28

С духовной точки зрения, широкая известность или отсутствие таковой не имеют абсолютно никакого значения. Это обычный пропагандистский подход. Мы не партия, церковь или религия, ищущая приверженцев и последователей. Один человек, с усердием практикующий йогу, намного более ценен, чем сотни известных людей.29

Что касается пропаганды, то, на мой взгляд, она для нас совершенно бесполезна – если это и даст какой-то результат, то очень незначительный и частичный, ради которого не стоит тратить силы. Если Истине нужно распространиться по земле, она сделает это самостоятельно, используя свои собственные средства; а вся эта шумиха совершенно ни к чему.30

К тому же, я не верю ни в пропаганду, разве что только в политике, ни в рекламу, разве что только для книг, патентованных лекарств и т. д. Но для серьезного дела реклама – яд. Реклама означает либо внешние эффекты, шумиху – а они выхолащивают то, что она возносит и несёт на гребне своей волны, выбрасывая потом на неведомый берег пустую, безжизненную, иссохшую скорлупу, – либо развитие. Но если занимаешься делом, подобным моему, развитие означает создание школы или секты или какой-нибудь ещё чепухи. Это означает, что сотни или тысячи людей соберутся в бессмысленную толпу и дело будет искажено, а нисхождение Истины, которая является только скрыто и молча, будет низведено до уровня помпезного фарса. Именно это и произошло со всеми «религиями» и стало причиной их краха. Если я и отношусь в какой-то мере терпимо к тому, что обо мне пишут, то это лишь для того, чтобы в том аморфном хаосе, который представляет собой на сегодняшний день общественный разум, создать достаточный противовес той враждебности, какая всегда сопровождает появление в мире неведения новой динамичной Истины. Но этим мои практические цели исчерпываются, а чрезмерная реклама лишь помешает. Уверяю вас, я совершенно «рационален» в своих действиях и не руководствуюсь лишь одним неприятием славы. До тех пор, пока реклама служит Истине, я готов её терпеть; но считаю нежелательной рекламу ради рекламы.31

Красота

Красота точно так же выражает Божественное, как Знание, Сила или Ананда.32

Красота – такое же особое божественное Проявление в физическом, как Истина в уме, Любовь в сердце, Сила в витальном. Величайшей божественной красотой, проявленной в Материи, станет супраментальная красота.33

Физическое выражает Божественное через красоту, но принципы и законы Красоты, являясь чем-то внутренним и духовным, выражаются посредством формы.34

Красота – это Ананда, принявшая форму, но форма не обязательно должна быть материальной. Мы слышим такие выражения, как «прекрасная мысль», «прекрасный поступок», «прекрасная душа». Под красотой мы подразумеваем Ананду, обнаруживающую себя в проявлении; за пределами проявления красота теряется в Ананде или, можно сказать, красота и Ананда становятся одним неделимым целым.35

Есть определённое состояние йогического сознания, пребывая в котором провидец воспринимает все вещи красивыми. И так получается просто потому, что духовно он прозревает в них скрытое Божественное, потому, что в их очертаниях и формах он улавливает качество и силу существования, ощущает сознание и Ананду, властвующую над мирами. Внешне вещь может казаться, а нередко и считаться, некрасивой из-за несоответствия общепринятым эстетическим канонам, но йогин видит в ней нечто более Великое – то, что недоступно обычному глазу; он видит скрытую душу, внутреннюю суть и дух, он также видит очертания, оттенки, пропорции, выразительные особенности, которые не заметить и не уловить при первом поверхностном взгляде. Можно сказать, что он привносит в объект нечто от себя, видоизменяет его, наделяя его элементами своего существа, – художник тоже делает нечто подобное, только по-иному. Впрочем, всё не совсем так; сам объект не меняется, но видение и йогина, и художника, проникая сквозь его внешнюю оболочку, становится преображающим; они обнаруживают за внешними очертаниями объекта нечто более истинное – то, чем объект, по сути, и является. …

Однако следует внести одно уточнение, которое существенно меняет дело. В глазах йогина, прозревающего вселенскую красоту, всё становится прекрасным, но неодинаково прекрасным. В этой Вселенской Красоте можно различить градации, уровни, подуровни, и мы видим, что чем выше уровень силы (Вибхути) Сознания и Ананды, выражающихся в объекте, тем более он прекрасен. Всё есть Божественное, но некоторые вещи более божественны, чем другие. Глаз художника тоже выделяет или может выделить градации, различные степени эстетической выразительности, гармонии и т. д.36

Живопись, поэзия, музыка, литература

Музыка, живопись, поэзия и многие другие виды деятельности, свойственные уму и виталу, могут быть составной частью духовного развития или работы и использоваться в духовных целях: всё зависит от духа, в котором всё это делается.37

Изобразительное искусство, поэзия, музыка – это не йога; эти вещи сами по себе не более духовны, чем философия или Наука. Здесь скрывается ещё одна странная особенность современного интеллекта – его неспособность проводить различие между разумом и духом и готовность ошибочно принимать ментальный, моральный и эстетический идеализм за духовность, а его проявлениям даже низшего порядка придавать духовную ценность. Но суть в том, что ментальные прозрения большинства метафизиков и поэтов весьма далеки от реального духовного опыта – они представляют собой лишь отдаленные проблески и смутные отражения, а не прямые лучи, исходящие непосредственно от источника Света. Не менее верно и то, что с высоты божественного сознания разница между высшими завоеваниями ума и скромными достижениями поверхностного существования не так уж велика. Если смотреть сверху, все энергии Лилы равны, так как все они – не более чем искаженные проявления Божественного. Но нужно добавить, что каждая из них может стать предварительным средством, с помощью которого человек начинает свой путь к реализации Божественного. … В Лиле всё что угодно может стать окном, через которое становится видна скрытая Реальность. И всё же, пока человек удовлетворен созерцанием прекрасного вида из окна, до истинной цели ещё далеко; однажды ему придётся взять посох пилигрима и отправиться туда, где эта Реальность вечно и неизменно проявлена. Духовно устремленного человека никогда не смогут удовлетворить «смутные проблески», он будет искать сам источник Света, который произведения искусства стремятся выразить. Но поскольку эта Реальность и этот Свет пребывают в нас самих в не меньшей степени, чем в высших областях над смертным планом, то в своём поиске мы можем использовать многие формы деятельности и жизненной активности: один человек может принести в дар Божественному цветок, молитву или поступок, другой может посвятить Ему прекрасную скульптуру, песню, стихотворение, картину или мелодию и благодаря этому войти с Ним в соприкосновение, получить ответ, испытать переживание. А когда божественное сознание уже проникло в нас извне или развилось изнутри, то йога вовсе не исключает его выражения в жизни через творчество; творческая деятельность может сохраняться, хотя она будет занимать не большее место, чем любая другая, выполняемая как служение Божественному и отвечающая его целям. Обычно произведения изобразительного искусства, поэзии и музыки имеют ментальную и витальную ценность, но отнюдь не духовную. Хотя любой вид искусства можно обратить к более высоким целям, и тогда, подобно всему, что способно соединить наше сознание с Божественным, живопись, поэзия и музыка меняют свой характер, становясь духовными, и могут рассматриваться как часть йогической жизни. Любая деятельность тогда приобретает новую ценность, но это зависит не от рода деятельности, а от сознания, в котором она совершается; поэтому единственное, что является важным и необходимым, это всё более и более осознавать Божественную Реальность, жить в ней и жить в ней всегда.38