Иоанн Златоуст - Творения, том 10, книга 2
5. "Почему же, – говоришь ты, – Павел назвал настоящий век лукавым?" Он сказал так по обычному употреблению этого слова. Так и мы обыкновенно говорим: "Сегодня был для меня плохой день", обвиняя этим не время, но дела и обстоятельства. Точно так же и Павел, осуждая злые влечения сердца, употребил общепринятое выражение и показывает, что Христос и освободил нас от прежних грехов, и поставил нас в безопасность от них на будущее время. Сказав: "который отдал Себя Самого за грехи наши" (давшаго Себе по гресех наших), он показал первое, прибавлением же слов: "чтобы избавить нас от настоящего лукавого века" (яко да избавит нас от настоящаго века лукаваго) он указал безопасное пристанище и на будущее время. Закон был бессилен для (освобождения и от них) одних из названных грехов, а благодать имела силу для (очищения) тех и других.
"…По воле Бога и Отца нашего". Так как они думали, что они оказывают неповиновение Богу, давшему закон, и боялись, оставивши древний закон, последовать новому, то (апостол) исправляет и это предубеждение их, говоря, что это угодно и Отцу. И он сказал не просто – "Отца", но – "Отца нашего", да и часто делает такое прибавление, для того, чтобы постыдить их указанием на то, что Своего Отца Христос сделал и нашим Отцом.
"… Ему же слава во веки. Аминь" (ст. 5). И это нечто новое и необычайное. Слóва "аминь" мы не встречаем нигде в начале и в предисловии посланий, а обыкновенно оно поставляется уже после многих (рассуждений). Здесь же, желая показать, что и сказанное заключает в себе достаточное обличение галатов, и что речь его совершенно закончена, он поставил это (слово) в начале послания. Очевидные проступки не требуют продолжительных приготовлений (для обличения). Поэтому, вспомянув о кресте и воскресении, об искуплении грехов, о безопасности от них на будущее время, о воле Отца и согласии Сына, о благодати, мире и о всяческих дарах Божиих, он заключил речь свою славословием. И не поэтому только он поступил так, но также и от чрезмерного изумления пред величием дара и преизбытком благодати, и от представления того, каковыми мы были, и чем соделал нас Бог сверх нашего чаяния и в самое короткое время. Не будучи в состоянии выразить этого словом, он и заключил речь свою славословием, воссылая за всю вселенную хвалу Богу, – не такую, которая была бы достойна Его, но которая была возможна для него. Вот почему после этого он еще с большею силою продолжает речь свою, воспламенившись, как бы от сильного пламени, от представления благодеяний Божиих. Сказав: "Ему же слава во веки. Аминь", он начинает затем еще сильнее свое обличение, следующими словами: "Удивляюсь, что вы от призвавшего вас благодатью Христовою так скоро переходите к иному благовествованию" (чуждуся, яко тако скоро прелагаетеся от звавшаго вы благодатию Христовою, во ино благовествование) (ст. 6). Так как они соблюдением закона думали угодить Отцу, подобно тому как и иудеи преследованием Христа, то он прежде всего показывает, что, поступая таким образом, они оскорбляют не только Христа, но и Отца. "Делая это, – говорит он, – вы отлагаетесь не только от Христа, но и от Отца, потому что как ветхий завет принадлежит не только Отцу, но и Сыну, точно так же и благодать есть дар не только Сына, но и Отца, и все у Них общее: «все, что принадлежит Отцу, есть Мое» (Иоан. 16: 15)". Показав, таким образом, что они отступают и от Отца, он возлагает на них две вины: отступление и весьма скорое отступление. Конечно, они были бы достойны обвинения и в том случае, если бы отпали спустя много времени, но здесь речь идет об обольщении. Ведь достоин обвинения и тот, кто отступает спустя долгое время, падающий же при первом нападении и еще от издали пускаемых стрел показывает собою пример крайней слабости. В этом обвиняет (апостол) и галатов, как бы говоря: "Что такое значит, что обольщающие вас не имеют нужды даже и во времени, но и одного первого приступа довольно для них, чтобы покорить всех вас и пленить? Какое же вы можете иметь извинение?" Если и по отношению к друзьям подобный поступок является виною, и оставивший прежних и полезных друзей своих достоин осуждения, то подумай, какому наказанию подлежит тот, кто оставил Бога, призвавшего его? Когда же он говорит: "удивляюсь" (чуждуся), то этим словом не упрекает их только за то, что они, после столь обильных дарований, после столь великого прощения грехов и столь великого человеколюбия Божия, добровольно предались игу рабства, но вместе и показывает, какое имеет он о них мнение, т. е. высокое и отличное. В самом деле, он не дивился бы случившемуся, если бы считал их слабыми и легко обольщаемыми, "но так как, – говорит он, – вы были из числа искренно уверовавших и много потрудившихся, то поэтому я и удивляюсь". Этого довольно было для их обращения и приведения в прежнее состояние. Это же изъяснил он и в середине послания, сказав: "Столь многое потерпели вы неужели без пользы? О, если бы только без пользы!" (толика пострадасте туне, аще точию и туне) (3: 4).
"… Переходите" (прелагаетеся). Не сказал – "перешли" (преложились), но – "переходите" (прелагаетеся), то есть: "я не верю еще и не думаю, чтобы это обольщение имело совершенный успех", – чем опять показывает надежду обратить их. Это же он яснее выразил и впоследствии, сказав: "Я уверен о вас в Господе, что вы не будете мыслить иначе" (аз надеюся о вас, яко ничтоже ино разумети будете) (5: 10).
"… От призвавшего вас благодатью Христовою" (от звавшаго вы благодатию Христовою). Призывание, конечно, есть дело Отца, причиною же призывания является Сын, так как Он примирил нас и дал дар благодати, – ведь не от дел праведных мы получили спасение. Лучше же сказать – принадлежащее Сыну принадлежит и Отцу, и принадлежащее Отцу принадлежит и Сыну. "Все Мое, – говорит Он, – Твое, и Твое Мое" (Моя вся Твоя суть, и Твоя Моя) (Иоан. 17: 10). И не сказал: "вы переходите (прелагаетесь) от благовествования", но – "от призвавшего вас" (от звавшаго вы), т. е. Бога. Он употребил выражение, которое было более грозно для них и скорее могло поразить их страхом. Люди, хотевшие обольстить галатов, делали это не сразу, но изменяя мало-помалу сущность проповеданных им истин, не изменяя их наименований. Такого же рода и обольщения диавола – и он незаметно расставляет свои сети. Если бы они стали говорить: "Отрекитесь от Христа", – то галаты остерегались бы их как обманщиков и развратителей, теперь же, оставив их до времени в вере и прикрыв свой обман наименованием благовествования, они с большею смелостью подкапывали здание, прикрывая, подобно подкапывающим стены, как бы некоторою завесою, этими именами проповедуемое учение.
6. Итак, ввиду того, что они называли свое ложное учение благовествованием, (апостол) весьма кстати вступается и за самое наименование и действует прямо, говоря: "к иному благовествованию, которое [впрочем] не иное" (во ино благовествование, еже несть ино) (ст. 7). Прекрасно (сказано), потому что оно действительно не иное. Но, подобно тому, как это случается с больными, которые терпят вред и от здоровой пищи, так и маркиониты потерпели здесь то же самое. Они воспользовались этими словами и говорили: "Вот и Павел сказал, что нет другого благовествования", – так как они принимают не всех евангелистов, но только одного, и притом многое отсекши и изменивши в нем по произволу. Что же в таком случае значат сказанные тем же апостолом слова: "о благовествованию моему и проповеди Иисуса Христа" (по благовествованию моему и проповеданию Иисус Христову) (Рим. 14: 24)? Итак, слова их заслуживают великого посмеяния; но хотя бы они были и смешны, однако, необходимо обличить их ложь ради тех, которые легко соблазняются. Что же мы скажем? То, что хотя бы и весьма многие писали Евангелия, но если они будут писать одно и то же – в таком случае и многие Евангелия будут представлять одно, и множество пишущих нисколько не воспрепятствует ему быть одним, подобно тому как и наоборот, хотя и один кто писал, но стал бы говорить противное, – написанное им не будет одним. В самом деле, одно или не одно (Евангелие), – это определяется не числом пишущих, но тождеством или разностью содержания. Отсюда ясно, что и четыре Евангелия представляют собою одно Евангелие. Ведь когда четверо говорят одно и то же, то это не будет разным только благодаря различию лиц, но является одним в силу согласия написанного ими. И Павел говорит здесь не о числе проповедующих, но о несогласии проповедуемого. Поэтому, если по силе написанного и по правильности догматов евангелие Матфея представляет одно, а Луки – другое, то (маркиониты) справедливо приводят слова Павла; если же (эти Евангелия представляют) совершенно одно и то же, то пусть перестанут они безумствовать, притворяясь не знающими того, что вполне ясно и малым детям.
