Джейсон Берри - Деньги Ватикана. Тайная история церковных финансов
«Я не знаю, сколько денег я передал Сообществу жертв, – сказал мне Эндерсон, – сколько я выиграл и сколько потерял. Я не думаю о деньгах… Я разделяю цели и задачи СЖС. Я помогаю Сообществу с юридической защитой, потому что оно помогает жертвам исцелиться и говорит нечто важное суду общественного мнения. В этих параллельных вселенных наши цели пересекаются. Я бы делал то же самое для другой подобной некоммерческой организации. У нас возникло сотрудничество – это добровольные, а не денежные отношения».
Несколько раз Эндерсон был на грани достижения кредитного лимита в банке, поскольку он тратил огромные деньги на расследования, поездки и на борьбу за изменение законов штатов о сроках давности, которое бы позволило жертвам подавать иски. Епископы защищали старые законы, опасаясь того, что иначе диоцезии разорятся, церковные юристы обвиняли Эндерсона в том, что тот стремится к самообогащению. Он смело вступал в битвы. «Епископы всегда стояли за социальную справедливость, – говорил он, – они поддерживали «Новый курс» и стояли за права человека. Теперь же они стали союзниками партии республиканцев, индустрии страхования и Торговой палаты США, отказываясь проводить реформы в законодательстве». Он имел в виду законы о сроке давности. Во многих случаях при выплате компенсаций жертвам страховые компании теряли огромные деньги, хотя с 1990-х годов диоцезии стали создавать для этого фонды для непредвиденных случаев. По мнению Эндерсона, закрытие приходов для урегулирования отношений с жертвами было бесчестным делом: церковь была в состоянии найти нужные средства иным путем.
«Когда епископ дает показания на заседании комитета, политики думают о голосах 235 тысяч избирателей из католиков. Представители страховых компаний опасаются расходов. Торговая палата заявляет, что эти процессы задушат бизнес. Мартин Лютер Кинг говорил, что в наше время мы движемся в сторону правды и справедливости. Я вижу, что мы все лучше осознаем, какую роль здесь сыграл Ватикан».
Его жена верно заметила, что деньги не были главным для ее мужа. Джефф вел битву с церковью. Он радовался тому, что давали деньги, радовался своему дому для отпусков в Стимбот-Спрингс в штате Колорадо, элегантному особняку на реке с роскошным крыльцом и викторианскими портиками в Стиллуотере, который они с женой недавно обустроили и отремонтировали, коллекции произведений религиозного искусства, отражавшей его интерес к духовному миру. Но скорее деньги были его оружием для борьбы с силами зла. «Тут надо быть психом и идти на огромный риск, – говорил он по телефону между двумя деловыми встречами в Чикаго. – С точки зрения бизнеса никто не считает, что эти вещи можно так делать. Я брался за множество таких случаев, которые казались безнадежными. Из всех поданных мною исков 40 процентов были отклонены из-за законов штатов о сроке давности».
Он родился в 1947 году и рос около Сент-Пола в удобном доме. У него были одна старшая и одна младшая сестра. Его родители, принадлежавшие к среднему классу, ходили в лютеранскую церковь, а затем перешли к конгрегационалистам. «Я чувствовал себя несвободным», – вспоминает он. Его отец, торговавший мебелью, был добрым человеком, но мало проявлял свою доброту; мать, как он вспоминает, была эмоционально холодной. «Я не помню детства. Я помню, что обо мне заботились, но в семье не хватало глубоких связей, и это как-то на меня повлияло. Возможно, мое неконтролируемое поведение объясняется тем, что я не получил в детстве чего-то нужного».
Закончив среднюю школу, он поступил в Симпсон-Колледж в штате Айова. Ему было девятнадцать, он был влюблен в Патти, девушку из большой католической семьи, и та забеременела. Они вступили в брак, у них родился сын. Эндерсон окончил колледж, успел поработать, а затем поступил в Университет Миннесоты как раз в самые буйные шестидесятые годы. Он отрастил длинные волосы, покуривал травку и выходил на марши протеста против войны во Вьетнаме, желая еще активнее участвовать в перестройке общества. После окончания университета он поменял несколько работ с низкой зарплатой и начал изучать право на вечернем отделении Колледжа Уильяма Митчелла в Сент-Поле. К тому времени у них родился второй ребенок, девочка. Он неуспешно сдал экзамен, снова записался на курс правоведения и здесь ему посчастливилось стать студентом Розали Вэл, которая преподавала уголовное право, а позже стала судьей в Верховном суде Миннесоты. Его вдохновляла идея защищать людей, оказавшихся на задворках общества. Его факультет занимался юридической помощью бедным; здесь он взялся за дело черного мужчины, которого обвиняли в том, что он помочился на здание церкви. Эндерсон утверждал, что его клиент просто искал место, где бы пописать. Судья согласился с его мнением. «И в тот день я понял нечто новое, чего раньше не понимал, – сказал Эндерсон, когда мы сидели в его изысканном офисе, на стенах которого весели портреты Кларенса Дарроу и доктора Кинга. – Это чувство силы: что я могу повлиять на то, как общество поступает с людьми».
Он начал свою практику в качестве адвоката в уголовных делах, где он работал вместе со своим бывшим преподавателем. При этом ему приходилось заниматься делами о вреде, нанесенном личности, и оскорблении. В 1983 году к нему обратилась католическая семья рабочих с просьбой им помочь. Их 25-летний сын, отбывавший тюремный срок за растление несовершеннолетнего, сообщил им, что в детстве стал жертвой отца Тома Эдемсона. Они встретились по этому поводу с викарным епископом Робертом Карлсоном, возглавлявшим архидиоцезию Городов-близнецов. Тот посочувствовал им и послал чек на $1500. «Получите по нему деньги, – сказал Эндерсон. – И разрешите мне навестить вашего сына».
Глядя через стеклянную перегородку на юного заключенного, Эндерсон был тронут его печальной наивностью, которую он часто мог наблюдать у своих клиентов, совершивших уголовные преступления. Он поговорил с полицией: ничего нельзя было сделать из-за истечения срока давности преступлений священника. Он не знал ни одного адвоката, который бы подавал иски против Католической церкви.
Законы Миннесоты позволяют адвокату послать жалобу на ответчика до подачи документов в суд. Эта процедура позволяет добиться урегулирования без широкой огласки и не тратя денег на процесс. Он послал заявление в диоцезию. Ему тотчас же позвонил юрист церкви: чего он добивается? Он хотел, чтобы священника удалили из прихода. Вскоре он узнал, что это требование выполнено. Церковь хотела уладить дело. Эндерсон хотел снять свидетельские показания архиепископа Джона Роча. Представитель церкви в этом ему отказал. Эндерсон угрожал ему тем, что передаст дело в суд и привлечет к нему внимание СМИ. Ему передали показания, а также дело Эдемсона, содержащее письма, которые показывали, что тот менял диоцезии и приходы из-за обвинений в сексуальных преступлениях. Он снял показания другого епископа, Лораса Уоттерса из Вайноны. Он был убежден в том, что оба епископа под присягой дали ему ложные показания о своем знакомстве с историей Эдемсона, и стал в нем разбираться[551]. Юрист архидиоцезии предложил выплатить жертве «обычную в таких случаях» компенсацию, а это означало, что Эдемсон не был уникален. Размер предложенной компенсации составлял $1 миллион, который выплачивается постепенно на протяжении многих лет в виде ежегодных чеков.
«Я был нездоров, испуган, расстроен, я не мог спать, – вспоминает он о том предложении, как будто оно было сделано вчера. – Эта сумма казалась мне огромной». Он отправился на встречу с клиентом, который к тому времени уже вышел из тюрьмы. Он заплакал, услышав об этом предложении, которое включало в себя условие о неразглашении. Эти деньги платили за молчание. Эндерсон просил его не соглашаться на это условие. «Джефф, – сказал молодой человек, – разорви его, но сделай это как можно быстрее, пока я не передумал».
Эндерсон вернулся в офис, набросал текст иска и отправился в суд.
В Сент-Поле все заговорили об этом иске. Осенью 1984 года официальное обвинение в уголовном преступлении отца Жильбера Готе из Лафейетта, штат Луизиана, наделало больше шума. В 1985 году Готе по соглашению признал свою вину; диоцезия занялась урегулированием отношений с десятком семей мальчиков, которых он растлил. Готе и Эдемсон оказались разными сторонами одной и той же монеты. Эдемсон никогда не подвергался судебному преследованию. Ранее в связи с преступлениями Готе (а у него появлялись все новые и новые жертвы) выплачивалось в среднем по $400 тысяч за жертву. Эндерсону в его случае удалось договориться о постепенной выплате $1,2 миллиона. К нему стали обращаться другие жертвы Эдемсона. В конце 1980-х ему удалось договориться о выплате в среднем по $550 тысяч, а в сумме это составило около $10 миллионов, треть из которых заплатили страховые компании. В итоге ему удалось добиться того, что в Миннесоте был увеличен срок давности для дел о растлении детей. Тем временем, поскольку Эндерсон пил и изменял жене, распался его брак. Позже он встретился с Джулией Аронсон, которая была на четырнадцать лет моложе его, и она стала его женой. В 1992 году у Джеффа были годовалый сын, любящая жена, прекрасный дом и доходная практика, и здесь он узнал, что его дочь от первого брака, которой уже исполнилось восемнадцать лет, призналась, что в восемь лет была совращена своим терапевтом, бывшим священником. В тот момент преступник находился в тюрьме. Терзаемый виной Джефф Эндерсон решил, что будет серьезнее относиться к отцовским обязанностям. Но он стал скатываться вниз и пил так жадно, что на своем 50-летии после застолья с друзьями полностью отключился. Когда он пришел в себя, то увидел, что его второй брак находится на грани распада.
