Иоанн Златоуст - Творения, том 10, книга 1
БЕСЕДА 33
"Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится" (1Кор.13:4).
1. Доказав, что без любви нет большой пользы ни от веры, ни от знания, ни от пророчества, ни от дара языков, ни от дара исцелений, ни от других даров, ни даже от совершенной жизни и мученичества, (апостол) описывает, как и необходимо было, беспримерную красоту ее, украшая ее изображение, как бы какими-нибудь красками, различными родами добродетели и тщательно соединяя все его части. Потому, возлюбленный, будь внимателен к сказанному и вникни в каждое слово с великим тщанием, чтобы видеть и совершенство предмета и искусство живописца. Смотри, с чего он начал, и что поставил первой причиной всех благ. Что же именно? Долготерпение; оно – корень всякого любомудрия; потому и Премудрый говорит: "у терпеливого человека много разума, а раздражительный выказывает глупость" (Притч.14:29); и далее, сравнивая эту добродетель с крепким городом, говорит, что она крепче его. Это – несокрушимое оружие, непоколебимый столп, легко отражающий все нападения. Как искра, упавшая в море, не причиняет ему никакого вреда, но сама тотчас потухает, так все неожиданное, поражая долготерпеливую душу, скоро исчезает, а ее не возмущает. Долготерпение тверже всего; укажешь ли на войско, на деньги, на коней, на стены, на оружие, и на что бы то ни было, ничто не может сравниться с долготерпением. Кто обладает чем-нибудь подобным, тот часто бывает побежден гневом, падает, подобно слабому ребенку, и все наполняет шумом и смятением; а долготерпеливый, как бы пребывая в пристани, наслаждается глубоким спокойствием; причинишь ли ему вред, не подвинешь этого камня; нанесешь ли ему обиду, не потрясешь этого столпа; нанесешь ли ему удары, не сокрушишь этого адаманта; потому он и называется долготерпеливым (μακρόθυμος), что имеет как бы долгую и великую душу, а долгое называется и великим. Между тем эта добродетель рождается от любви, и тем, которые приобрели ее и пользуются ею, доставляет великую пользу. Не говори мне, что люди потерянные, делая (долготерпеливому) зло и не претерпевая за то зла, становятся хуже; это происходит не от его долготерпения, а от тех самих, которые пользуются им не так, как должно. Потому не говори мне о них, а вспомни о людях более кротких, которые получают оттого великую пользу; когда они, делая зло, не претерпевают за то зла, то, удивляясь терпению страждущего, получают величайший урок любомудрия. Впрочем, (апостол) не останавливается на этом, но присовокупляет еще другие совершенства любви: она, говорит, милосердствует. Так как есть люди, которые употребляют долготерпение не на собственное любомудрие, а на мщение тем, кто оскорбляет их, терзаясь внутри себя самих, то он говорит, что любовь не имеет и этого недостатка; потому и присовокупляет: милосердствует. Любящие не для того поступают кротко с пламенеющими гневом, чтобы усилить пламень гнева, но чтобы укротить его и погасить, и не только мужественным терпением, но и угождением и увещанием врачуют рану и исцеляют язву гнева. Не завидует. Случается, что иной терпелив, но завистлив, отчего добродетель его теряет свое совершенство. Но любовь далека и от этого. Не превозносится, т. е. не поступает безрассудно. Она делает любящего благоразумным, степенным и основательным. Безрассудство свойственно людям, любящим постыдно; а любящий истинной любовью совершенно свободен от этого; когда нет в сердце гнева, то не может быть и безрассудства и дерзости; любовь, пребывая в душе, как бы какой-нибудь искусный земледелец, не допускает вырастать ни одному из этих терний. Не гордится. Мы видим, что многие гордятся самыми своими добродетелями, т. е. тем, что они не завистливы, не злы, не малодушны, не безрассудны; эти пороки соединены не только с богатством и бедностью, но и с самыми добрыми по природе качествами; а любовь совершенно очищает все. Заметь: долготерпеливый не всегда еще милосерд; если же он не будет милосердым, то его доброе качество становится пороком и может обратиться в памятозлобие; но любовь, доставляя врачество, т. е. милосердие, сохраняет добродетель чистой. Также милосердый часто бывает легкомыслен; но любовь исправляет и этот недостаток. "Любовь", говорит, "не превозносится, не гордится". Милосердый и долготерпеливый часто бывает гордым; но любовь истребляет и этот порок.
2. Смотри, как (апостол) представляет в похвалу ее не только то, что она имеет, но и то, чего не имеет: она, говорит, с одной стороны производит добродетели, с другой уничтожает пороки, или, лучше, не допускает им и зародиться. Не сказал: хотя у ней бывает зависть, но она побеждает зависть, или: хотя бывает гордость, но она укрощает эту страсть, а: "не завидует, не превозносится, не гордится"; и что особенно удивительно, она без усилий делает добро, без борьбы и сопротивления воздвигает трофей. Кто имеет ее, того она не заставляет трудиться, чтобы достигнуть венца, но без труда доставляет ему награду, потому что, где нет страсти, противоборствующей добродетельному расположению, там какой может быть труд? "Не бесчинствует" (ст.5). Что я говорю, продолжает (апостол), что она не гордится? Она так далека от этой страсти, что, и терпя крайние бедствия за любимого, не считает этого бесчестием. Не сказал опять, что хотя терпит бесчестие, но мужественно переносит его, а что даже нисколько не чувствует бесчестия. Если сребролюбцы, терпя всякого рода неприятности для своего прибытка, не только не стыдятся, но еще радуются, то тем более имеющий достохвальную любовь для блага любимых не откажется ни от чего подобного, и не только не откажется, но даже и не стыдится, когда терпит что-нибудь. Впрочем, чтобы нам не приводить в пример порочного дела, посмотрим в этом отношении на Христа, и увидим истину сказанного. Господь наш Иисус Христос подвергался оплеванию и бичеванию от жалких рабов, и не только не считал этого бесчестием, но еще радовался и вменял в славу; разбойника и человекоубийцу Он вместе с Собой прежде других ввел в рай, беседовал с блудницей, притом в присутствии всех обвинителей своих, и не считал этого постыдным, а даже позволил ей целовать Свои ноги, орошать слезами Свое тело и отирать волосами, и все это пред глазами врагов и противников, потому что любовь не бесчинствует. Поэтому и отцы, хотя бы они были мудрее и красноречивее всех, не стыдятся лепетать вместе с детьми, и никто из взирающих на это не осуждает их, а, напротив, это кажется настолько хорошим делом, что даже удостоивается похвалы; если опять дети бывают порочны, то они терпеливо стараются исправить их, наблюдают за ними, удерживают их от дурных поступков и не стыдятся, потому что любовь не бесчинствует, но как бы какими золотыми крыльями прикрывает все проступки любимых. Так и Ионафан любил Давида, а потому, выслушав слова отца: "сыне девок" блудниц, женовоспитанный[1] (1Цар.20:30), не устыдился, хотя слова исполнены великой укоризны; они именно означают следующее: сын блудниц, неистово пристрастных к мужчинам и предающихся всем проходящим, изнеженный, слабый, не имеющий в себе ничего мужеского и живущий к бесчестию своему и родившей тебя матери. Что же? Огорчился ли он этим, устыдился ли и отстал ли от любимого? Совсем напротив, даже хвалился своей любовью; хотя (Саул) был тогда царем, Ионафан – сыном царя, а Давид – беглецом и скитальцем, но при всем этом он не стыдился своей любви, потому что любовь не бесчинствует. Подлинно, в ней достойно удивления то, что она не только не допускает скорбеть и огорчаться в случае обиды, но еще побуждает радоваться; потому и Ионафан после всего того, как бы получив венец, пошел и обнял Давида, потому что любовь не знает бесчестия и даже хвалится тем, чего другой стыдится. Для нее стыд – не уметь любить, или любя не подвергаться опасностям и не терпеть всего за любимых. Впрочем, когда я говорю: все, то не подумай, будто разумею и вредное, например, если бы кто стал помогать юноше в (преступной) любви к женщине, или просил бы сделать что-нибудь другое вредное. Такой человек не любит, как я доказал вам прежде примером египтянки. Тот только любит, кто любимому желает полезного; а кто не ищет добра, тот, хотя бы тысячу раз говорил, что любит, враждебнее всех врагов. Так некогда и Ревекка, будучи сильно привязана к сыну, решилась даже на воровство, не стыдилась и не опасалась быть обличенной, – а предстояла немалая опасность, – но даже, когда сын возражал ей, сказала: "на мне пусть будет проклятие твое, сын мой" (Быт.27:13).
3. Видишь ли в жене апостольскую душу? Как Павел, – если можно сравнивать малое с великим, – желал подвергнуться анафеме за иудеев, так и она решалась даже подвергнуться проклятию, только бы сын ее получил благословение. Благо она предоставляла ему, – так как сама не могла участвовать с ним в благословении, – а зло готова была принять на одну себя, и притом радовалась, спешила, тогда как угрожала опасность, и огорчалась медленностью дела, опасаясь, чтобы Исав, предварив Иакова, не сделал напрасным мудрое ее распоряжение. Потому и выражается кратко, побуждает юношу и, не опровергая слов его, высказывает мысль, достаточную для его убеждения; не сказала: ты напрасно говоришь это и напрасно боишься, отец твой стар и не имеет зрения, – но что? "На мне пусть будет проклятие твое, сын мой"; только не расстраивай дела, не выпускай добычи, не теряй сокровища. И сам Иаков не был ли работником в продолжение двух семилетий у своего родственника? Не подвергался ли кроме рабства еще осмеянию после обмана? Что же? Чувствовал ли он осмеяние, считал ли бесчестием для себя, что он, будучи свободным, происходя от свободных родителей и получив благородное воспитание, был рабом у своих родственников, тогда как это особенно и бывает оскорбительно, если кто терпит поношение от близких? Нет, – и причиной тому была любовь, которая даже делала для него долгое время кратким: "они показались", говорит (Писание), "ему за несколько дней" (Быт.29:20). Так он был далек от того, чтобы оскорбляться и стыдиться своего рабства! Потому справедливо говорит блаженный Павел: "любовь не бесчинствует: не ищет своего, не раздражается". Сказав: не бесчинствует, он показывает и то, каким образом она не терпит бесчестия. Каким же? Она не ищет своего. Любимый составляет для нее все, и она вменяет себе в бесчестие, когда не может избавить его от бесчестия, так что, если можно собственным бесчестием помочь любимому, то не считает и этого бесчестием для себя: любимый для него – то же, что сам он. Любовь такова, что любящий и любимый составляют уже не два отдельных лица, а одного человека, чего не может сделать ничто, кроме любви. Потому не ищи своего, чтобы тебе найти свое; кто ищет своего, тот не находит своего. Потому и Павел говорил: "никто не ищи своего, но каждый пользы другого" (1Кор.10:24). Польза каждого заключается в пользе ближнего, а польза ближнего в его пользе. Как закопавший собственное золото в доме ближнего, если не захочет сходить поискать и откопать его там, никогда не увидит его, так и здесь, кто не хочет в пользе ближнего искать собственной пользы, тот не получит венцов.
