Поль Гольбах - Система природы, или О законах мира физического и мира духовного
Одним словом, среди качеств, приписываемых богу теологией, имеется и исключительная привилегия действовать вопреки всем законам природы и разума, между тем как именно на его разуме, справедливости, мудрости, верности принятым обязательствам желают основать наше почитание его и нравственный долг. Что за океан противоречий! Существо, которое может все и ничем не обязано никому; которое в своих извечных повелениях может избрать людей или отвергнуть их, предназначить им счастье или несчастье; которое вправе сделать из них игрушки своей прихоти и нанести им без всякой причины страдания; которое может даже уничтожить и разрушить вселенную,- что такое подобное существо, как не тиран или демон? Есть ли что-нибудь отвратительнее следствий, вытекающих из возмутительных представлений о боге, существующих у тех лиц, которые призывают нас любить его, служить и подражать ему, повиноваться его приказаниям? Не в тысячу ли раз лучше было бы зависеть от слепой материи, от лишенной разума природы, от случая или небытия, от деревянного или каменного идола, чем от бога, ставящего, как мы видим, ловушки людям, побуждающего их грешить, дозволяющего им совершать преступления, которым он мог бы помешать,- и все это лишь для того, чтобы иметь варварское удовольствие наказывать их без всякой меры, без всякой пользы для самого себя, без предоставления им возможности исправиться и без того, чтобы их пример служил исправлению других людей? Мысль о подобном существе неизбежно должна переполнять душу мрачным страхом; конечно, боясь его власти, мы будем рабски поклоняться ему, называя его благим, льстя ему и обезоруживая его злобу; но было бы совершенно противоестественно, если бы мы полюбили подобного бога, зная, что он ничем не обязан нам, что он вправе быть несправедливым, что он может наказать свои творения за злоупотребление предоставленной им свободой или же за то, что они лишены благодати, в которой он им отказал.
Таким образом, предположение, что бог не связан по отношению к нам никакими правилами, подкапывает самые основы всякого религиозного культа. Теология, утверждающая, что бог мог создать людей, чтобы навеки сделать их несчастными, рисует нам какого-то злокозненного духа, злоба которого безмерна, бесконечно превосходя жестокость самых свирепых людей. Между тем таков бог, которого имеют бесстыдство предлагать в качестве образца для человеческого рода! Таково божество, которому поклоняются даже народы, кичащиеся своей особенной просвещенностью!
Между тем с помощью морального облика божества, то есть его благости, мудрости, справедливости, его любви к порядку, желают обосновать нашу мораль, или науку об обязанностях, связывающих между собой людей; но так как совершенство и благость божества весьма часто опровергаются фактами, свидетельствующими о его злобе, несправедливости и жестокости, то приходится признать, что это божество капризно, изменчиво и непостоянно в своем поведении, часто находясь в противоречии с самим собой. Действительно, оно то благоприятствует человеческому роду, то готово вредить ему; то стоит на стороне разума и счастья общества, то запрещает пользоваться разумом, относится враждебно ко всякой добродетели и с радостью взирает на смуты в обществе. Однако подавленные страхом люди не осмеливаются ни сознаться, что их бог несправедлив и зол, ни понять, что он позволяет им быть такими же; они довольствуются мыслью, что все совершаемое ими - якобы согласно его повелениям или с целью угодить ему - всегда хорошо, как бы пагубно оно ни казалось с точки зрения разума. Люди наделяют бога правом творить справедливое и несправедливое, превращать добро в зло и зло в добро, истину в ложь и ложь в истину - одним словом, приписывают ему право изменять вечную сущность вещей; они считают этого бога стоящим над законами природы, разума, добродетели; они думают, что никогда не поступают дурно, следуя его нелепейшим предписаниям, резко противоречащим морали и здравому смыслу и крайне вредным для спокойствия общества. При наличии таких принципов не приходится поражаться тем ужасам, которые творила на земле религия. Самая жестокая религия была и самой последовательной. Господствующая ныне в Европе религия, несомненно, причинила больше опустошений и бедствий, чем всякое другое известное нам религиозное суеверие; в этом отношении она лишь следовала своим принципам. Можно сколько угодно проповедовать терпимость и кротость во имя деспотического бога, ревниво требующего монопольного поклонения себе, настаивающего на признании некоторых определенных догматов, жестоко наказывающего за ложные взгляды и требующего усердия от своих почитателей, но при таком боге всякий последовательный человек должен стать нетерпимым фанатиком. Современная теология благодаря приписываемому ей значению - это тонкий яд, способный заразить все. Углубившись в метафизические умозрения, современные теологи стали систематическими проповедниками нелепости и злобы; после того как их отвратительные представления о божестве получили признание, им невозможно было доказать, что они должны быть гуманными, справедливыми, миролюбивыми, кроткими, терпимыми; они утверждали и доказывали, что эти человеческие и социальные добродетели непригодны в вопросах религии и являются изменой и преступлением в глазах царя небесного, для которого необходимо пожертвовать всем, основывая Мораль на Мало соответствующем требованиям нравственности облике бога, не отличающегося постоянством поведения, человек никогда не может определить своих обязанностей ни по отношению к богу, ни по отношению к самому себе, ни по отношению к другим людям. Поэтому было крайне пагубно убедить его, что существует превосходящая природу сила, пред которой должен смолкнуть разум и ради которой, желая быть счастливым, надо пожертвовать здесь, на земле, всем. Мнимые повеления этой силы и ее пример неизбежным образом должны были иметь большее значение, чем предписания человеческой морали; поклонники бога могли прислушиваться к голосу природы и здравого смысла лишь тогда, когда он случайно согласовался с прихотями их бога, которому приписали способность уничтожать неизменные отношения всех вещей, превращать разум в неразумие, справедливость в несправедливость и даже преступление в добродетель. Под влиянием этих идей религиозный человек никогда не анализирует повелений и поведения небесного деспота согласно правилам здравого смысла; любой фанатик, который заявит, что он послан богом и уполномочен им толковать его повеления, будет иметь право толкнуть верующего человека на безрассудство и преступление: первая обязанность верующего - всегда безропотно повиноваться богу.
Таковы роковые и неизбежные следствия приписываемого божеству морального облика и учения, требующего от людей слепого повиновения абсолютному владыке, произвол и прихоть которого определяют все обязанности. Те, кто впервые дерзнули сказать людям, что в вопросах религии они не смеют ни обращаться к своему разуму, ни считаться с интересами общества, имели, очевидно, целью сделать из них игрушки или орудия своей собственной злобы. В этом коренном заблуждении берут начало все странности различных религий, их кровавое безумие, бесчеловечные гонения, так часто бывшие гибельными для народов, - одним словом, все те ужасные трагедии, причиной и предлогом которых было имя всевышнего. Всякий раз, когда хотели внести раздор в отношения людей друг с другом, им внушали, что этого требует бог. Таким образом, сами теологи постарались оклеветать и ославить призрак, вознесенный ими во имя их интересов над обломками человеческого разума и плохо изученной природой, в тысячу раз превосходящей тиранического бога, которого делают ненавистным для всякого добродетельного человека, думая превознести и прославить его. Именно сами теологи разрушают собственный идол, приписывая ему бесчисленные противоречивые качества; именно они, как это будет еще показано в дальнейшем, подкапываются под основы морали, строя ее на идее о непостоянном и капризном боге, гораздо чаще несправедливом и жестоком, чем благом. Именно они уничтожают мораль, требуя от людей кровопролития и варварских преступлений во имя владыки вселенной и запрещая им прибегать к разуму, который один должен был бы определять их поведение и идеи.
Но допустим на минуту, что бог обладает всеми человеческими добродетелями в бесконечной степени; мы должны будем в этом случае признать, что он не может соединять их с метафизическими, теологическими и отрицательными атрибутами, о которых мы уже говорили. Если бог есть чистый дух, то может ли он действовать подобно человеку, являющемуся телесным существом? Чистый дух не видит ничего; он не слышит ни наших молитв, ни наших воплей; лишенный органов, вызывающих в нас чувство сострадания, он не может сжалиться над нашими бедствиями; он не неизменен, если его настроения могут меняться; он не бесконечен, если природа существует наряду с ним и отдельно от него; он не всемогущ, если не предвидит совершающихся в мире зол и беспорядков или терпит их; он не вездесущ, если не находится в совершающем грех человеке или покидает его, когда тот совершает грех. Таким образом, как бы ни рассматривать этого бога, приписываемые ему человеческие качества неизбежно уничтожают друг друга; к тому же они никак не могут существовать вместе со сверхъестественными атрибутами, которые приписывает богу теология.
