Александр Мень - На пороге Нового Завета

Явившись в сенат, Катон посоветовал немедля решить афинские дела, чтобы Карнеад со своей свитой быстрее вернулся домой и там "вел бы ученые беседы с детьми эллинов, а римская молодежь по-прежнему внимала бы законам и властям" (15).

Итак, противники эллинизации выиграли еще один бой. Но на самом деле их борьба была безнадежна. Это видно хотя бы из того, что сам Катон не склоне дней вынужден был засесть за Демосфена и читать греческие книги. Можно было изгнать из Рима двух-трех философов, но совсем преградить греческой мысли дорогу к нему было невозможно. Раз начавшись, процесс эллинизации стал необратимым.

Следует сказать, что не только римляне увлекались Элладой; со своей стороны и многие греки восхищались Римом. Историк Полибий, который прибыл туда в 166 году, пришел в восторг от латинского государственного строя. Он заявил, что Рим сумел соединить элементы монархии, демократии и аристократического правления "равномерно и правильно" (16). Этот синтез, по мнению Полибия, и дал республике такую удивительную устойчивость и силу. Покорение Греции и других стран Римом есть проявление верховного мирового закона. "Судьба,-говорил Полибий,никогда не совершала ничего подобного и не давала такого свидетельства своей мощи" (17). Панегирики писателя смягчили даже непреклонного Катона и примирили его с греками.

Полибий готов был забыть все несправедливости Рима по отношению к его родине. Сам попав в Италию заложником, историк был свидетелем того, как римляне в 146 году окончательно присоединили Элладу. Но это не поколебало Полибия. Он признавал за Римом правоту, подобно тому как в XIX веке Гегель счел судьбоносной победу Наполеона над Германией. Полибий лишь добивался от римлян более гуманного отношения к побежденным.

Между тем, отмечая положительные стороны латинской конституции, историк мало обращал внимания на недуги, которые уже стали расшатывать империю.

В том же году, что и Греция, пал Карфаген-столицу пунов стерли с лица земли. Но быть владыкой мира оказалось нелегкой задачей. Риму нужно было держать в повиновении целые страны и народы, а это влекло за собой усиление власти военачальников и администраторов. В их руках сосредоточились огромные поместья - латифундии.

Вытесненные со своих полей крестьяне шли в Рим, где они превращались в праздный пролетариат. С каждым днем увеличивалось число рабов. В иных местах их становилось едва ли не больше, чем граждан. В 40-х и 30-х годах вспыхнули восстания невольников в Сицилии и других областях. Их жестоко подавили, однако куда опаснее становилась революция, назревавшая изнутри.

Внук Сципиона Африканского Тиберий Гракх одним из первых осознал всю бедственность положения Города, наполненного безработными. "Даже у лесных зверей,-говорил он,-имеются логовища; граждане же, сражавшиеся за честь государства, не знают, где приклонить голову. У них не осталось ничего, кроме воздуха и света" (18).

Обнищавший пролетариат стал немезидой империи. Чтобы предотвратить мятежи, сенат и военные должны были постоянно снабжать даровым продовольствием обитателей трущоб. В Риме создалась накаленная атмосфера, которой там прежде никогда не знали. Гордые победами отечества, пролетарии и разорившийся плебс считали себя вправе требовать от властей "хлеба и зрелищ". Уступки, в свою очередь, лишь поощряли беззаботность и самоуверенность толпы. На площадях часто звучала песня: Долой заботы и тревоги!

Республика должна нас содержать! Цирковые представления и бои гладиаторов превратились в кровавую страсть римлян. Правительство рассчитывало отводить в это русло агрессивность масс, давая в амфитеатре выход народным страстям.

Но, разумеется, далеко не всегда можно было утихомирить безработных. Народные собрания нередко выливались в драки и поножовщину. Кроме плебса и рабов, постоянным источником тревоги были италийцы и жители провинций, которые настойчиво добивались римского гражданства.

Тиберий Гракх и его брат, пытаясь разрешить все эти проблемы, впервые в Риме создали политическую партию. На митингах они обращались прямо к народу, обещая вернуть пролетариям их землю, а "союзникам"-даровать права граждан. Но замыслы Гракхов натолкнулись на отпор алчной олигархии. Плебс не сумел поддержать своих заступников, и трибуны были убиты главарями аристократов.

Римлян по-прежнему продолжали кормить обещаниями и подачками. Кризис затягивался. Надвигались годы переворотов, гражданских войн и диктатуры. За власть над народами Риму, как и каждой империи, приходилось платить дорогой ценой...

Глава двадцать третья

ЭЛЛИНИЗМ В РИМЕ

1. См.: Плутарх. Фабий Максим, III, Ливий, XXII.

2. Ливий, XV, I.

3. Овидий. Фасты, IV, 290-298, см.: Дж. Фрэзер. Золотая ветвь, с. 386 сл.

4. Плутарх. Катон, III. Пользуясь данными Плутарха о Катоне, необходимо иметь в виду полемический характер источников, которыми пользовался писатель. См. М. Сергеенко. Из заметок о Катоне.-ВДИ, 1976, Э 3, с. 157-159.

5. Имя Катона в деле о Вакханалиях не упоминается. Но есть все основания думать, что он был одним из инициаторов их преследования. См. Н. Бодянский. Римские вакханалии и преследование их в VI веке от основания Рима. Киев, 1882, с. 172.

6. Ливий, XXXIX. Основные сведения о процессе содержатся в этой части сочинения Ливия. См. также: Цицерон. О законах, II, 15; В. Максим, 1, 3; VI, 3; Тертуллиан. Апологетика, VI; 6л. Августин. О Граде Божием, VI, 8; XVIII, 13.

7. Медная доска с эдиктом этим была найдена в XVII в. Перевод его дан в указанной выше книге Н. Бодянского, с. 12.

8. См. : И. Маяк. О запрещении Вакханалий в Риме. - "Советская археология", т. 28, 1958, с. 261.

9. Бл. Августин. О Граде Божием, VII, 34.

10. Ливий, IX, 29; Аврелий Виктор. О знаменитых людях, III, 3.

11. См. Ф. Зелинский. Рим и его религия, с. 59 сл. По мнению итальянского исследователя Э. Перуцци, находка могла содержать и подлиннее текстыНумы (Е. Реruzzi. Origini di Roma, 1973, р. 114 ss).

12. См.: А. Геллий, XV, 2, Афиней, XII, 68; Элиан, IX, 12.

13. Труды Карнеада не сохранились. Источником для знакомства с его взглядами служат произведения других авторов. См.: Р. Рихтер. Скептицизм в философии, т. I. СПб., 1910, с. 80 сл.

14. Плутарх. Катон, XXIII.

15. Там же, XXII.

16. Полибий, VI, 2 сл. См. С. Утченко. Политические учения древнего Рима III-I вв. до н. э. М., 1977, с. 145 сл.

17. Полибий, I, 4.

18. Плутарх. Тиберий Гракх, IX.

Глава двадцать четвертая

ПОПЫТКИ СИНТЕЗА

Вначале философию терпели как неизбежное зло,

а впоследствии в ней стали искать

опору для римской религии.

Т. Моммзен

Италия, 120-80 гг. до и. э.

Эллинизация и наплыв инородцев, казалось, несли гибель латинскому духу. Тем не менее он выжил, найдя себе опору в римской интеллигенции. Ее лучшие представители, хотя и прошли школу греков, были непохожи на тех, кто, по словам современника, "становится тем хуже, чем лучше знает эллинский язык". Серьезные вдумчивые люди-публицисты, историки, ораторыуже поняли, что эллинская религия не оправдала надежд и не в силах оздоровить общество.От того, что Юпитера стали называть Зевсом, мало что изменилось. Зато на философию греков, видимо, можно было рассчитывать.

Впрочем, образованные римляне не хотели слепо копировать чужое, а стремились создать собственное мировоззрение на основе сплава эллинства и латинства. В этом им помогли стоики, которые в то время вели повсюду энергичную пропаганду своего учения. Мудрецов, одетых в ветхие плащи, поборников умеренности и воздержания, можно было встретить в домах консулов и в тавернах, на базарах и в школах. Они как бы намеревались исправить зло, которое причинили Риму их соплеменники, посеявшие в нем безверие и распущенность.

Доктрина Стои была удивительно родственной римскому складу мышления и жизненным принципам латинства. Старинные идеалы верности, доблести и самообладания именно у стоиков и обретали философский смысл. Казалось, что многие римляне были последователями Зенона, даже не слыхав его имени.

Индивидуализм и космополитизм стоиков в эпоху империи уже не казались в Риме одиозными; ослабела общая подчиненность законам, изменились взгляды на окружающий мир. Словом, учение финикийца, занесенное из Греции, быстро укоренилось в Риме и стало классическим выражением национального духа латинян.

Первым проповедником стоицизма в Риме был грек Панеций (185-110), уроженец острова Родос (1). Талантливый ученый и мыслитель, он стал почетным гостем в столичных салонах, где собирались просвещенные эллинофилы. Племянник Сципиона Старшего, Сципион Эмилиан, годами не разлучался с ним и возил с собой во время дипломатических путешествий по Востоку.

Как философ Панеций был скорее эклектиком, но в целом склонялся к стоицизму. Под влиянием пирронистов и академиков он отверг как недоказуемые старые понятия Стои о Боге и бессмертии души. По его мнению Провидение не управляет миром и человек свободен от влияния потусторонних сил. На этом основании Панеций считал спорной и веру в предсказания (2).