Александр Мень - История религии (Том 5)
"Производите справедливый суд и оказывайте милосердие и сострадание каждый брату своему; вдовы и сироты, иноплеменника и бедняка-не притесняйте и не мыслите друг против друга зла в сердце вашем" (Зах 7, 9-10).
Посланцы из Вавилона привезли в дар Общине золото. Захария велел сделать из него две короны: одну-"сыну Давидову", другую-первосвященнику. Это должно было означать, что момент воцарения Мессии вот-вот наступит, что "Побег", который, по пророчеству Исайи, должен выйти из срубленного древа Израилева, уже распустил свои листья. Эта "Цема", Отрасль, - не кто иной, как Зерубабель:
"Так говорит Ягве Саваоф: вот Муж, имя которого Отрасль, который там, где поднимется, восстановит храм Ягве, и поставит храм Ягве, и примет славу, и воссядет на престоле своем. Священник будет одесную его, и согласие будет между ними обоими" (Зах 6, 12-13).
Нельзя не почувствовать здесь воскрешения старой теократической мечты ранних пророков о земном царстве, управляемом волей Бога; только вместо прежнего единовластия мы уже видим союз двух начал: светского и теократического.
И все же, несмотря на это, Аггей и Захария остались верными своим предшественникам - пророкам. Царство Мессии не стало для них новым вариантом "Царства стран", ахменидской деспотии. Его слава утвердится "не силою и не воинством, но Духом Моим, говорит Ягве Саваоф" (Зах 4, 6).
Но сумел ли Зерубабель устоять на этой основе? Не соблазнила ли его перспектива политического мессианизма?
Последнее, что мы знаем о нем, это то, что он участвовал в освящении храма. Работа была закончена в поразительно короткий по тем временам срок. 12 марта 515 года состоялось торжественное освящение Дома Божия, приуроченное к празднику Пасхи. На этом библейское повествование о Зерубабеле обрывается. Известно, что после него персы больше не ставили "сынов Давидовых" правителями Иудеи. Согласно одному преданию, наместник по приказу царя вынужден был уехать в Вавилон. Потомки его через семьдесят лет еще жили в Халдее (1 Пар 3, 22; Езд 8, 2). В доносе Артаксерксу самаряне впоследствии говорили, что Иерусалим - "город мятежей и опасный для царей и областей, и отпадения бывали в нем издавна" (Езд 4, 15). Это может являться намеком на какие-то беспорядки в Иерусалиме (7).
Что же произошло там? Не пытался ли Зерубабель провозгласить себя Мессией и не пал ли он жертвой вековой мечты Израиля? Или, быть может, обеспокоенные персы успели заблаговременно опередить его замыслы? Все эти вопросы остаются без ответа. Ясно одно: звезда дома Давидова закатилась надолго, чтобы подняться теперь уже только над Вифлеемом.
x x x
О периоде между 515 и 445 годами Библия молчит. Несомненно, за это время под новыми ударами судьбы волна мессианского брожения в Иерусалиме спала.
Но это имело и свои положительные последствия.
Неудача Зерубабеля заставила задуматься лучших людей Израиля. Быть может, именно она побудила их вернуться к тем мыслям, которые внушал народу Второисайя. О том, что его призыв возвещать имя Божие в мире продолжал находить отклик в годы очередного кризиса Общины, свидетельствует одна из самых удивительных книг Ветхого Завета - Книга пророка Ионы (8).
Нас не должно вводить в заблуждение то, что ее обычно помещают среди пророческих писаний; это произведение относится к совсем иному жанру, нежели вдохновенная проповедь "наби". Несмотря на то, что идея книги вытекает из учения пророков, ее нужно отнести к разряду "агад". "Агадами" именовались еврейские назидательные сказания и притчи. Чаще всего в основе "агады" лежал какой-нибудь эпизод из библейской истории, но облеченный в форму легенды, уже весьма мало напоминающую историю даже в библейском смысле слова. Такие произведения иногда называли "мидрашем", т. е. толкованием предания и размышлением над ним*.
-----------------------------------------------------------------
* "Мидраш" - понятие более широкое; он включает в себя как "агаду", так и "галаху", т.е. предания, касающиеся обрядов и обычаев.
Главной целью "агады" являлось поучение. "Исторические книги" Ветхого Завета тоже преследовали эту цель, но они заключали в себе подлинные факты, взятые из летописей. "Агада" же по существу равнодушна к исторической достоверности своего рассказа. В ней идея целиком заслоняет историю.
По свидетельству Книги Царств, во времена Амоса и Осии в Самарии действительно жил некий пророк Иона, сын Амиттаи, который предсказал Иеровоаму II победу над соседними племенами (4 Цар 14,25). Это все, что известно о нем. Автор же "мидраша" (9) делает его героем красочной драматической притчи.
Этот ветхозаветный писатель был, несомненно, одним из мудрецов-книжников. Мы уже говорили, что роль их сильно возросла с тех пор, как в плену богослужение заменили субботние собрания. На этих собраниях книжники читали наставления и рассказывали поучительные истории. (Еще Иезекииля называли "слагателем притч".)
Агадическая форма библейского учительства прежде мало принималась в расчет толкователями Книги Ионы, они хотели видеть в ней описание подлинных событий. Такой подход неизбежно отвлекал от главного: скептики превращали историю незадачливого пророка в мишень для насмешек, а апологеты изыскивали способы доказать, что человек может пробыть невредимым три дня в желудке "большой рыбы" (10). Конечно, чудо есть чудо, и странным было бы предположить, будто Бог, создавший это морское чудовище, не мог сделать так, чтобы проглоченный им человек остался жив. Но многие места и особенности книги указывают на то, что она вовсе не претендует на историческое правдоподобие. Ниневия, куда был послан Иона, изображается как город "на три дня пути", между тем древность вообще не знала столь больших городов; не было и такого побережья, откуда можно было дойти до Ниневии за три дня. Сцена всенародного покаяния ниневитян на фоне того, что известно об Ассирии, также выглядит невероятной. Исторический Иона являлся современником Тиглатпаласара III, царя, который меньше всего был склонен уверовать в Бога Израилева или каяться. Одним словом, все это, включая и рыбу, и фантастическое растение, вырастающее за одну ночь до размеров дерева, говорит о том, что перед нами аллегория, назидательная легенда; и если рассматривать книгу с такой точки зрения, то насмешки над ней окажутся бессмысленными. Она заключает в себе идею, которая ставит этот шедевр на одно из первых мест в Ветхом Завете (11).
Что побудило автора написать Книгу Ионы, догадаться нетрудно. Вызванное Аггеем и Захарией мессианское движение породило нездоровое чувство национального превосходства и политического властолюбия. Зерубабель, Иошуа и наиболее пламенные мессианисты Иудеи ожидали, вероятно, что языческие крепости падут, поверженные космической бурей. Но все осталось на прежних местах. Две заготовленные короны оказались ненужными. Многие усмотрели в этом отказ Ягве от Своего слова и открыто роптали. Как мог Он пощадить язычников? Почему не бросили их и их идолов под ноги "сына Давидова"? Вероятно, и завет Второисайи о миссионерстве Израиля стал вызывать у некоторых протест: стоит ли отдавать иноплеменникам свое единственное достояние - веру?
И вот, отвечая этим заносчивым, недовольным и угрюмым людям, тщетно ожидавшим гибели чужеземных монархий, израильский учитель пишет Книгу Ионы.
В ней рассказывается о пророке, которого Бог послал проповедовать в самое языческое пекло - в Ниневию. Ниневия названа не случайно, ибо она осталась в памяти Израиля как страшилище, хуже которого невозможно было и придумать.
Получив небесное повеление, Иона отнюдь не намеревался печься о спасении ниневитян. Человек пылкий и темпераментный, он нисколько и не скрывал причин своего непослушания: ему слишком хорошо известно, что Ягве Бог "благой, долготерпеливый, многомилостивый и отменяющий бедствия", поэтому легко предугадать, что Он пощадит грешников, если они раскаются.
Рассудив так, Иона без лишних слов садится на купеческий корабль и решает "бежать от лица Ягве" в далекий Тарсис, в Испанию. Но его наивная уловка напрасна: Бог посылает бурю, и Иона догадывается, что корабль может пойти ко дну из-за него. Он просит купцов бросить его в воду, и, едва они выполняют его просьбу, море утихает.
Строптивый пророк не утонул: Ягве послал гигантскую рыбу, которая проглотила Иону и через три дня выплюнула на берег. И здесь Бог снова приказывает Ионе идти в Ниневию.
Понимая бесполезность противления. Иона отправляется в путь. В Ниневии он в точности выполняет поручение Ягве, объявив, что если город не отвратится от своего нечестия, то через сорок дней его постигнет гибель.
"И поверили ниневитяне Богу, - повествует рассказчик,-и объявили пост, и оделись во власяницы, от великого до малого". Сам грозный царь Ассирийский встал со своего трона и, сняв мантию, сел в рубище на пепле. Во всеобщем посте приняли участие не только люди, но даже скот.
Такое искреннее сокрушение, разумеется, отвело от нечестивцев гнев Господень. Но Иону этот результат его же проповеди глубоко возмутил. В запальчивости он стал пенять Богу. "Не это ли говорил я, еще когда был в земле своей?" Недаром он предвидел, что Ягве помилует ниневитян, а теперь, когда ожидаемое случилось, жизнь стала ему противна, и он желал себе смерти.
