Иосиф Афонский - Послание исихасту пустыннику
Итак, если мы пребудем в этом состоянии и не случится с нами какого-нибудь зла от постоянных войн и смятения страстей, тогда нам дается дар от Бога — благодать совершенства. Она делает нас совершенными и называется сверхъестественной, ибо пребывает выше естества. И в двух других прежних состояниях человек благими помыслами и духовными воспоминаниями понуждает себя держаться добродетелей: любви, смирения, воздержания и прочих. И вообще благочестивыми и противоборствующими помыслами он дает отпор злобе страстей и держится добродетелей. Когда же придет сверхъестественная благодать совершенства, все страсти исчезают. И все добродетели держатся естественно, без усилий и старания самого человека. Ибо дано ему то божественное бесстрастное состояние, которое было до преступления. Ведь страсти вошли в человеческое естество после преслушания, совершенного Адамом. А естественное состояние, в котором человек был создан Богом, было бесстрастным. Поэтому и ум, когда освобождается от страстей, ходит, благодаря Божественному знанию, как царь, выше естества.
Так вот, когда и ты, чадо, видишь, что без ухищрений и духовного напряжения помыслов все добродетели пребывают как естественные и не переменяются, то знай, что ты — выше естества. Когда, опять же, ты удерживаешь добродетели с помощью благих помыслов, а они переменяются, то знай, что ты — в естественном состоянии. А когда ты совершаешь грехи, знай, что ты — в противоестественном состоянии и пасешь чужих свиней, как сказано в Святом Евангелии. И поспеши освободиться. А то, что сверх сего, ведает Премудрый и Всеблагой Бог и тот, кто пребывает в Боге, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.
О любви
Так как мы написали уже много разного, чадо мое, то я, побуждаемый твоей горячей верой и благоговением, посчитал, что хорошо бы написать тебе немного и о любви из того, что я узнал от прежних преподобных отцов и чтения Писаний. Но, представляя высоту этой сверхъестественной благодати, я боюсь, что, может быть, не смогу осилить это слово. И все же, согреваемый надеждой на ваши святые молитвы, я это слово начинаю. Ибо как я могу, чадо мое, своей силой написать о столь великой благодати, которая превосходит мою силу? И каким языком следует мне рассказать об этом пренебесном наслаждении и пище святых Ангелов, пророков, апостолов, праведников, мучеников, преподобных и всего сонма, записанного на Небесах?
Истинно говорю, чадо мое, если бы я мог говорить языками всех людей от Адама, чтобы они мне помогали, то и тогда мне кажется невозможным, чтобы я смог достойно восхвалить любовь. И что говорю "достойно"? Ведь смертный язык ничего, ни единого слова не может сказать о любви, если не сам Бог, Самоистина и Любовь, даст нам силу слова, и мудрость, и ведение. И если Сам Бог и наш сладчайший Иисус Христос — Сам от Себя — не даст посредством человеческого языка Себя призывать и хвалить. Ибо Любовь есть не иное, как Сам Спаситель и Отец вкупе и Божественный Дух и сладчайший Иисус.
И все другие дарования человеколюбивого Бога возбуждают божественное чувство, когда в нас смирение, кротость, воздержание и прочее приводятся в действие Божией благодатью. Они, вообще, без действия Божией благодати суть просто добродетели. И мы их храним, благодаря заповеди Господа, для исцеления наших страстей. И прежде чем получим благодать, мы постоянно испытываем перемены: к смирению и к возношению, к любви и к ненависти, к воздержанию и к многоядению, к кротости и ко гневу, к долготерпению и к ярости и пр.
Однако когда мы движимы Божией благодатью, тогда эти постоянные перемены души прекращаются. И хоть тело и испытывает простые и естественные перемены, то есть холод, жару, тяжесть, труд, боль, голод, жажду, болезни и прочее, но душа, питаемая действием Божией благодати, пребывает неизменной в данных ей естественных Божиих дарованиях.
Эту неизменность, о которой я говорю, ты должен понимать так: когда в нас находится благодать, душа непеременчива в данных ей Богом дарованиях. Но это не значит, что перемен не бывает, когда благодать отходит. Благодаря стойкому благоразумию души, человек труднопеременчивым стать может. Однако не делается непеременяемым.
Ибо мы и в другом месте этого послания написали, что до тех пор, пока мы носим эту глиняную оболочку, пусть никто не думает, что без пришествия Божией благодати может существовать высота состояния, которая не подвержена переменам, которой ничего не угрожает. Но когда Божия благодать приходит, человек и наслаждается чувством каждого Божиего дарования, и все верно понимает.
Однако, когда человек достигнет чувства Божественной любви, которая есть Сам Бог, согласно говорившему, что Бог есть Любовь и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем, сможет ли тогда смертный язык, совершенно не имеющий Божией энергии, говорить о Боге и о Его святых дарованиях? Ведь и сегодня многие добродетельные и благочестиво живущие люди, делом и словом бла-гоугождающие Богу и приносящие пользу ближнему, думают (и многие о них такого мнения), что они достигли любви, благодаря малому делу милости и сострадания, которое они оказывают ближнему.
Однако истина не такова. Ведь они исполняют заповедь любви, согласно Господу, говорящему: "Любите друг друга". И хранящий заповедь достоин похвал как исполнитель Божиих заповедей. Но это отнюдь не значит, что это и есть действие Божией любви. Это дорога к источнику, однако не сам источник. Это ступени ко дворцу, однако не сама дверь дворца. Это царское платье, но не сам царь. Это заповедь Божия, но не сам Бог.
Так вот, желающему говорить о любви следует в полноте чувства вкусить таинство любви, и затем, если позволит Источник любви, сладчайший Иисус, передать плод от полученного, и принести несомненную пользу ближнему. Ибо велика для нас опасность говорить ошибочно, и думать в неведении, и гордиться, что мы знаем то, чего на самом деле не знаем.
Так вот, знай, возлюбленное чадо мое, с точностью, что иное есть заповедь любви, исполняемая делами ради братолюбия, и иное — действие любви Божественной. И первое могут все люди, если захотят и понудят себя это исполнить, а второе — нет. Поскольку это не зависит ни от наших дел, ни от нашего желания: захотим ли, когда захотим и как захотим. Но зависит это от источника любви, нашего сладчайшего Иисуса, Который дает нам это, если Сам хочет, как хочет и когда хочет.
И если мы ходим в простоте, и храним заповеди, и со слезами, в терпении и постоянстве усердно просим, и хорошо, как Моисей, стережем Иофоровых овец, то есть благие и духовные движения ума и помыслы, в зное дня и холоде ночи постоянных войн и искушений, и сокрушаемся от усилий и смирения, тогда мы удостаиваемся видения Бога и Купины, пылающей и неопаляемой в наших сердцах от божественного огня любви. И, приблизившись к ней умной молитвой, мы слышим Божий глас, говорящий в таинстве духовного ведения: "Сними обувь твою с ног твоих". То есть сними с себя всякое своеволие и попечение этого века, и всякое ребяческое мудрование и подчинись Святому Духу и Его Божественной воле, ибо место, на котором ты стоишь, — свято.
И когда все это будет снято, принимает на себя человек ответственность за народ и несет казни фараону, то есть рассуждение и управление Божественными дарованиями, и победу над бесами. И затем получает Божественные законы. И не на каменных скрижалях, как Моисей, которые ветшают и разбиваются, но божественно начертанные Святым Духом в наших сердцах. И не только десять заповедей, но сколько вмещают наши ум, ведение и естество. И затем входит человек во внутреннейшие завесы.
А когда осеняет Божественное облако в огненном столпе любви и он становится весь огнем и не в силах более этого выносить, тогда Божественное действие любви взывает к Источнику любви и говорит человеческими устами: "Кто может разлучить меня со сладкой любовью Твоей, Иисусе?" И, вдобавок, в веющем дуновении — в теле или без тела — Бог знает, — внутри жилища или вне его, на воздухе — Бог знает, — это знает лишь тот, кто видел, — весь ставший огонь — с огнем, изливая слезы любви, с удивлением и изумлением взывает: "Останови, сладкая Любовь, воды Твоей благодати, ибо соединение моих членов распалось!" И когда он говорит это в веющем дуновении Духа с Его чудесным и неизреченным благоуханием, замирают чувства, и невозможно никакое телесное движение. И весь плененный, связанный молчанием, он только удивляется богатству славы Божией, пока не уйдет божественный мрак.
И стоит как безумный,Вне себя, словно пьяный,Не говоря ничего.Ничего говорить не дают ни язык,Ни ум, ни сердце — душе и воле.Лишь Иисус мой, любовь и сладость!Отец и Спаситель мой, сладчайший Эрос!Создатель и Бог мой и Святой Душе,О Пресвятая Троица в Божественной Единице!О души моей жизнь, наслаждение сердца,Просвещенье ума и любовь совершенная!О источник любви, надежда и вера,Мне поведай, как жить, чтоб Тебя отыскал я.Да, любовь моя сладкая, Иисусе мой Спасе,Только это скажи и другого не надо.Мне найти бы Тебя и упасть к Твоим стопам,Сладко целуя и раны, и гвозди.И вечно плакать с болью сердечной,И стопы орошать, как прежде Мария.Да не отлучат меня все начала,Власти и силы врага велиара,Ни весь мир целиком и его наслажденья,Ни все удовольствия этого века.И оттуда, где стопы Твои орошаю,Ты возьми мою душу, помести, куда знаешь,Чтоб тебя, мой Спаситель, Мой Бог и Создатель,Вечно видеть и чтить, воспевать, славословитьСо всеми апостолами, преподобными, мучениками,Пророками, праведниками и святыми женами,И воинством всем небесных Ангелов,Херувимов, Серафимов, Властей и Престолов,И с Матерью сладчайшей Пресвятою ДевойИ Госпожою всех Богородицей Марией.Аминь.
Итак, блажен, чадо мое, час, в который предстоит нам, если удостоимся, чистой предать нашу душу Господу и сорадоваться со всеми, о ком мы сказали, там, где во всех и над всеми царствует Иисус Христос, сладчайший Спаситель, Отец и Бог, Дух Возлюбленный, Святой, Благой, Мирный, Живоначальный, Животворящий, Троица Святая Нераздельная, ныне и присно и в бесконечные веки нескончаемых веков. Аминь.
