Борис Ганаго - Чудик
Когда батюшка в сопровождении Николая, Серафима, хора и всего православного лагеря появились у кладбищенской калитки, первыми подошли взять благословение Семен и тетя Тамара. Видя это, просили их благословить и другие сельчане.
В полной тишине началась панихида.
— Упокой, Господи, душу усопшей рабы Твоей Анастасии, — трогательно пел хор.
Сын не мог сдержать слез, плакали многие. А в завершение батюшка ходил по кладбищу и окроплял все могилы, где стояли кресты. Потом он сказал:
— Называли усопшую Ниловной. Но имя у нее было Анастасия, что значит воскресшая.
Вот и помолимся о ее душе, чтобы в день святого Второго пришествия Господа она воскресла для светлой блаженной жизни.
Нам всем предстоит умереть и воскреснуть. Каким будет наше воскресение — зависит от нас. Жили с Богом — и воскреснем с Богом. А жить с Богом — значит иметь в сердце любовь.
Раба Божия Анастасия, как мне рассказывали, делилась последним, больным помогала, пока сама ходить могла. Теперь и мы поможем ей нашей молитвой: да подаст Господь рабе Божией Анастасии прощение ее грехов вольных и невольных и дарует ей Царство Небесное.
После панихиды сын пригласил сельчан, батюшку и хор помянуть маму у него дома. Приглашение было принято. За столом сидел и Лёня. Он сказал теплые слова о Ниловне. Сердечно вспоминали ее и другие односельчане. Последним взял слово сын:
— Спасибо всем, спасибо Тамаре за то, что меня известила. Опоздал, но на то причины были. О моей жизни вам лучше не знать. Я о ней Богу поведал. Всю судьбу мою исковеркала Комариха-колдунья. Деревенские знают, о ком говорю. Не хочу даже и имени ее называть. Срок отсидел. Но Господь всем хочет спасения. Там, в зоне, Евангелие стал читать. Святые слова меня преобразили, заклятия Комарихи в церкви снял. Но какой ценой далось все это! Неужели, чтобы Закон Божий мы начали постигать, нас за решетку сажать надо?! Говорят, Лёня, тебе книга по черной магии от колдуньи досталась. Сожги и покайся, пока не поздно. Не играй с бесами. Отец Павел, я вот что надумал: дом матери, который мне по наследству достался, я на церковь перепишу. Пусть там будет воскресная школа, база для лагеря — что хотите, лишь бы дети наши деревенские с Богом росли. Может, и меня с мамой когда помянете в своих молитвах.
Глава 9
Последний день Помпеи
В этот вечер все были притихшими. Вероятно, минуты, проведенные у могил, пробудили у каждого воспоминания о своих близких, ушедших в иной мир, посеяли мысли о неведомом. Отец Павел, чувствуя общую настроенность, спросил:
— Бывая на кладбище, многие невольно задумываются о смерти, так? — и, не дожидаясь ответа, продолжал: — А что если бы нам был открыт срок нашего пребывания на земле? — Как это открыт? — не понял кто-то из деревенских ребят. — Это по-разному случается, — ответил батюшка. — Пушкину, к примеру, во сне явился старец. Александр Сергеевич даже оставил об этом стихи.
Чудесный сон мне Бог послал.
В ризе белой предо мной
Старец некий предстоял
С длинной белой бородой
И меня благословлял.
Он сказал мне: будь покоен,
Скоро, скоро удостоен
Будешь Царствия небес.
Скоро странствию земному
Твоему придет конец.
Но приостановим пока стихи поэта и спросим: для чего Пушкину было такое видение, ведь многие умирают внезапно? Некоторые даже хотят такой внезапности.
— Оленька, — обратился батюшка к одной из участниц хора, — помнишь песенку, которую, маршируя, распевала страна о комсомольцах, уходящих на гражданскую войну. — Помню. — Спой, пожалуйста.
Оля взяла гитару и тихонько запела:
Дан приказ — ему на Запад,
Ей в другую сторону. Уходили комсомольцы
На гражданскую войну.
Уходили, расставались, Покидая тихий край.
— Ты мне что-нибудь, родная,
На прощанье пожелай.
И родная отвечала:
— Я желаю всей душой:
Если смерти, то мгновенной,
Если раны — небольшой.
А всего сильней желаю
Я тебе, товарищ мой,
Чтоб со скорою победой
Возвратился ты домой.
— Спасибо, спасибо, Оля, — поблагодарил отец Павел. — Ну, как вам это нравится: если смерти, то мгновенной?
— А что? — уверенно ответил Рыжий. — Не желать же мучиться годами. Хлоп — и нет.
— Ты думаешь, всего лишь “хлоп” — и “нет”? И от нас, считаешь, ничего не останется? Ты всерьез? И с этим еще кто-то согласен?
Ребята из православного лагеря дружно возражали:
— А душа?! Разве она не останется? Она бессмертна!
Деревенские подростки пытались их оспорить:
— Никто еще с того света не возвращался! — Как не возвращался?! — возразил Серафим.
Но его голос потонул в общем шуме. Когда заговорил отец Павел, воцарилась тишина.
— А ты играл в детстве в игру “Замри — отомри”? — обратился он к Рыжему. — Нет. У нас в нее не играли.
— Странно. Насколько помню, — продолжал батюшка, — вся детвора забавлялась: дурачатся, прыгают, рожицы строят, и вдруг команда: “Замри!” И каждый замирал, пока не прозвучит: “Отомри!” В этой затее, если задуматься, был смысл. Сказано: “В чем за стану, в том и сужу!”
Вы слышали о городе Помпее? Его в несколько минут накрыла огненная лава вулкана Везувий.
В музее города сохранились миски, оружие, баночки для румян, скрюченные скелеты, засыпанные пеплом. Лава настигла внезапно. Кто-то пил, торговал, обвешивал, обмеривал, кто-то дрался, обнимался, кто-то поднял ногу для следующего шага, и вдруг — ты сейчас умрешь, недообвесив, недодравшись, недообнимавшись. Хотя город сам маленький, но в нем было множество публичных домов, кабаков. Случайно ли, что Помпея погибла в час ужина? Смерть прошла, всех скосив в разгул страстей.
“Когда человек умирает в болезни, — рассуждал поэт Владислав Ходасевич, — в изношенности своего тела, от него постепенно отходят его земные дела, спадает случайное, временное. Спадает маска — обнаруживается лицо. Умирает не сапожник, не врач, не актер, а человек, раб Божий”.
В Помпее на каждом шагу открывался ужас смерти без покаяния.
Смерть без покаяния для неподготовленных к ней радует бесов. Они считают эти души своей добычей, как и души самоубийц. Теперь скажите, — отец Павел обратился ко всем ребятам, — какой победы желала подруга любимому в песне о гражданской войне? Такой войны, как гражданская, Русь-матушка никогда не ведала, чтобы брат воевал с братом, сын против отца, матери, деда. Из-за чего воевали? Хлеб отбирали в селах, церкви закрывали, Бога отнимали, семью собирались уничтожить. А какие лозунги были: грабь награбленное, Бога нет — всё дозволено… Вот и ждали мгновенной смерти, чтобы никто не успел задуматься, — батюшка подправил затухающий огонь костра и продолжил: — Конечно, есть разная мгновенная смерть.
Жили дружно старичок со старушкой. Всегда в мире, заботе друг о друге, да и ближним помогали. И вот старичку стало плохо. Старушка накапала в ложку лекарства и потянулась, чтобы дать его своему мужу. В этот момент и умерла с рукой, протянутой для помощи любимому. Ей и самой было, наверное, плохо, но она думала не о себе. Ей не требовалось времени для размышления, ибо она всей своей жизнью, до самого последнего мига исполнила заповедь любви.
Один монах говорил, что человек умирает либо когда не может сделаться лучше, чем есть, либо когда не собирается исправиться. Но если еще имеется надежда на преображение, мгновения для покаяния ему даются. В некоторых странах приговоренных к смерти спрашивали об их последнем желании, не хотят ли они очистить свою душу на исповеди. И если исповедовались от всего сердца, то священник от имени Господа провозглашал:
— Я, недостойный иерей (он называл свое имя), прощаю и отпускаю твои грехи.
Все верующие молятся в церкви об этом спасительном мгновении, прося:
— Только дай нам, Господи, прежде конца покаяние.
— Так нужно ли желать мгновенной смерти, дружок? — обратился батюшка к Рыжему.
Тот нахмурился. Он явно уже понимал свою неправоту, но признаться в этом ему не хотелось.
— Во время Отечественной войны, — задумчиво сказал отец Павел, — связисты слышали, как летчики из горящих самолетов молили: “Господи, прими мою душу!” Но эти секунды им давались. А один летчик после взрыва услышал: “Будешь священником!” — и, выйдя из госпиталя, стал им.
Кому-то нужны секунды, кому-то часы, кому-то годы для встречи с вечностью.
— Какой еще вечностью? — пробурчал Рыжий. — Умереть, уйти в небытие, дорогой, никому не удастся. Мы обречены на бессмертие. А вот каким оно будет — зависит от нас, от каждого прожитого нами дня.
Теперь вспомним вопрос: для чего Господь послал старца к Пушкину предупредить о скорой смерти?
— Чтобы тот приготовился к ней, — догадался Рыжий. — Да, ему было дано еще сорок пять часов.
