Евграф Дулуман - Почему я перестал верить в бога
Известно, что и некоторые церковники стыдятся религии. Так, ректор одной из семинарий, выходя в город, одевается под профессора, а при встрече с семинаристами просит называть его не «отец Василий», а «Василий Иванович». По имени и отчеству просит называть себя и священник села Траповка на Одессщине.
О могучем влиянии нашей советской жизни на весь ход истории человечества свидетельствует также и тот факт, что церковники теперь усиленно пытаются подделывать религию под коммунизм.
Архиепископ симферопольский Лука недавно в своей проповеди говорил:
— Мы, то есть церковники, тоже идем к коммунизму. Только идем своей дорогой… В коммунизме встретимся!
Сектантские проповедники в последнее время твердят приблизительно так: «Христос пролетарского происхождения. Он был сыном мелкого ремесленника — плотника Иосифа. А мать его, богородица Мария, была простой домработницей. Христос по своему учению является первым и великим коммунистом, предшественником всех коммунистических партий».
О чем говорят эти факты? Ведь раньше церковники со злобой и шипением относились к коммунистическим идеям.
Эти факты говорят о том, что Коммунистическая партия Советского Союза своими делами завоевала великий и непоколебимый авторитет у народов нашей страны. Все честные труженики, и верующие и неверующие, питают огромную любовь к нашей Коммунистической партии. Подделываясь под коммунизм, церковники думают, что симпатии народа к коммунизму будут переходить и на религию.
Защитники религии, конечно, пытаются доказать, что религия будет существовать вечно. С этой целью они указывают на то, что религия есть во всех странах мира, что она существует очень давно. Да это так. Религия существует давно. И всегда она служила интересам господствующих классов эксплуататорских обществ.
Что же касается вопроса о религиозной идеологии в нашей стране, то он давно уже решен нашим обществом и решен не в пользу религии. Известно, что религиозные предрассудки стойки. Этим и объясняется, что в советском обществе есть еще верующие. Мы ведем борьбу с религиозными предрассудками путем разъяснения их ложной основы. Мы разоблачаем религию, потому что коммунизм и религия как идеологии несовместимы.
Наша жизнь — лучший агитатор и лучший путеводитель к истине. Это я испытал на себе, когда по-настоящему сблизился с жизнью. Это началось в 1948 году.
В то время я познакомился со своим односельчанином, комсомольцем Всеволодом Колесниченко.
Сева был настоящим атеистом, но своих взглядов мне грубо не навязывал. Помню, я однажды дал ему прочесть мои религиозно-философские заметки. Через несколько дней он сказал мне:
— Может быть, можно и так рассуждать… Но ведь можно и по-иному. Действительный материальный мир, — продолжал он, — настолько богат, что может быть беспредельно и неисчерпаемо познаваем. Зачем выдумывать непознаваемого бога, духа, когда ты еще не знаешь до конца познаваемую материю? Нужно экономнее, с большей пользой, направлять работу своего ума и памяти, а не засорять их разной фантастикой, извращенным восприятием окружающего.
Я не мог не видеть, какой полноценной была жизнь комсомолки Лилии Родиной, студентки Загорского техникума игрушки. Я восхищался Севой и Лилей. У своих новых друзей я учился и под их влиянием постепенно преображался. По-видимому, это было заметно и для моих новых друзей. Лиля как-то мне сказала: «Я не представляю тебя молящимся…» — «По правде говоря, и мне в данную минуту это трудно представить», — ответил я.
После окончания духовной академии и присвоения мне звания кандидата богословских наук за сочинение об англиканской церкви я поехал работать преподавателем в Саратовскую семинарию.
Здесь, в семинарии, я последний раз сделал попытку воскресить в себе религию. Я с большим рвением начал свою преподавательскую работу. Условия для этого были более чем достаточны. Я получал 3 900 рублей в месяц, пользовался бесплатным питанием, всеми бытовыми услугами. Комиссия Московской патриархии очень лестно отозвалась о моих лекциях (я преподавал русский язык и христианскую философию: основное и нравственное богословие). Патриарх даже прислал мне свою благодарность.
Однако я очень скоро убедился, что на гнилых идеях может быть построена только гнилая жизнь…
Во время работы в Саратовской семинарии я не прерывал связи со своими настоящими друзьями. Мы переписывались. Всеволод с энтузиазмом сообщал мне о своей работе по электрификации сел Одесской области, об участии в строительстве Савранской ГЭС. Лиля также пересыпала свои письма восклицательными знаками — она очень увлечена работой в Красноярске. Появились в Саратове у меня и новые друзья. Скромная служащая Госбанка Галя Бокова не могла спокойно говорить о своей работе, рассказывала о заочной учебе и о самых широких планах на будущее. Я читал по утрам газеты и узнавал о все новых и новых успехах трудящихся нашей Родины, о многих патриотических делах молодежи — моих сверстников, от которых я откололся.
Я оказался на отшибе, в стороне от широкой дороги творческих дел народа. Настоящая жизнь шла мимо меня. Но мои искренние друзья помогли мне почувствовать дыхание жизни и окончательно решить основной вопрос: где истина? Я понял, в чем смысл жизни.
Смысл истинной, непаразитической жизни заключается в труде на благо своего народа. Радостно ощущать, что твой труд, пусть самый скромный, самый маленький, идет на благо людей. Мир прекрасен. А когда я делаю что-либо, что может хоть на самую малость сделать его еще лучше, жизнь людей еще содержательнее — разве это не высшая радость?
Гордо смотря на результаты своего труда, советский человек вместе с Маяковским говорит.
Радуюсь я — это мой трудвливается в труд моей республики.
Такой человек, труженик и творец, не нуждается ни в каких богах, ни в каких чудесах. Он сам бог и чудотворец. Он, говоря словами Лебедева-Кумача, «по полюсу гордо шагает, меняет движение рек, высокие горы сдвигает — советский простой человек». Особенно мне нравятся у поэта строки:
Отбросивши сказки о чуде,Отняв у богов небеса,Простые советские людиПовсюду творят чудеса.
Я начал искать путей служения обществу. Я хотел стать полезным. Берусь за перо… Но служить обществу, находясь вне его, невозможно. Пока я находился в церковной среде, мог ли я отдавать свои силы служению Родине? Нет, конечно, не мог. Мне надо стать тем, кем был мой отец: честным тружеником!
Теперь я знал, куда идти… Ни блестящая церковная карьера, которая открылась передо мной, ни материальное обеспечение, ни сожаление о потерянных семи лучших молодых годах жизни — ничто не могло больше удержать меня в мире церковников. И я покинул семинарию, оставив письмо такого содержания:
«Я к вам больше не вернусь никогда: у вас все так вредно, так ложно, так мерзко, так гадко, так гнусно! Пусть это будет заявлением о моем уходе».
Сначала я хотел уехать куда-нибудь, где никто меня не знает, и там начать новую, трудовую жизнь. Но Сева и Галя советовали иначе. Послушавшись их, я уехал домой, где меня все знали до и после поступления в семинарию. Рвать — так рвать до конца и решительно, а строить новую жизнь — так честно!
ПОСЛЕ РАЗРЫВА С РЕЛИГИЕЙ
Так, прямо из Саратова я приехал в родное село Заплазы Любашевского района Одесской области. Сообщив всем о своем разрыве с религией, я пошел работать в колхоз. Сколько воздуха и простора оказалось там! Напряженная работа во время уборочной кампании тем не менее не мешала молодежи села, и мне в том числе, находить время для интересного и увлекательного отдыха, для репетиций в драматическом кружке, для выпуска хлестких боевых, листков, для танцев и песен.
По совету учителей я осенью 1952 года поступил в 10-й класс Любашевской вечерней школы.
Для церковников мой уход был потрясающей неожиданностью. Они пытались найти хотя бы какое-нибудь оправдание моему поступку. Но придраться ко мне священнослужители не могли: все годы пребывания в церковной среде я был хорошего поведения.
Вскоре после моего ухода перед учащимися Одесской духовной семинарии выступил патриарх.
— Молитесь и будьте бдительны, — заявил он, — сейчас в мире ходит дьявол и искушает верных. Видите, был у нас примерный ученик Дулуман. Теперь он ушел от нас: его искусил дьявол!
Мой уход говорил не в пользу религии. Потихоньку попы начали травить меня. Новый поп в нашем селе внушал моей бабушке, что в меня вселился бес и что все должны отказаться от меня. Подстрекаемые им, верующие встречали и провожали меня злобными замечаниями.
