Бхагаван Раджниш - Истина суфиев
Психотерапия считает, что есть ум здоровый и ум нездоровый — а между тем опыт Будды совершенно другой ум как таковой — нездоровое явление. Здорового ума не существует. Ум и нездоровье — синонимы. Поэтому вы не сможете сделать ум здоровым. Да, вы сможете сделать его более приспособленным, вы сможете сделать его в меру нездоровым, в меру невротичным. Но вам не удастся сделать ум здоровым. Это невозможно. Как вы сможете сделать здоровой болезнь? Если у вас болезнь, то вы уже нездоровы. Ведь вы не можете сказать: «У меня теперь очень здоровая болезнь».
Ум — это болезнь! Мастер — тот, кто увидел это и вышел за пределы ума, кто живет в стране не-мысли, кто живет в той абсолютной тишине. Но из-за той абсолютной тишины становится возможным невозможное. Одно лишь пребывание рядом с Мастером — это пребывание в исцеляющем присутствии.
Мастер не врач, но его присутствие — лечение. Присутствие его заживляет, заживляет раны столь многих жизней. Но его процесс лечения не психологический он экзистенциальный. Он не занимается лечением каждой вашей отдельной болезни: он просто одним ударом отсекает самый корень. Он отсекает ум. Ветви и листья его не волнуют.
А психотерапевт все отсекает и отсекает листья. У вас такой-то страх, и психотерапевт годами будет пытаться вылечить его методом психоанализа, и вы кое-как приспособитесь к этому страху
Один человек все время мочился ночью в постель. И вот ему уже стукнуло тридцать пять — и стало уже слишком поздно. Он был женат, у него были дети И теперь уже пришло время мочиться в постель детям — а он до сих пор мочился сам.
«Почему бы тебе не обратиться к психотерапевту?» — посоветовала ему жена.
И он обратился. За этим последовал длительный курс психотерапии... ведь анализ — это долгий процесс, к тому же весьма дорогостоящий. И вот спустя шесть месяцев друг спрашивает его: «Ну как дела?»
«Отлично», — ответил он. Он был бодрым и весь сиял от радости. «Отлично», — сказал он. — «Я нашел величайшего психотерапевта в мире».
«Так он тебя вылечил?» — осведомился друг.
«Нет», — ответил он, — «но я не чувствую своей вины за это. Он убедил меня, что это совершенно естественно, нормально — на самом деле он сам это делает».
Психотерапевт сидит в той же самой лодке, в которой сидите вы. И все, на что он способен, — это незначительная поденная работа.
Мастер же убивает вас, разрушает вас до последних основ — и дает рождение новому человеку. Мастер становится вашей матерью, чревом. Быть учеником — значит войти в чрево Мастера. Это смерть и воскрешение.
Второй вопрос:
Под ливневым суфийским небом пребывая
И гордости исполнясь за меня,
В сиянье мудрость струиться,
И звучный голос песни поет,
И полнота в величии своем
Паденье и подъем
С дыханьем в унисон свершает.
И мир парит и крыльями трепещет
И возгорается в душе моей глубоко.»
Ошо,
Молитва ли это?
Да, Венанда, это молитва. Молитва это не формальность. Чтобы помолиться, вам не нужно идти в церковь — те же, кто идут, не понимают, что такое молитва. Вам не нужно идти в храм, мечеть или гурудвару — те же, кто, идут, только претендуют.
Молитва — это что-то от сердца. Она может случиться где угодно. Где бы она ни случилась, там и находится храм. Вам не нужно идти в храм, чтобы помолиться, но где бы вы ни молились, вы этим создаете храм, невидимый храм. И где бы человек ни склонялся в молитве перед существованием, это место становится священным.
Для молящегося сердца любой камень становится Каабой, любая вода становится водой Ганга. Для молящегося сердца любое дерево — это дерево Бодхи Вопрос не в формальности: вопрос в чувстве возне-сенности. Да, молитва означает именно это: когда вы начинаете вдруг чувствовать вознесенность, когда сила тяжести больше не давит на вас, когда вы знаете, что все исчезнет и вы невесомы; когда нет прошлого, камнем висящего у вас на шее, и нет будущего, сбивающего вас с толку и уводящего от настоящего — тогда это мгновение — все, это здесь, вот это мгновение — все во всем, и что-то открывается в сердце, и льется аромат. Иногда словесно, иногда в молчании. Иногда в бессмысленных словах, иногда как в детском лепете. Иногда она становится песней или танцем. А иногда вы просто сидите, как Будда — в полном молчании, без движения; иногда это центр циклона.
У молитвы не бывает жесткой формы. Как только вы придаете ей жесткую форму, вы ее уничтожаете. Молитва — это спонтанность. И всякий рад, когда она приходит, она приносит новый аромат. Вам не дано ее предугадать Когда она приходит, она всегда приходит неожиданно — вам не дано вызвать ее принуждением. Да, вы можете ее пригласить, но вы не можете выдать ее по заказу Когда она приходит, она приходит. Она приходит, как бриз, и вот вы уже наполнены ею. А потом она уходит. Красив ее приход — и уход ее тоже красна Когда она приходит, она омывает и отогревает вас Когда она уходит, то оставляет всегда за собой великую тишину, первозданную тишину Подобно уходу шторма, оставляющего после себя полную тишину.
Красив ее приход — и уход ее тоже красив. Но не думай ни одного мгновения, Вандана, что ты можешь ее устроить. Если ты попытаешься ее устроить, ты упустишь ее спонтанность Ты убьешь ее. И тогда она уже не будет птицей, вознесшейся в небо. Тогда она будет лишь птицей в твоей золотой клетке — она будет лишь как эта птица. Куда девалась ее красота? Ведь красота — это неотъемлемая часть свободы. Без свободы красота существовать не может. Всякий раз, когда утрачивается свобода, утрачивается и красота. Рабство уродливо.
Да, птица была красива, когда она взлетала на крыльях в небо и пела с облаками. То было великое благословение. Когда она парила на крыльях высоко в небе и плыла в отпускании. И то была великая радость. Одно лишь наблюдение за ней было экстазом. Но вот ты хватаешь птицу и собираешься заткнуть ее в клетку усыпанную бриллиантами — на что птице бриллианты? Что птице золото? Ее золото — это открытое небо, а ее бриллианты — свободно плывущие облака, и солнце, и луна, и звезды.
Птица в клетке кажется живой, но она больше не жива. Это всего лишь видимость Такова и молитва. Если ты управляешь ей, то она — птица в клетке. Никогда не управляй молитвой Это великое. И человеку надлежит относиться к этому великому с большим почитанием.
Но человек не был почитающим! Вот почему в мире теперь столько молитв — молятся индуисты, молятся мусульмане, молятся христиане — вся молятся — и где же молитва? Если бы в мире действительно было столько молитвы, мир был бы раем. Если бы столько молитвы исходило из сердец, то облака молитвы окутали бы всю землю и посылали б ей свои благодатные дожди. А между тем создается такое впечатление, что повсюду царит одна лишь ненависть, насилие, война. А молитву нигде не найти. Здесь что-то не так Эта молитва искусственна.
Вандана, что бы ни случилось с тобой, позволь этому случиться. И никогда за это не цепляйся. А ум пытается за это уцепиться. Вот почему я настаиваю на том, чтобы ты оставалась сознающей. Ведь всегда, когда случается что-то красивое, ум так и норовит это сохранить — он очень жаден — всегда, когда случается что-то красивое, он тут же норовит за это уцепиться Тут же норовит стать хозяином этого, да так, чтобы он мог вызывать это снова и снова, как только пожелает.
Но существуют вещи, которые вам не подвластны: любовь, медитация, молитва, красота, грация, Бог. Они вам не подвластны! Самое большое, что вы можете — это открыться, пригласить их и ждать. Но вы не можете их притянуть Притянув, вы получите что-то искусственное, таинственное. А настоящее к вам так никогда и не придет. Это такие вещи, которые вы можете взять лишь открытыми ладонями.
А между тем ум твердит «Пока это здесь, не упусти момент — хватай. Держи это в своем кулаке или запихни в свой сейф — и запри его на замок».
Но вы не сможете запереть в сейф цветы. Вы сможете запереть деньги, потому что деньги мертвы. А цветы вы запереть не сможете, потому что они живые. Они должны цвести на дереве, коренясь в земле, коренясь в солнце, коренясь в ветре. Они способны жить только так. Отсеки от них все источники жизни, и они умрут, испуская омерзительную вонь Да, это молитва.
Под ливневым суфийским небом пребывая
И гордости исполнясь за меня,
В сиянье мудрость струиться,
И звучный голос песни поет,
И полнота в величии своем
Паденье и подъем
С дыханьем в унисон свершает.
И мир парит и крыльями трепещет
