Любовь Янковская - Святая Ксения Петербуржская. Просите, да обрящете милость Божию!
Подивились доктора такому счастливому исходу болезни, научили родителей, как нужно промывать ушко, и уехали. А они все, положив спящую девочку на новую постельку, приступили к няне с просьбой рассказать, что она сделала и каким образом девочка стала здоровой?
– Ничего я, барыня, не сделала, я только съездила на Смоленское кладбище к матушке Ксении, отслужила там панихиду, взяла маслица из лампадки да скорее домой. Приехала, вошла к Олечке, а пузырек-то с маслицем спрятала в карман, да и жду, скоро ли выйдет из комнаты сиделка, потому боюсь, что она рассердится, если увидит, что я хочу пустить маслица в больное ушко. И лишь только затворилась дверь за сиделкой, я тотчас же подошла к Олечке, немножко сдвинула с ушка повязку (девочка лежала на левом боку) и прямо из пузырька полила ей маслица в ушко. Не знаю уж, и попало ли туда хоть что-нибудь, больно уж велика была опухоль-то… Ну да, думаю, как Богу угодно да матушке Ксении… Снова надвинула барышне повязку на ушко, смотрю, она постонала немножко, повернулась на правый бочок, да и глазки закрыла, засыпать, значит, стала.
– Да кто тебя научил съездить к Ксении? Откуда ты узнала про нее? – спросили родители.
– Я, батюшка барин, давно про нее знаю, много раз бывала на ее могилке, видела, что там берут землицы и маслица для исцеления, значит, от разных болезней, да мне-то не приходилось этого делать; я, благодарение Богу, всегда была здорова. И вот теперь, сидя у постели барышни, я чего только не передумала, вспомнила и про матушку Ксению… Много раз уже хотела я сказать вам, чтобы вы отпустили меня на ее могилку, да все боялась, думала, что вы смеяться или бранить меня будете. А потом, когда уже барышня чуть не кончалась, я не утерпела: думаю, пусть смеются, пусть бранят, а я все-таки пойду, попрошусь на могилку ко Ксеньюшке, может быть, и пустят, а не пустят, думаю, так я потихоньку как-нибудь съезжу. А вы, слава Богу, сразу же меня и отпустили. Взяла я извозчика, тороплю его, еду, а сама все думаю: «Господи, неужели ты не поможешь такой крошке-страдалице?».
Приехала я к воротам кладбища, велела извозчику обождать меня, деньги ему вперед отдала, а сама бегом в часовню к Ксении. Отворила дверь, смотрю, народ стоит и молится, свечи, лампадки горят кругом могилы, а в стороне стоит в облачении священник. Я прямо к нему – и говорю: «Батюшка, отслужи ты мне, Христа ради, панихидку по рабе Божией блаженной Ксении да помолись за болящего младенца Ольгу, больно уж она, бедная, страдает, того и гляди помрет». «Хорошо, хорошо, – говорит священник, – панихидку я отслужу, помяну в молитвах и болящего младенца Ольгу, а ты сама-то хорошенько молись, да усерднее проси помощи у рабы Божией Ксении. По мере твоей веры и молитвы ты и помощь получишь такую же». Купила я скорее две свечечки, одну поставила на подсвечник, другую взяла в руки и бросилась со слезами к самой могилке Ксении. Батюшка начал панихиду, а я все время плачу да твержу: «Господи, спаси, Ксеньюшка, помоги», – больше ничего и сказать не придумала, ведь я глупая, неученая, не умею молиться-то. Кончилась панихида, заплатила я за труды священнику, взяла, с его благословения, землицы с могилки Ксении да маслица из лампадки и сейчас же домой. Масло то, я вам уже говорила, я вылила в больное ушко, а землицу завернула в тряпочку да положила барышне под подушечку. Она и теперь там лежит».
– Да от кого ты узнала про Ксению-то? Кто тебе про нее рассказывал? – спросили родители.
– От кого я узнала про Ксению, матушка барыня, – сказала няня, – я и сама не знаю, все ее знают; заболеет ли кто, или кого какое горе постигнет, все идут к ней на могилку, помолятся там, отслужат панихиду, глядишь, и станет легче. Вот и наш брат – кухарки, горничные, няньки, если случится, что кто-нибудь долго не имеет места, идет к Ксении, помолится там, глядишь, и место получит.
Чудесное исцеление дочери священника
У дочери священника Оренбургской епархии О. П. Сперанского, отроковицы Валентины, в ноябре 1911 года образовался, как и у исцелившейся девочки Олечки, нарыв в правом ухе, сзади барабанной перепонки. Доктор, видя опасность положения больной, после тщательного осмотра больного уха предложил родителям больной на другой же день созвать консилиум врачей, предполагая, что без операции не обойтись. Но верующие родители, зная о случае чудесного исцеления девочки Олечки и имея под руками пузырек с маслом из лампады над могилой рабы Божией Ксении, решились прибегнуть, прежде всего, к молитвам блаженной.
Не говоря ни слова доктору, они влили из своего флакона в больное ухо несколько капель масла и тотчас же послали на Смоленское кладбище телеграмму с просьбой отслужить по рабе Божией Ксении панихиду и просить ее молитв за болящую отроковицу Валентину. Спустя некоторое время после этого гной из нарыва нашел себе выход, боли в ухе прекратились и жар спал. Пришедший на другой день утром доктор, осмотревший ее, нашел, что опасность миновала и операцию уже не нужно делать.
Чудесное исцеление от болезни ног
Подполковник В. И. Никольский никогда не любил лечиться и в течение долгих лет запустил болезнь свою так, что доктора послали его на сакские грязи в Крым. Ездил он в Саки три раза, но каждый раз по возвращении снова простужался, и болезнь возвращалась обратно. После третьей поездки болезнь, наконец, так усилилась, что он уже с трудом передвигал ноги. Врачи и профессора, к которым он обращался, осмотрев его, лишь пожимали плечами.
Видя всю безнадежность своего положения, В. И. совершенно упал духом. Этому способствовало еще и сознание, что он еще слишком мало обеспечил свою семью, что ей придется после его смерти быть чуть не нищей, так как заслуженная им пенсия не могла удовлетворить и самых насущных потребностей жизни. Но, вспомнив, что многие получают помощь и исцеление по молитвам на могиле рабы Божией Ксении, он решился непременно побывать на этой могиле. Дойти до Смоленского кладбища пешком он решительно не мог, но и ехать на извозчике также не хотел; он пожелал взять на себя хоть какой-нибудь труд, чтобы молитва его была более угодна. И вот что он придумал: дойти пешком (он жил на Ямской улице) до Смоленской конки, на конке доехать до конца 17-й линии Васильевского острова и от 17-й линии опять пешком дойти до часовни Ксении. С раннего утра отправился он в путь. На черепашью ходьбу до конки он затратил чуть не полдня, минут 50 ехал на конке и от конки до часовни Ксении шел чуть не два часа. В часовню рабы Божией Ксении он добрался уже вечером, когда священник заканчивал последнюю панихиду и собирался идти домой. Владимир Иванович попросил священника отслужить еще одну панихиду по блаженной, кое-как встал на колени и с умилением помолился.
Когда кончилась панихида, он поспешил приложиться к могилке блаженной, так как часовню стали уже запирать, и пошел из часовни вместе со священником, дорогою расспрашивая его о рабе Божией Ксении.
Распростившись со священником почти у самой остановки конки на углу 17-й линии и Камской улицы, Владимир Иванович тут только опомнился и весьма был поражен тем, что он совершенно свободно прошел расстояние от часовни до конки, на что минут 30 тому назад потратил целых два часа! Еще раз решился он испытать свои ноги, а потому пошел пешком до следующего разъезда конки на Малом проспекте, хотя вагон готов уже был тронуться, так как подходил уже сменный вагон. И расстояние от конца 17-й линии до разъезда на Малом проспекте он прошел так быстро, что вагон конки не мог его догнать, и он несколько времени ждал его.
Какая охватила в то время радость Владимира Ивановича, он не в состоянии был описать. И с тех пор он владеет ногами, как и все здоровые люди молитвами Матушки Ксении.
Помощь в судебном деле
Это дело началось с простой ссоры, когда в одной из деревень Вологодской губернии Грязовецкого уезда в 1909 году был сельский сход для решения различного рода сельскохозяйственных вопросов. Долго обсуждали крестьяне эти вопросы, но ни к какому решению так и не пришли. Мнения крестьян разделились. Мало-помалу между собравшимися начались споры, крики, попреки друг друга, и дело кончилось дракой. Во время этой драки крестьянин Крутиков нанес своему соседу, крестьянину Прокофьеву, такой сильный удар, что сломал ему руку. На другой день Крутиков узнал, что Прокофьев болен и лежит в постели, что у него сломана рука, и он тотчас же побежал к соседу и стал просить у него прощения. Долго и усердно умолял он Прокофьева забыть это дело и простить его невольный грех. Но Прокофьев и слушать не хотел соседа. «Пусть нас разберет суд, – говорил он, – а я тебя простить не могу».
Много раз и после навещал Крутиков своего соседа, много раз просил его забыть это дело, но Прокофьев не сдавался. Напротив, он выправил докторское свидетельство о своей болезни и подал на Крутикова жалобу уездному члену окружного суда. Страшно перепугался Крутиков.
Но делать было нечего. Поехал Крутиков в Вологду посоветоваться с адвокатами, как ему быть и что делать. Но не утешили его и адвокаты. Все они говорили ему, что дело его плохо и никак его уже нельзя поправить: придется месяцев шесть просидеть в тюрьме. Вернулся Крутиков из Вологды совершенно удрученный: не ест, не пьет, не может спать.
