Глеб Каледа - Остановитесь на путях ваших... (записки тюремного священника)
Эти замечания практически не относятся к рецидивистам, которые укоренились в своих преступлениях и готовы на новые, как только окажутся на свободе. Имеется большая разница между теми, кто после приговора хочет остаться в тюрьме, и теми, кто мечтает оказаться в ИТК.
В ИТК сплошь и рядом наблюдается беспредел как между заключенными, так и со стороны охраны. Рецидивисты и «воры в законе» стремятся в колонии, там их царство, там они будут господами положения в привычной для себя среде. В лагеря рвутся и те из первачков, которые хотят остаться в преступном мире. Они и «воры в законе» презирают тех, кто остается в тюрьме: таковой для них чужак, ренегат, предатель. В тюрьме меньше лагерного беспредела, больше зависимости от начальства, больше дисциплины, меньше физической нагрузки на работе. Тюрьмы не работают на экономику, как ИТК. Хозобслуга, состоящая в основном из заключенных, занимается обеспечением жизнедеятельности самой тюрьмы. Кухня, прачечная, частично больница, сантехника, уборка двора и т. д. Для большинства легче с посылками из дома.
Камеры для осужденных напоминают среднего уровня казармы, где у каждого имеется постель на однорядной или двухэтажной тщательно заправленной койке. Камеры в пределах одного блока свободно общаются между собою. Имеется уголок, телевизор. Правда, все окна зарешечены, из своего блока нет свободного выхода. Можно думать, читать, молиться. Но, увы, это не для всех посильно и не во всех камерах.
Подследственные камеры в последнее время превращаются в круги ада. Страшная переполненность. В камере, рассчитанной на 30–35 человек, содержатся 90-100-110. Спят по очереди, на полу, другой раз без всякой подстилки, матрасов не хватает. В жаркие дни заключенные исходят потом. Голые тела прижимаются друг к другу. Периодически вспыхивают инфекции. Из камеры ни шагу без конвоя, и то только с руками за спиной.
Если в 1992 г. во всех камерах были относительно терпимые условия (60 человек вместо нормы 36), то в тех же камерах в 1993 г., где сидит до 110 заключенных, где от духоты случаются сердечные припадки, где постоянный шум и раздраженность, молиться и разговаривать становится трудно. Со стоящей в камере бледнолицей толпой стало трудно и беседовать[16].
Руководство тюрьмы и Отдел следственных изоляторов бьют тревогу на всех уровнях. Поднимают общественность. К несчастью, правительственные и законодательные органы практически не реагируют на возникшую ситуацию.
Пребывание во многих мужских многолюдных следственных камерах превратилось в постоянные физические мучения. Доходят сведения, что в некоторых провинциальных тюрьмах и колониях до сих пор применяются изощренные пытки. Имеется внутренний и внешний беспредел.
Эта проблема неоднократно обсуждалась на совещаниях в МВД и в Моссовете.
Осужденные, отбывающие наказание в тюрьме и занятые на работах по обслуживанию тюрьмы, говорят, что у них условия физические вполне нормальные, моральные трудности — это отсутствие свободы.
К тюрьмам и ко всем учреждениям исполнения наказаний должно быть привлечено внимание всей общественности, в том числе и религиозных деятелей. Выдающийся иерарх прошлого века свт. Филарет Московский был активным членом Общества попечительства о тюрьмах.
VII
…иди и впредь не греши.
(Ин. 8:11)
Страшный и ответственный момент из жизни арестанта — это выход на волю. Пьянящая радость свободы, но кругом все чужое. Жизнь за годы, проведенные в заключении, изменилась, да и сам ты за годы пребывания за решеткой и проволокой стал другим; у долго сидящих глубоко меняется психология. Там за тебя думали, — хорошо или плохо, но думали; был ненавистный тебе режим, но он был. А здесь теперь ты должен решать все сам.
Но если ты вышел из темницы верующим христианином, то по-старому ты жить не хочешь, а по-другому просто не умеешь.
…Да, своровать я могу, напиться могу, но работать за гроши…
Я уже прошел все это…
…Мне надо есть, а на работу меня не берут…
…Я хочу жить честно, но денег у меня нет…
…А старые дружки приходят и зовут обмыть выход на волю…
Советская система более 70 лет создавала условия, исключающие духовное воздействие на уголовников (избивали даже за крестик, обнаруженный на груди), но благоприятные для хозяйничанья в колониях «воров в законе», для обучения случайно попавшей молодежи премудростям уголовной науки. Остались люди, работавшие в системе, которые очень по-разному воспринимают новые веяния. Отсюда и очень разная обстановка в разных тюрьмах и разных колониях.
Для вышедшего из заключения сразу встает несколько трудных проблем, как объективных, так и субъективных; и общество должно помочь ему решить их, если оно не хочет плодить рецидивистов.
1. Первая проблема — это прописка: пробывший по суду в заключении более года лишается прописки. Если он жил один, его площадь будет передана другому; если в одной квартире и комнате с матерью или женой, то они должны добиться прописки. В противном случае он становится бомжем, то есть человеком без определенного места жительства.
2. Вторая проблема — это устройство на работу.
а) Еще недавно бывший заключенный оказывался в замкнутом круге: на работу не берут потому, что нет прописки, — не прописывают потому, что нет справки о работе.
б) На работу его даже с пропиской не берут, ибо он потенциально является социально опасной или социально подозрительной личностью. Раньше через органы МВД вышедший из заключения мог как-то быть устроен, а теперь органы государственной власти для директоров частных предприятий и председателей кооперативов не указ.
в) Сейчас появились новые опасные искушения — устроиться в кооператив или частное предприятие, созданное бывшими уголовниками, которое в том или ином объеме занимается тем или иным видом законопреступной деятельности. Они под флагом зарегистрированной государством фирмы занимаются «отмывкой» денег, полученных ценою крови, грабежа и фальсификаций. Таким образом, многие подобные фирмы оказываются легализованным путем возврата в уголовный мир, где мелкой сошке уготована роль непосредственного исполнителя грязных дел или подставного лица для суда.
3. Третья проблема — это старые друзья по уголовному миру. Это цепкие группы, которые стараются не выпускать из своих сетей некогда попавшего к ним. Один, крестившийся в тюрьме и в который раз выпущенный на свободу, боялся выходить из дома своей матери. А потом встретил старого дружка, и тот предложил отметить сначала по маленькой, а потом по крупненькой… Безвольный, он уже был в руках «вора в законе». Он не хочет жить по-старому, но его хватают цепкие руки преступного мира. «…Не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю» (Рим.:15).
Для пришедших в заключении к Богу нужна новая среда, новый быт, нужно духовное руководство. Как-то с одним, трижды судимым, мы в трапезной приходского храма долго обсуждали, куда ему поехать, чтобы не было старых друзей и старой славы.
4. Четвертая проблема — противоречия в собственном внутреннем мире: новые верования, приобретенные в тюрьме или колонии, — и старые дохристианские привычки, старые рефлексы на возникающие в миру и быту ситуации. В заключении был сделан выбор между Добром и Злом; выйдя на волю, этот выбор надо повторить и закрепить. Закрепить прежде всего смирением, ибо многие либо теоретически, либо в минуты отчаяния поверхностью сердца своего поверив в Господа, начинают искушаться своей собственной верой, начинают надеяться на свои собственные силы, а не на милость и помощь Божию. Гордость — это тот подводный камень, о который, по словам преп. Ефрема Сирина, разбились многие великие корабли.
Справедливо слово апостола Павла:
«…ты держишься верою: не гордись, но бойся» (Рим. 11:20), «…кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть»
(1 Кор. 10:12).
Старые привычки — это широкая жизнь, материальное довольство, ресторан, женщины, — все, что так соблазнительно показывают в кино. Это романтика разбоя, увлекательные и рискованные происшествия и преступления, которые воспеваются в зарубежных и отечественных фильмах, особенно в «видиках». В риске есть пленительный азарт. «Я стал опытнее и так по-глупому, как прежде, в тюрьму уже не попаду».
«Конечно, Православие — это сладость молитвы; я ее познал в камере или бараке. Но она мне уже надоела, да и что мне было там делать, а здесь столько всякого живого и интересного. Конечно, Православие — это жизнь с Богом. Я ее как-то там постиг в тюрьме. Но там были мои сокамерники, той же православной веры, как и я, пришедшие к Богу под арестом, там приходил священник, катехизаторы. Но здесь-то я один, здесь меня чураются и на работе, и в церкви». Конечно, «человек с двоящимися мыслями не тверд во всех путях своих» (Иак. 1:8). Но такие есть, и о них надо помнить. «Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов» (Гал. 6:2). Особенно трудно с алкоголиками. Когда предлагается хроническому алкоголику сходить к врачу, он отвечает: «Я теперь верующий, я помолюсь как следует мученику Вонифатию, и все пройдет. Врачи мне теперь не нужны». Это гордость новоначального в вере. Это прелесть! Ответ на нее: «Твори молитву и иди ко врачу!» и «Не искушай Господа Бога твоего» (Мф. 4:7; Лк. 4:12).
