Оливье Клеман - Оливье Клеман Беседы с патриархом Афинагором
Четыре дня спустя, 20 июля, решением Синода, проведенным несмотря на последние попытки вмешательства со стороны императора, патриарх в свою очередь отлучает «Гумберта и его сообщников». Он четко указывает, что это осуждение не затрагивает Римской кафедры, в то время вакантной, ни конкретно Льва IX, именем которого злоупотребили легаты. Однако и своем осуждении «латинских заблуждений» патриарх ставит на один уровень такие разные проблемы, как filioque, преследование женатых священников, употребление опресноков, отказ причащаться у священников, носящих бороду.
Керуларий, не откладывая, ставит об этом в известность восточных патриархов. Самый видный из них, Петр III Антиохийский, под юрисдикцией которого находится сто девяносто две епископские кафедры, далеко выходящие за восточные границы империи, отвечает ему письмом, являющим подлинное «ощущение Церкви»: «Если латиняне согласятся устранить из Символа веры их добавление, я не потребую от них ничего более, полагая, что все остальное — дело не столь уж и важное». Но и эта серьезная проблема, уточняет он, должна рассматриваться в рамках сохраненной общности, ибо все должно выясняться на основе единства Церкви. В особенности следует остерегаться того, чтобы порвавшийся нешвейный хитон Христов не раздирался далее и окончательно.
Увы, разделение станет окончательным, и 1054 год приобретет символическое значение. Если восточные патриархи сохраняли частичное общение с «франками», если латинские монастыри и храмы какое–то время еще существовали на Афоне и в Константинополе, то крестовые походы трагическим образом завершили дело раскола. В этих походах Запад утверждает свою военную, а вскоре и коммерческую мощь, тогда как Византия, оказавшись в положении постоянно уменьшающейся шагреневой кожи, защищается на манер слабых — либо хитростью либо внезапной вспышкой насилия, рождающегося от чрезмерного унижения (какой была резня латинских купцов в Фессалониках в 1181 году). В ответ растет ненависть против греков–несходных, утонченных, владеющих сокровищами, накопленными в прошлом и заново обедневших, обложенных налогами, поверженных, но остающихся наследниками древнейшей империи, мошенников, еретиков, идолопоклонников — ибо западная толпа в своей массе была настроена иконоборчески. В начале XII века норманы требуют крестового похода против греческой империи. Второй крестовый поход начинается с натиска на Византию, на которую «поход немцев» в 1195–1198 нацелен почти также, как и на Святую Землю. Все достигает своей кульминации в Четвертом крестовом походе, когда венецианцы повернули к Константинополю и устроили неслыханное разграбление города 13 августа 1204 года. Под звуки труб латиняне грабят дома и церкви, насилуют монахинь, истребляют священников, разбивают иконы, выбрасывают мощи в нужники (вскоре, однако, они станут успешно торговать ими), проливают Святые Дары, чокаются чашами и напиваются литургическим вином, посадив при этом на патриарший трон проститутку, распевающую похабные песни. Летописец, повествующий об этих фактах, проводит горькую параллель между крестоносцами и мусульманами: «Те, по крайней мере, не насиловали наших женщин, не отнимали у жителей последнее, не срывали с них одежду, чтобы нагишом заставить гулять по улицам, не доводили их до погибели голодом и огнем… Вот как обращались с нами эти христианские народы, идущие в поход во имя Господне и исповедующие с нами одну религию. Город, бывший сиянием мира, матерь Церквей, источник веры, хранитель правоверия, очаг учености, ты испил чашу гнева». (Никита Хониат).
Папа Иннокентий III, узнав об этих насилиях, гневно осудит их. Но первой его реакцией была песнь триумфа, — письмо Legimus in Daniele, обращенное к духовенству и ко всему христианскому воинству. Бог пожелал, чтобы Константинопольская империя была передана «от мятежников сынам, от схизматиков католикам, от греков латинянам». Крестоносцы восполнили тайну единства, и отныне будет лишь одно стадо и один пастырь.
Папа утверждает назначение латинского патриарха Константинополя. В 1205 году в циркулярном письме, разосланном архиепископам и религиозным орденам Франции, он призывает к латинизации: пусть латинские монахи заменят на Востоке монахов греческих, пусть парижские учителя и школяры принесут на греческую землю «науку письмен».
Венеция удерживает за собой четвертую часть империи.
Начинается культурная и экономическая колонизация православного мира.
Однако в письме, адресованном позднее западным епископам новой латинской империи Константинополя, тот же Иннокентий III напоминает о том, что тайна апостола Иоанна остается связанной с «народом греков».
Это воспоминание о прошлом, как горькое очищение, нужно было нам для того, чтобы понять, что реально произошло 7 декабря 1965 года.
Он
Прошлое живет в нас. Вот почему мы должны стереть дурное прошлое или, скорее, позволить Богу стереть его, ибо оно вызывает в нас ненависть. В конце концов мы привыкли думать, что уже не принадлежим к одной Церкви, даже к одной религии! На Западе дело дошло до того, что православных уже не считали христианами!
Вот почему нужно очистить от дурного прошлого память Церкви. Очистить для того, чтобы открыть будущее замыслам Божиим.
* * *
Инициатива исходила целиком от патриарха. В день Пятидесятницы, 6 июня 1965 года, его представитель и Великобритании митрополит Фиатирский Афинагор, выступая в Вестминстерском аббатстве, коснулся, пока лишь как бы вопрошая, проблемы взаимного снятия анафем.
«Было ли бы абсурдом надеяться, что патриарх Константинопольский отменит отлучение папских легатов патриархом Керуларием в 1054 году? Так ли немыслимо ожидать от Ватикана, что он отменит отлучение того же патриарха, положенное кардиналом Гумбертом на алтарь Святой Софии? Эти два отлучения положили начало расколу Востока и Запада… История подтверждает, что кардинал Гумберт действовал с неподобающей поспешностью и без согласия папы, который умер прежде прибытия легатов в Константинополь. Это роковое деяние неделикатного представителя папы, вызвало возмущение патриарха и всей Восточной Церкви и привело к отлучению папских послов. Разве отмена обоих этих актов не будет сообразна духу любви? Подобный жест оказал бы большое влияние на процесс сближения обеих Церквей, а также исключительно врачующее действие на исцеление шестой язвы на Теле Христовом, все еще открытой и кровоточащей…»
Патриарх представил папе свое предложение. Папа принял эту идею. Параллельно в Риме и в Константинополе изучались возможности осуществления этого плана. Константинополь уже сделал шаги в этом направлении, образовав для изучения этого вопроса «большую» комиссию, в состав которой входят члены двух постоянных комиссий, занимающихся первая — всеправославными, а вторая — общехристианскими делами. Патриарх лично принимал участие во всех работах, вносил предложения, изучал документы того времени, интересуясь в особенности позицией патриарха Петра Антиохийского, которую он сделал своей.
Он
Это письмо Петра Антиохийского Михаилу Керулларию мне особенно по душе. Я не знал о нем и обнаружил: его тогда, когда стал заниматься проблемой снятия анафем. Петр объясняет, что латиняне тоже православны, что речь идет об одной Церкви. Все различия в обрядах — опресноки, пост по субботам, бород — не имеют, говорил он, ни малейшего значения. 474
Я
«Оставим бороды брадобреям!», — восклицает он.
Он
Единственная серьезная проблема для Петра Антиохийского — это исхождение Духа Святого. Однако он полагает, что из–за нее не следует порывать общения с Римом, напротив ее следует изучить в свете общения. Сам он в 1053 году после своего избрания отослал синодальные послания папе…
Я переписал несколько отрывков из этого письма для нынешнего патриарха Антиохийского, которого очень люблю. Я напомнил ему по этому случаю, что дорожу его советами, так как должен бы был дорожить советами его предшественника и мой предшественник в 1054 году.
* * *
Позднее подобная комиссия была создана и в Риме. Она подготовила проект общей Декларации и в конце концов отправилась в Стамбул, образовав там смешанную комиссию с православными, которая работала с 22 по 24 ноября и справилась почти со всеми трудностями.
Нужно было примирить две весьма различные точки зрения. Для Запада, четко ограничивающего с исторической и канонической точки зрения акт, свершившийся в прошлом — отлучение как целебно–карательная мера — теряет смысл вместе со смертью того, кого он затрагивал. И потому спустя девять веков не может быть никакого «снятия отлучений». Восток, напротив, остается чувствительным к постоянно тяготившему его — и в богословском и в экзистенциальном плане — воспоминанию об этих анафемах. Было достигнуто согласие о том, чтобы «устранить из памяти и церковной среды эти акты отлучения, воспоминание о которых и до наших дней служит препятствием к сближению в духе любви, дабы предать их забвению».
