Рэймонд Франц - Кризис совести

Некоторое время спустя разговор завершился, и они ушли. Том Грегерсон, все еще переживая визит, покачал головой и сказал, что увиденное открыло ему глаза на многое, но очень его огорчило; он никогда бы не поверил, что люди могут говорить то, что он услышал.

К 1 ноября в Гадсдене начал действовать тот же судебный механизм, что раньше работал в Бруклине. Начались звонки от старейшин, спрашивавших то одно, то другое. Мне сообщили,, что со мной встретится судебная комиссия.

Я подумывал о том, чтобы написать в Руководящую корпорацию заявление о выходе из корпораций Общества (в течение нескольких лет я являлся членом с правом голоса обеих корпораций — в Нью–Йорке и Пенсильвании)[213]. 5 ноября, сообщая Руководящей корпорации, что отказываюсь от членства в корпорациях, я также написал:

По месту моего проживания некоторые старейшины восприняли информацию «Сторожевой башни» за 15 сентября 1980 года как право требовать, чтобы я изменил отношения с человеком, на земле которого живу и у которого работаю, — с Питером Грегерсоном. Они утверждают, что, поскольку он вышел из организации, я должен относить его к разряду тех, с кем вместе не следует даже есть — порочных людей и антихристов, — и если я не подчинюсь этим требованиям, то подвергнусь лишению общения. Приближаясь к 60–лет нему возрасту и не имея материальных сбережений, я не могу переменить место жительства или работу. Поэтому мне очень хотелось бы узнать, действительно ли в ваших заявлениях в том номере журнала имеется в виду то, что утверждают старейшины, а именно: что приглашение на обед от человека, на земле которого я живу и у которого работаю, может являться основанием для лишения общения. Если же старейшины преувеличивают степень сказанного в журнале, ваш совет об умеренности мог бы значительно облегчить мое положение, которое потенциально является угнетающим. Я был бы признателен за любые ваши разъяснения, данные непосредственно или через один из ваших отделов.

В тот же день мне позвонили старейшины. Еще раньше звонки их были настолько частыми, а настроение таким небратолюбивым, что мы с женой внутренне переживали всякий раз, когда звонил телефон. В том случае, если во время их звонков меня не оказывалось дома, моя жена должна была попросить их изложить все, что они хотели сказать, на бумаге. В тот день она попросила их об этом. На следующий день назначенная судебная комиссия написала письмо, пришедшее 10 ноября 1981 года.

Многим Свидетелям Иеговы кажется невероятным, что меня действительно лишили общения из–за того, что я пообедал с Питером Грегерсоном. Некоторые настаивают, что такого быть не могло. Мне кажется, что начавшаяся тогда переписка все проясняет. Первое письмо судебной комиссии было датировано 6 ноября 1981 года.

В этом письме ясно говорится, что основой для их «судебных мер» является одно–единственное обвинение, а именно: мое «общение с человеком, вышедшим из организации».

В своем письменном ответе я указал гадсденским старейшинам на то, что уже обратился к Руководящей корпорации с просьбой объяснить значение материала, опубликованного в «Сторожевой башне» за 15 сентября 1981 года, и спросил, почему они не принимают это во внимание и не позволяют мне дождаться ответа. Я также указал на то, что не вполне разумно будет назначать Дэна Грегерсона в состав судебной комиссии, так как он уже выступил в роли моего обвинителя. Я выразил надежду, что судебная комиссия будет расширена, чтобы можно было более справедливо и беспристрастно обсудить эту новую политику и ее применение[214].

2622 Филдс Авеню Ист–Гадсден, Алабама 35904 6 ноября 1981 года Рэймонду В. Францу ул. 4, п/я 440F Гадсден, Алабама 35904

Согласно вашему пожеланию, переданному нам сестрой Франц в четверг, 5 ноября, настоящим письмом мы просим вас встретиться с судебной комиссией в субботу 14 ноября в 14 часов в Ист–Гадсденском Зале Царствия. Целью нашей встречи является обсуждение вашего продолжающегося общения с человеком, вышедшим из собрания.

Если вы не сможете встретиться с нами в указанный срок, пожалуйста, сообщите об этом нам, чтобы можно было назначить другое время.

Я отправил это письмо, и через неделю, в пятницу, 20 ноября, когда я пришел с работы, жена сообщила мне, что звонил старейшина Теотис Френч. Он сказал, что судебная комиссия соберется уже завтра, в субботу днем. Они послали мне письмо, чтобы сообщить об этом.

В тот же день нам пришло уведомление о заказном письме. Я поспешил на почту и получил письмо, которое было датировано 19 ноября 1981 года.

Как совет старейшин, мы рассмотрели ваше письмо и отвечаем на него. Во–первых, мы хотели бы сообщить вам, что совету старейшин было известно о вашем письме в Общество Сторожевая башня, и мы решили провести слушание судебной комиссии. Во–вторых, ввиду того, что Дэн Грегерсон выступил в роли обвинителя, совет старейшин решил, что в судебной комиссии его заменит Лэрри Джонсон.

В–третьих, есть и другие люди, помимо Дэна, которые будут свидетелями по данному вопросу; однако нам кажется, что нет необходимости указывать их имена, потому что вы признаете, что общались с людьми, вышедшими из собрания.

В–четвертых, совет старейшин решил, что в комиссии будут служить трое старейшин. Нам хотелось бы уверить вас, что эти назначенные братья предварительно вас не осуждают и будут подходить к делу объективно.

Наконец, брат Франц, назначенная судебная комиссия попросила бы вас встретиться с ней в субботу, 21 ноября, в 16 часов в Зале Царствия. Если вы не сможете встретиться в это время, мы просим вас сообщить одному из нижеподписавшихся, чтобы назначить более подходящий срок.

Письмо это было не просто официальным. Оно вполне могло придти от какого–нибудь гражданского суда, поскольку, хотя и было подписано «Ваши братья», в нем не было и следа теплоты христианского братства. В его тоне преобладала холодная официальность. Если бы меня уже предварительно не осуждали (они уверяли в письме, что это не так), там, конечно, был бы выражен братский дух, проявление сочувственной заботы о жизненных интересах того, кому они писали. Даже не принимая во внимание мое служение среди Свидетелей Иеговы на протяжении всей взрослой жизни, мою деятельность в Руководящей корпорации, мой возраст или текущие обстоятельства, — даже отбросив все это в сторону, они все–таки должны были проявить какую–то меру доброго интереса, хотя, может быть, и считали меня «одним из меньших братьев Христа» (см. Мф. 25:40). Я не думаю, что такое равнодушие началось с этих людей. У него был другой источник. Письмо было вполне типичным.

Моя жена уже сообщила по телефону старейшине Френчу, что в субботу мы ждем гостей из другого штата, и у нас не будет возможности с ними связаться или изменить наши планы.

В следующий понедельник, 23 ноября, я вновь написал, выражая свое огорчение по поводу того, как поспешно и неосмотрительно действовала судебная комиссия.

В тот же день позвонил старейшина Френч, сообщив, что судебная комиссия соберется через два дня, в среду вечером (25 ноября) и решит, присутствовать мне там или нет. Я подумал, что нет смысла отправлять им написанное письмо[215]. Казалось, они были в ужасной спешке, «спешили судить». Я лично не думал, что это была их собственная инициатива. Как впоследствии признал председатель комиссии, они поддерживали связь с представителем Общества, окружным надзирателем Уэсли Беннером. Многие их выражения и настроения удивительно повторяли те, которые он проявил у меня дома. Он, в свою очередь, почти наверняка поддерживал связь с отделом служения бруклинской штаб–квартиры, а этот отдел — вне всякого сомнения — общался с Руководящей корпорацией. Это не является чем–то необычным; как правило, все так и происходит. Применяемые методы не удивляли, они просто приводили меня в подавленное состояние.

Когда наступила среда (25 ноября), я решил пойти на это заседание (которое, по словам старейшины Френча, должно было состояться «в среду вечером»), чтобы меня не судили в мое отсутствие. Днем я позвонил домой одному из членов комиссии, чтобы уточнить время. Его жена сказала, что он уже Уехал в Зал Царствия. Я позвонил туда и узнал, что встреча Должна состояться днем — очевидно, «вечером» означало для комиссии любое время после трех часов дня. Я сказал им, что не понял их, что мне не сообщили определенного времени, и спросил, нельзя ли отложить заседание на 6 часов вечера. Они согласились.