Рэймонд Франц - Кризис совести
Мне бы хотелось попросить вас поразмышлять над последствиями подобных действий, помня о принципе, указанном в Лев. 19:15 и Рим. 1:31. Ввиду того, что вы, по–видимому, не желаете отдать мне копию записи, я предложил вам единственную достойную альтернативу — уничтожить запись и все ее копии и транскрипты. Если бы вы хотели сохранить запись, то единственным справедливым действием будет выполнить соглашение, благодаря которому вы ее получили, Я не сомневаюсь, что при противоположных обстоятельствах — если бы запись была у меня, а вы просили о выполнении договора — вы заняли бы точно такую позицию, какую занимаю сейчас я (см. Мф.7:12).
Пожалуйста, посмотрите на сказанное выше как на выражение заботы о ваших духовных интересах, а также о духовных интересах всех остальных братьев. Хотя мой статус может считаться низким, а не высоким, я был бы очень признателен вам за внимание к моим соображениям, изложенным в этом письме, а также в письме от 19 июля.
Ваш брат Р. В. ФранцПочти через месяц пришло еще одно письмо. Библейское Общество
СТОРОЖЕВАЯ БАШНЯ 117 Адамс стрит, Бруклин, Нью–Йорк, 11201, США тел. (212)625–1240 GT/A 24 сентября 1980 года Рэймонду В. Францу ул. 4, п/я 440F, Гадсден, Алабама 35904 Уважаемый брат Франц!Мы получили и рассмотрели ваше письмо от 28 августа 1980 года.
Настоящим сообщаем вам, что записи заседания за 21 мая, о которых вы упоминаете, были уничтожены. При их уничтожении присутствовали три свидетеля из Руководящей корпорации. Никаких письменных транскриптов этих записей или ее копий сделано не было. Записи были уничтожены полностью.
Это сделано в соответствии с пожеланиями, выраженными вами в переписке с нами.
Ваши братья, Библейское Общество «СТОРОЖЕВАЯ БАШНЯ» Председательскому комитетуКак показывает приведенная выше корреспонденция, мои «пожелания» заключались в том, чтобы мне выслали копию записи, как и обещали. Поскольку им явно не хотелось с ней расставаться (в чем–то такое отношение напоминает Уотергейтское дело), я предложил им альтернативу, которую они, в конце концов, приняли. В любом случае, я был рад, что дело, наконец, разрешилось, и надеялся, что на этом все сношения с Руководящей корпорацией закончатся. Не тут–то было.
Через несколько недель после моего возвращения в Алабаму Общество прислало мне чек на 10000 долларов в качестве подарка, «помощи в восстановлении Юга». Я не просил о деньгах, и это было неожиданно и приятно. Мы дополнительно взяли ссуду в 5000 долларов и приобрели передвижной домик; Питер Грегерсон разрешил нам поставить его на своей земле. Я был очень рад (и обязан в экономическом плане) выполнять для Питера физическую работу, трудясь у него во дворе. Я проводил дни, подстригая газоны, подрезая ветви кустов, вырывая сорняки; меня жалили оводы и пчелы, постоянно кусали рыжие муравьи; был период, когда на протяжении тридцати дней температура на солнце превышала ЗО°С. Я не помню, чтобы когда–нибудь раньше испытывал такую постоянную физическую усталость, как в эти месяцы. Тем не менее, я был рад этому, поскольку это помогало мне пережить душевную боль.
Однако самую значительную помощь нам с женой оказало ежедневное чтение Писания. Каждое утро мы по порядку читали по четыре псалма, пока не закончили эту книгу. Хотя и до этого мы много раз читали их, теперь они казались нам почти незнакомыми: настолько лучше мы их понимали. Если есть часть Библии, которая наиболее ясно показывает те личные взаимоотношения, которые могут и должны существовать между Господом и Его слугами, то это именно псалмы, особенно псалмы. Душевный надлом, смятение и переживания, чувства беспомощности и отчаяния, которые так часто выражались псалмопевцами; то, что каждый раз они, в итоге, признавали, что вся их надежда должна быть и находится не в людях, но в Иегове Боге как Скале и высшем прибежище, — на все это очень чутко отзывались наши сердца.
Покидая международную штаб–квартиру, я не хотел никаких неприятностей, но они сами нашли меня.
В течение нескольких месяцев у нас были самые теплые отношения с членами собрания Свидетелей Иеговы в городе Ист–Гадсден, когда мы участвовали в собраниях и «полевой деятельности». Через несколько месяцев местные старейшины написали в Бруклин, рекомендуя меня старейшиной, Краткий ответ в сжатых фразах говорил, что, по мнению Общества, старейшинам не стоит рекомендовать меня для назначения таковым (или служителем). Единственная указанная причина заключалась в то, что сообщение о моем уходе из штаб–квартиры (опубликованное в том же номере «Нашего Служения Царствию», что и информация о лишении общения некоторых работников штаб–квартиры) было получено недавно. Главный надзиратель собрания, по–видимому, был очень расстроен этим письмом, но я посоветовал ему просто забыть о нем.
С момента получения этого письма — плюс информации, полученной старейшинами в письме Общества от 1 сентября 1980 года (где говорилось, что простые убеждения, отличающиеся от учений Общества, могли быть причиной для лишения общения) — атмосфера стала постепенно изменяться. Журнал «Сторожевая башня» начал печатать статьи, целью которых было не умерить волнение, но сосредоточить внимание на якобы развивающемся «отступничестве». С того времени до сих пор на словах и в печати, по всей видимости, идет согласованная кампания с целью оправдать крайние меры, принятые по отношению к тем братьям в Бруклине, которых так стремительно исключили. Категоричность не уменьшилась; напротив, заявления о власти свыше и сопровождающие их призывы к безусловной преданности становились все более безапелляционными. Из номера в номер «Сторожевая башня» обращала внимание на моменты, вызывавшие сомнения, настаивала на их правильности и, в общем, еще прочнее закрепляла принятую позицию вместо того, чтобы сделать взгляды более умеренными. Приводимые с этой целью доводы, казалось, достигли новой степени низости, так как заключались в том, чтобы искажать любые другие взгляды.
Развилась атмосфера подозрения и страха. Старейшины, бывшие по характеру людьми скромными, колебались в своем желании призвать к умеренности, опасаясь, что это будет воспринято как свидетельство нарушения верности. Те, кто был сторонником жестких мер, получили благоприятную возможность выразить свою крайнюю точку зрения. Это напоминало времена Маккарти в Соединенных Штатах, когда любой человек, защищавший гражданские права и свободу и не одобрявший безжалостные методы разрушения непопулярных идеологий, подвергался серьезной опасности быть названным «сторонником коммунистов», «сообщником» радикальных элементов.
В таких обстоятельствах мне становилось все тяжелее посещать собрания, поскольку это значило слышать, как неверно используется Слово Божье, как этому Слову приписывается значение, которого у него нет, а также слышать, как организация постоянно доказывает свою истинность и хвалит себя. Все это вызывало желание иметь хотя бы ту свободу слова, которая была в синагогах первого столетия и позволяла людям, например, апостолам, открыто говорить в защиту истины (хотя даже тогда это неизбежно привело к постепенному ожесточению, которое, в конце концов, закрыло для них дверь в синагоги). Но, как я говорил Питеру Грегерсону, я считал себя в Зале Царствия только гостем; это был их Зал, их собрания, их программы, и у меня не было никакого желания расхолаживать их и мешать выполнению всего этого. Таким образом, я ограничил свои замечания только чтением важных отрывков Писания, подчеркивая ту их часть, которую можно было применить в данном случае. Редко случалось так, чтобы после собрания кто–нибудь, часто пожилой Свидетель, не подходил ко мне с выражением признательности.
Однако по причине развивавшейся атмосферы «крестовых походов» мне казалось, что ко мне будут приняты дальнейшие меры, и дело было только во времени. Так и произошло.
ПРЕСТУПЛЕНИЕ И ПРИГОВОР
«Фарисеи же и книжники роптали, говоря: Он принимает грешников и ест с ними»
(Лк. 15:2).В качестве свидетельства было достаточно одного обеда. Вот как это произошло.
Приблизительно через шесть месяцев после моего возвращения в Северную Алабаму Общество послало в этот район нового окружного надзирателя. Его предшественник был человеком умеренным и предпочитал не раздувать проблемы до размера серьезного дела, а решать их спокойно, без шума. Новый надзиратель был известен как человек более агрессивный. Примерно в это же время вышло письмо Общества окружным и районным надзирателям, где утверждалось, что «отступниками» являлись и те, кто просто верил в то, что отличалось от учений организации.
Во время своего второго посещения собрания в Ист–Гадсдене (в марте 1981 года) новый окружной надзиратель Уэсли Беннер пожелал встретиться с Питером Грегерсоном и вместе с местным старейшиной Джимом Питчфордом побывал у него дома. Причина? Беннер сказал Питеру, что в городе и в округе о нем ходит «много разговоров». Питеру очень неприятно было об этом слышать, и он спросил, откуда берутся эти «разговоры». Беннеру не хотелось отвечать, но Питер подчеркнул, что ему необходимо это знать, чтобы исправить положение. Тогда Беннер сообщил, что он услышал это от одного из родителей в семье Питера и его жены.
