Антоний Великий - Сочинения
(188) Вопрос. И что же, тогда Троица воплотилась и вочеловечилась? Ибо Бог сказал не «Сотворю человека по образу и подобию Моему», но «Сотворим… Нашему».
Ответ. Если мы будем настаивать на прочих словах, то во всех случаях само богословие (слова о Боге) нам искусно все покажет, говоря, что сказано «сотворил», а не «творили»; «Бог», а не «боги»; «человека по образу Божию», а не «богов». «Сотворим» знаменует три лица Божества, а само «сотворить» — соединение природы, света и действия: как мы понимаем из самого того, что мы сотворены. Когда сказано «и сотворил Бог человека», то сотворенность, содеянность природы выводит [перед нами] всех людей, и «мужа и жену сотворил», указывает лица. А в другом месте сказал Бог: «Истреблю человека с земли, которого Я сотворил», — хотя были уже многие тьмы людей, которые утонули при Ное. Подобно этому и другое потопление — всего войска Фараонова — воспевает святая песнь Марии: «Воспеваем Господа, ибо со славою Он прославился, коня и всадника повергнул в море», — множество коней называя в единственном числе, и полк воинов в песнопении именуя точно так же, который весь потонул в Чермной пучине вместе с несчастным их царем. А к Моисею Бог сказал: «Я Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Иакова», — что можно сказать, что «Я один и тот же», и так указуется Святая Троица, что Три. Бог с высоты показывает три Своих ипостаси и лица. Одно «Я», а три «Бог» — возвещено. Но и во всем неизреченное и невыразимое явление Бога во плоти мужской от Приснодевы Марии: когда Бог пожелал, Сын воплотился и Дух содействовал — это было сделано, когда никого не было не участвующего, но союзным согласием всех; и тождеством единого Совета, Господства и Царствования, которое в Троице. И для Писания обычно разделять многие Божий действия на три. Действия Ветхого Завета возводятся к Отцу, действия Нового — к Сыну, в настоящем Божественно действуемое и устраиваемое — к Духу.
(189) Вопрос. Но Бог не сказал: «Сотворим человека по образу и по подобию, по которому желаю, чтобы он после был». Но настоящее уже являемо совершенным, когда говорится: «И сотворил Бог человека …по образу Божию сотворил Его» как сообщает Моисей.
Ответ. Не хочется повторять, ибо в достаточности уже было сказано. Думаю, что образ вполне совершился приличествующим образом в Богоявлении к нам Слова. Об этом много раз свидетельствует сонм Пророков, за много лет до имеющего плоть жития Божия, которое будет после них. Это, как уже наступившее, проповедует возвышенный среди пророков Исайя, когда вопиет: «Отрок родился у нас, и нарицается имя Его Бог крепок», — хотя плоть Матери Его приснодевственной еще не изошла на бытие. Другой Пророк больше чем за пятьсот лет видел Сына как уже распятого и воскресшего из усыпальницы, когда вопрошал предстоя, Его: «Что это раны эти на руках Твоих?». Бог еще не был во плоти, а он, подтверждая слова, пророчествовал как уже о сбывшемся, когда говорил: «Эти раны, которыми был ранен в дому возлюбленного Израиля». И божественный песнопевец Давид за тысячу лет, как о наступившем или уже прошедшем, пел о восхождении Иисуса Христа во плоти на небеса: «Взошел вверх Бог при восклицаниях, Господь при гласе труб».
(190) Вопрос. Но как же ты тогда раньше опровергнул тех, кто описывает Божество во плоти или говорит о Нем, как о имеющем человеческий образ, а теперь сам известил, что Оно подобно нам?
Ответ. Я сказал не «есть», но «будет». Соединившись с нашей душой и телом, Сам Бог Слово стал подобен нам. Он был с нами, что было и до этого; и был видим, что не было до этого. Когда Он сказал к хору апостольскому, разламывая хлеб: «Возьмите, ешьте от него все, это — Тело Мое», — Он не пострадал плотью, и когда сказал: «Пейте… это Кровь Моя», — не был проколот на Кресте копьем в ребра. Мы видим сегодня этот святой Хлеб на не допускающей скверны Требе во время святого и таинственного Служения, предлагаемый на пречистой Трапезе. Он не согласуется [внешне] со спасительным образом Бога Слова. Как и с размешанной кровью — преподносимая вместе с хлебом чаша вина. Не согласуется ни раздроблением членов, ни составом плоти, ни составом крови. Не невидимо и явным образом примешано к этому телу не имеющее образа Божество. Первое кроваво, одушевленно, жилисто, сочленено различными жилами, и объято кровотоками — в это тело Создатель Слово вплелся до волос и ногтей; и волосы на бороде я мыслю Христовыми, и ноги, и ногти, и кровь, и воду. Ко мне, ради моего, Бог [так] примешался. Это прямо, и действует прямо на члены. А второе — всевластно, без членов, не одушевлено, без крови, неподвижно, непостижимо, и невидимо в Божестве. Но мы имеем веру даже скорее, чем богословие, и [знаем], что не как подобное или как равное, но Божественным невидимым и явным образом — это существующее Божие Тело, которое освящается на святой Трапезе, и священники нераздельно его раздают всем; и его берут, а оно не скудеет. Как солнце не истощается, давая свет тем, кто нуждается. И море, выливаясь на осоленные берега, не делает сухими глубины. И огонь, занятый тысячами свечей, не гаснет, не потухает. Под гнетом он не оскудевает, и пламя рвется вверх […] Оглашаемые, осевшие в неучении, или скорее в погибели, отверглись Его. А не ведающие Закона язычники, не воспитанные в Законе, не оглашенные в нем, хорошо совершили Закон, став для себя законом. Своему Творцу они дивились, только исходя из сотворенного Им, и веровали, что Он — Бог.
(192) Вопрос. Если ты сказал выше, что совершением добродетели мы подобны Богу, и обещал сказать, каким образом человек живет по Божьи, то молим сперва рассказать нам: каков устав совершенный делания добра?
Ответ. Я удивляюсь, о, любезная глава: ты нам сам показал очевидное установление делания добра, чтобы мы его бодро видели. И если найдется этот устав, то его желанно с помощью слова сделать вечным в своем житии. Я прямо недоумеваю, как объять словом и показать совершенство в житии. Если даже слово и передает смысл, то оно выше моего помышления. Ведь и все те, кто сияет деланием добра, не могут поведать то совершенство, которое у них, то совершенство, которое у всех других: как оно может быть измерено в чувстве и какими определениями оно будет установлено. Что оно по числу и уставу. Все, что количественно, то окружено какими–то своими установлениями. И кто измеряет на глаз локтем, или считает десятками, тот понимает, где он начинает и где кончает. И в нем это и осуществляется. А что до делания добра, то от Апостола мы научились единственному совершенному установлению: ибо делание добра — без установления и без краев. Ибо Апостол велик и высок разумом, и всегда по доброделанию движется. И никак не перестает состязаться за первенство, ибо он думает, что не безвредно прекратить этот бег. Ибо ничто благое не устанавливается своей природой. А когда противник запинает, то это благое всегда тотчас кончается — как жизнь кончается смертью, и свет кончается тьмою, и сила кончается болезнью. Ибо как конец жизни — это начало смерти, заход солнца — это начало тьмы, и недомогание — это начало болезни. Так что остановка бега (течения) на делание добра становится началом течения зла. Разве не хорошо я сказал, что делание добра не подчиняется своим установлениям. Ибо делание добра не имеет окончания: оно совершенно, без конца и лишено установлений, весьма велико и неизмеримо. Ибо, говорится, всякого ума выше Божество, Господство, Первое Благо. Его природа блаженна, бесконечно делание добра. Таким образом, нет ни одного установления для делания добра. Разве только сопротивление злу. Ибо противник не приемлет Божество и не считается с Ним. А тот, кто бежит путем делания добра, тот всегда причастен Богу. Ибо Он — это всесовершенное Действие, Он — самое доброе и благое по Своей природе, и достойным удивления образом причащаем всеми. Но Сам установлений не имеет. Необходимо, чтобы тот, кто стал причастен, в неудержимом желании бежал и прорывался. А бег никогда нельзя остановить, ибо он без установления и без конца. Всесовершенная добродетель да будет понята, что она есть Бог.
(193) Вопрос. Но как кто–либо начнет путешествие или дело, если не будет надеяться на конец и завершение? Как кто–либо пойдет добродетелью, не надеясь на совершенство в ней?
Ответ. Ты неосмысленно указал искомое слово. В житии о Боге не будем лениться, по силам, когда всегда [Евангелие] богословит: «…будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный». Нам никак не возможно сравниться с Божеством, с несравненной и превышающей ум и осмысление Божией природой — но подражать Его человеколюбию, кротости и всеблагости, показывая милосердие к ближним. Даже если это враг или доносчик, то в любом случае Божество помогает всем и независтно (щедро) дает, предваряя дарами прошение полезного. И ни от одного человека Божество не получает почести, которые были бы достойны. Итак, пойдем, сколь это [для нас] возможно на делание добра, легкими и частыми ристаниями (сражениями) пробегая к нему. Хотя и невозможно достигнуть самой вершины, и невозможно получить все доброе, но даже взять часть не малая польза. Мы не можем выпить весь родник или водохранилище, но разве мы не можем приятием [воды] в довольство уврачевать жгущую нас жажду? И если мы не можем пропустить через себя весь воздух, то разве мы не можем дышать? И если мы не постигнем всех смыслов, то разве мы не должны беседовать? Мы можем показать, что вопреки сильному сопротивлению мы не отпали от совершенства, но старались ради него, сколько было сил; и больше, чем было сил. Похвально это устремление, потому что оно, мне думается, совершением делания добра, что есть спешить всегда на добро. И более всего держать правду, которая одолевает неправду. Ибо неизречен разум Божий, который прилагается и сочетается с нашими трудами. Он недомыслим для всякого человека в сем житии, по причине превосходящего добра или более горького воздаяния, потому мы отвечаем приязнью к подобным, чтобы с ними принять почесть или мучения.
