Николай Сербский - Земля недостижимая. Сквозь тюремное окно
Гестаповец подал знак одному из конвоиров, и тот кулаком ударил Спаса по лицу так, что потекла кровь. Спас медленно поднял левую руку и попытался стереть кровь.
Спас (конвоиру): Если я лгу, докажи, что это ложь, а если говорю правду, то за что бьешь?
Председатель раздраженно приказал конвоиру покинуть зал суда, а Спасу велел сесть. Потом, повернувшись к гестаповцу, воскликнул: Я не понимаю, коллега, как можно наказывать кого‑либо, не вынеся приговор. Немецкий Закон это запрещает.
Гестаповец: Да это не наказание, а лишь намеки на лютую смерть, которая ждет этого сербского разбойника.
Председатель: Но мы не можем знать, не доведя судебное расследование до конца, будет ли обвиняемый осужден на смерть.
Гестаповец: В этом‑то вся наша беда, что вы не знаете. Между тем каждый немец должен знать закон о спасении отечества. Поэтому долг каждого немецкого патриота уничтожать на месте преступления любого, кто препятствует спасению нашей родины. И тот, кто этого не делает, — предатель.
Председатель (побледнел и резко поднялся): Предатель тот, кто не подчиняется приказу Вождя. Я получил от Фюрера разрешение провести это расследование до конца недели. Вы поняли, господин оберштурмбанфюрер?
В этот момент раздался вой сирены, оповещающей об атаке американских бомбардировщиков. Свет погас. Все судьи бросились в бомбоубежище. Перепуганный конвоир на цыпочках последовал за старшими офицерами в спасительный бункер. Спас остался один в мрачном зале суда, сидя на скамье подсудимых. Поврежденная рука сильно ныла, голова трещала от боли, но он умел гасить боль таинственным духовным деланием.
***
Темнота не мешала Спасу. С тех пор, как он оказался в неволе, капитан полюбил мрак и едва мог дождаться ночи, чтобы остаться в темноте и тишине наедине со своими мыслями. Он часами сидел на своей узкой койке, предаваясь молитве и размышлениям. Своим самым близким друзьям он признавался, что ночь ему мила, как любовь матери. Мрак приносил свободу, невозможную днем, возносил над временем и пространством. Темнота скрывала тюремные стены, поглощала границы между странами и народами, границы между прошлым и будущим, прятала его тело от глаз и оставляла ему только душу, и он мог беседовать сам с собой без свидетелей. Тьма возносила его в небесные дали, откуда люди казались ему лучше, чем днем, вызывали жалость и соучастие, а соучастие украшает и людей, и всякую живую тварь под небесами. О блаженство ночи! О благословенная тишина! Не спеши, заря, не занимайся, день! Во мраке он был среди наилучших собеседников и без людей. Его самым лучшим и самым великим собеседником был Господь…
***
Внезапно посреди комнаты возник какой‑то сгусток света. Он стал разрастаться в букет бенгальских огней, рассыпающийся искрами. Спас смотрел на это диво во все глаза. Постепенно вихрь искр стал принимать человеческий облик и превратился в элегантного господина во фраке с цилиндром на голове и сверкающей тростью в руках. Он сильно хромал на одну ногу, а лицо его было неопределенное и взгляд тупой. «Узнаешь меня, враг? — пролаял незнакомец хриплым голосом старого пса. — Я тот, от которого трепещет небесный престол, а ты пытаешься мне противиться? Я доктор над всеми докторами, я избавляю людей от здоровья, от истины, от согласия, от милосердия, от набожности и от всех других так называемых добродетелей. Я доктор всех известных наук и употребляю во зло все человеческие знания. Я управляю миром с помощью шести злоупотреблений: злоупотребление властью, злоупотребление богатством, злоупотребление красотой тела, злоупотребление искусством и злоупотребление едой и питием. С помощью этих злоупотреблений я показываю людям в своем магическом зеркале Землю недостижимую, и они мчатся туда, как безумные. Но когда они думают, что уже подбежали к воротам рая, я поворачиваю зеркало обратной стороной, и они, разочаровавшись, отправляются обратно. Я делаю это, чтобы потешить мое подземное царство и подорвать авторитет небесного престола. Кто ты такой, чтобы иметь дерзновение открывать людям глаза и разглашать тайну Земли недостижимой?! Не Раб ли ты Того, Кто висел на Дереве и Который тем Деревом меня искалечил? О–ой! — взвизгнул элегантный господин и стал испуганно озираться и отмахиваться тростью, словно обороняясь. — Кто это бьет меня? Кто еще здесь? Ты удивляешься, откуда у меня столько докторских степеней? Да они всегда были моими. Я их не получаю, а, наоборот, награждаю ими всех тех, кто пишет диссертации и книги против Того, чей ты раб. Я подсказываю им идею и неслышно диктую, что им следует писать против Него, чтобы отомстить Ему за мое увечье и мой стыд. Это моя главная цель, а мои методы — ложь и насилие. О, если бы ты, раб Истины, знал, как сладко лгать, интриговать, оговаривать невинных, совращать девственниц, а еще слаще наблюдать насилие человека над человеком! Если бы ты, раб Милости, знал это, ты поклонился бы мне как всемогущему богу. Поклонись мне, сожги рукопись о Земле недостижимой, и я сделаю тебя счастливым! Я превращу тебя в султана Марокко или, если хочешь, всей Африки. Кто здесь? Что это шуршит? Знаю, тебя интересует, почему я сейчас не так часто появляюсь на людях, как бывало в старые времена, разве нет? Ха, это и есть моя хитрость. Покуда я сам открыто являлся людям, все люди знали меня, боялись и избегали меня. Теперь я придумал нечто поинтереснее. Я больше не являюсь, чтобы люди подумали, что меня нет. И действительно, в этом веке все уверены, что меня нет, что я не существую. Пока люди знали, что я существую, они любое зло мне приписывали, меня ругали и осуждали. Поэтому все были милосердны к тем, которые согрешили, и многое прощали друг другу, обвиняя во всем зле одного меня. Теперь все по–другому. Я все модернизировал. Теперь я скрыт от глаз людских, и поэтому теперь человек человека обвиняет за всякое зло, люди разучились быть милосердными и не умеют прощать. G тех пор, как я перестал являться людям, они стали ограниченными и недальновидными, теперь они не считают меня источником зла, а обвиняют во всем один другого. И они бьются друг с другом, пытаясь искоренить зло, а я, царь зла, наблюдаю за этим и наслаждаюсь. И я все глубже ухожу в подземелье, чтобы люди совсем забыли о моем существовании. Таким образом, мои дела идут все успешнее мне во славу. Мои агенты действуют в Азии и Африке, а я ударяю по Его главной твердыне — по Европе. И вот, видишь, Его главная крепость, Его Европа в огне пожарищ, рушится и пропадает. Списки Его, так называемых, спасенных становятся все короче, а мое царство зла переполнено. Кто это заглядывает в окно? Кто это входит в двери? Это заговор против меня? А ты все еще веришь, что Европа выстоит? Говоришь, что в Европе народные массы идут за Ним? Знаю, но я приведу их всех в свой загон, как глупую скотину. Именно так мои верные ученые мужи называют народные массы, которых они воспитывают и перевоспитывают в духе зла по моим рецептам. По правде говоря, есть еще одна причина, по которой я должен скрываться. Те люди, что следуют за Ним, носят одно оружие, которое разит меня наповал. Это… ну ты знаешь… Его знак. О–ой! — взвизгнул опять элегантный господин и завертелся вокруг себя, отмахиваясь тростью вправо и влево, вверх и вниз. Приблизившись к Спасу на несколько шагов, он внезапно обернулся здоровенным козлом с рогами до потолка. — Посмотри на меня сейчас! — взвизгнул он. — Сейчас я козел. Я могу превратиться в любого и во что угодно — такова моя сила, не то, что Он, Который мог явиться лишь как человек, причем не как богатый господин, а как жалкий бедняк, что воняет рыбой. У Него не было ни одного диплома. Он изгнал моих младших из людей и послал их к свиньям, но за это Он должен сделать мне одну уступку. Обещал Он отдать мне всех грешников, что на Страшном суде будут с левой стороны. Он назвал их баранами. Поэтому я царь над баранами. Да я и сам больше люблю гордых козлов, чем глупых овец. Я уверен, что на Страшном Суде большинство будет на моей стороне. Предлагаю тебе выйти из числа Его овец и перейти на мою сторону. И сожги свою рукопись. Сожжешь или нет? Если нет, тогда… — В этот момент козел превратился в огромную змею и прошипел: — Тогда я тебя сейчас проглочу», — Сказав это, змея обвилась вокруг Спаса и разинула пасть.
Но тут Спас поспешил сделать знак Креста в воздухе — и змея пискнула, кольца ее ослабли, и она лопнула с громким хлопком. И все исчезло во мраке, а помещение суда наполнилось смрадом. Повисла зловещая тишина. Спаса прошиб холодный пот. Он перекрестился и стал молиться Богу, и молился долго…
Наконец пришли два конвоира и отвели его в камеру.
В ту ночь расстреляли еще 25 заключенных из барака N99.
ЗЕМЛЯ НЕДОСТИЖИМАЯ
Рукопись Спаса Спасовича
