Христос Яннарас - Истина и единство Церкви
Отношение предполагает восстановление смысла существования, т. е. самопревосхождение божественной природы и человеческой природы благодаря инаковости личности: природа существует только «в лицах», и познаем мы как природу, так и лица только со стороны действий, энергий природы, которые всегда личны. Личность является носителем энергий природы, а это значит, что способ бытия природы есть личная инаковость, он есть множественность лиц и их деяния, результаты действий природы, которые всегда личны.
Познание лиц и энергий возможно только внутри личных отношений, личной деятельности, путем опытного вселенского участия и причастности к личным энергиям и к их действиям, несущим на себе след «инаковости» личности. Через энергии совершается участие в «другом» как превосхождение самого себя, как любовное самопожертвование в единстве эроса. Эрос есть завершение личного познания и личного действия. Церковь познает Бога через личное отношение к своему Жениху – Христу, возлюбленному нашему. Это отношение позволяет жить среди энергий Святого Духа, открывающих любящую волю Отца. Церковь познает мир – совокупность свершений божественной личной энергии – как динамично совершаемое и осуществляемое призывание Богом человека к общению[24].
Ересь всегда отрицает именно такое единое видение и такое опытное переживание Церкви. Она отрицает динамическое и благодатное единение бытия и познания в событии возникновения личного любовного отношения, подчиняя знание об истине и о спасении расщепленному индивидуальному бытию: интеллектуальному познанию, эмоциональному переживанию, нравственной деятельности. Причем «в дело вступают» не все эти три части души одновременно, а две или одна. Поэтому всякая ересь начинается с того, что она непосредственно или опосредованно отрицает принадлежность события возникновения существования к единому виду. То есть ересь ставит под сомнение, искажает или отвергает связь природы и личности, природы и энергий. Ереси всегда абсолютизируют либо интеллектуальное познание сущности или природы, игнорируя опытную истину личного отношения, либо индивидуальные особенности, этические или психологические, которые оказываются таким образом в отрыве от общей природы, т. е. общего способа существования.
Единство бытия и познания в отношениях личностей – вот ответ православного богословия на вопрос о том, где истинная Церковь. Это исходный вопрос для богословия и жизни западного христианства.
Существование объективного «принципа», который являет собой, выражает и подлинно, безошибочно преподает истину Церкви, всегда рассматривалось на Западе как необходимая предпосылка церковного единства. Только так, по мнению западных богословов, можно преодолеть субъективное вйдение проблем, ведущее к расколам и разделениям. Но очевидно, что поиск объективного принципа – объективного и безошибочного выражения истины Церкви – предполагает позитивистское восприятие истины, т. е. такую гносеологию, для которой истина исчерпывается объективным описанием, общезначимой формулой и для которой священ авторитет безошибочного носителя и выразителя этой формулы.
Для православной церкви и православного богословия, напротив, истина превосходит любую объективную формулу познания, поэтому невозможно даже поставить проблему объективного определения того, что подлинно. Православное богословие и не ставит перед собой задачу указать на «отдельного носителя» этой «подлинности».
В православной церкви истина не может исчерпываться изолированной и статичной объективной формулой и объективным «носителем» и «выразителем» этой истины. Ведь истина – динамичное событие, она есть способ существования Христа и Церкви, превосходящий условное отождествление понятия и понятого (adaequatio rei et intellectus). Вербальное выражение этой истины, которое мы находим в Священном писании, в решениях соборов, в богослужебных текстах и творениях отцов, «определяет», но при этом не исчерпывает события возникновения «новой жизни во Христе», способа существования общины святых, их «поистине беспредельного» совершенства.
Конечно, «определения» веры и истины, освященные жизнью Церкви, и постановления вселенских соборов имеют для членов Церкви обязательный характер. Это означает, что формулировки догматов и символов веры невозможно изменить или пересмотреть без риска утратить идентичность жизни Церкви и реального события спасения.
Но событие спасения и динамическое осуществление спасения внутри церковной жизни первичны по отношению к любой формулировке истины о спасении. Догматы соборов – это «определения», установленные горизонты истины, которой живет и которую воплощает Церковь. Эти определения-пределы ограждают, отграничивают опытное переживание и воплощение истины от заблуждения и ереси, т. е. от не-Церкви, от способа существования падшего человека. Соборные «определения» и литургические «исповедания» веры суть «символы» истины, соединяющие (συμβάλλουν) личный опыт в общий опыт и жизнь Церкви. Следовательно, невозможно принимать их как отвлеченные идеологические «принципы» и как оторванные от жизни суждения.
По той же самой причине на право формулирования догматов и символов не может претендовать (в силу самого смысла права) никакой институциональный носитель, никакая «власть» и никакой «авторитет», но только – тело Церкви. Даже собор большинства епископов «всей вселенной», провозглашающий себя вселенским, должен быть признан православным лишь всем церковным телом. Только тогда его постановления будут обязательны для всех верных и будут определять исторический путь Церкви. Бывали соборы очень представительные, которые называли себя вселенскими, но тело Церкви отвергало их, ибо не узнавало в их постановлениях подлинного и истинного выражения опытного знания события спасения, которое переживается и воплощается только всецелым церковным телом.
Не поддающийся рациональному описанию фактор «сознания церковного тела» не означает рационалистического принципа «демократического большинства». Он означает первичность события спасения перед формулой спасения. И одновременно он означает, что первое и основное условие познания истины Церкви – причастность способу существования Церкви.
И так как истина Церкви реализуется как способ существования, а формулировка истины лишь «определяет» способ существования Христа и Церкви и отграничивает его от способа существования падшего человека, человека, находящегося во власти греха, – именно поэтому число голосов, число сторонников ничего не значит. Единственный критерий истины – это ее кафоличность. Даже один-единствен-ный член Церкви может спасать в своем лице целостность веры и истины, «всего Христа», вселенский способ существования Церкви. Святой Афанасий Великий, святой Максим Исповедник, святой Марк Эфесский – показательные исторические примеры сохранения церковной истины кафолической, «вселенской» личностью.
Вселенскость Церкви позволяет понять, что же такое «сознание церковного тела». Когда тот или иной церковный собор с уверенностью заявляет: «изволилось Святому Духу и нам» (постановили Святой Дух и мы) – собор признает, что он осмыслил и выразил опыт и сознание всего церковного тела. Отдельные епископы оказались устами и носителями вселенской истины спасения, воплощаемой в каждой поместной церкви. Не священный «сан» епископа и не институциальный характер собора обеспечивают правильность выражения и формулирования истины о Церкви, но согласие епископов собора со вселенским опытом церковного тела, т. е. с общей волей и энергией общины святых по образу Троицы.
И поэтому решения вселенских соборов, догматические и «канонические», не ограничены давними ситуациями и преходящими проблемами. Даже самые мелкие правила церковного благочиния соотносятся в конечном счете, как и догматические определения, со способом существования Церкви, т. е. со способом существования человека «по природе» и «по истине». Они относятся ко всему человеческому роду. Вселенская истина и подлинность жизни «определяют» и сохраняют формулировку догматов и правил. А это значит, что формулирование догматов и правил есть соборное дело и служение жизни и истине, а не одно из полномочий «власти», обладающей «авторитетом».
§ 5. Однотипность ересей
Примеры наиболее характерных ересей, которые знала историческая жизнь Церкви, подтверждают те выводы, к которым мы пришли выше.
Арианство абсолютизирует истину о личной инаковости друг другу испостасей Святой Троицы и релятивизирует истину о единстве и тождестве единой Божественной сущности. Оно различает сущности, а не ипостаси Святой Троицы, отрицая «единосущие» Сына с Отцом и тем самым отвергая реальность воплощения Бога и возможность спасения человека.
