Архимандрит Савва (Мажуко) - Апельсиновые святые. Записки православного оптимиста
Хранение девства во многих древних культурах было особым знаком. Его связывали с магией силы, прежде всего. И нам конечно же вспоминается другая дева-воительница – Брунгильда – героиня скандинавского эпоса. Она обладала нечеловеческой силой, которая сразу исчезла, как только принцесса вышла замуж и утратила девство. Магическая сила иссякла. Но только ли магия силы может быть усмотрена в образе девы-воительницы? Нет ли здесь и другой, очень нам понятной интуиции священного благоговения перед святостью материнства, почтения к особому сакральному служению женщины как матери и супруги, чья святость выявляется только в созидании, но никак не в разрушении, чей образ никогда не может быть причастен злу. А потому и воительницей не может быть мать или жена. Только девство – сознательное самоубийство себя как женщины – может примириться с работой убийцы. Здесь следует сделать оговорку относительно хранения девства монахинями. Их путь – путь созидания, а не разрушения, путь приумножения любви и доброты в девственном служении Богу. Но девство Камиллы было иным. Она была девой-воином, то есть убийцей, и в сознании людей древности эти вещи несовместны – убийство и рождение, зло и созидание рода и семьи, поэтому, если женщина – воин, значит она ни в коем случае – не мать и не жена.
Вот описание рядового эпизода военных занятий Камиллы, один из моментов ее «трудовых будней»:
«Мужа, что гнался за ней, догнала и, мольбам не внимая,Дважды удар нанесла секирой тяжкой по шлему,Медь и кость разрубив, так что мозг полился из раны»
(Энеида, XI, 696–698).Прекрасная дева-воительница топором раскроила череп молодому воину, забрызгав землю его кровью и мозгом. Убит чей-то сын, брат, муж, отец. Пресёкся род. Умерщвлена целая цепь поколений. Война – это зло. Даже священная война – зло. Вы можете сражаться за родную землю, защищая свои дома, жен и детей, заступаясь за родные могилы и святыни народные. Но служа этим высоким целям, вы обязаны убивать. Без этого никак нельзя. Без этого не бывает войны. И если война священная, освободительная, отечественная, обязанность каждого мужчины взять в руки оружие и сражаться. Но от этого зло не становится добром, а война – это зло, потому что на войне убивают, и это убийство может быть меньшим злом, но от этого злом оно быть не перестанет. Мужчины берут в руки оружие, чтобы это оружие не брали в руки женщины. Женщина и убийство – сочетание невозможное и дикое. У женщины свое особое служение в этом мире. Женщина священна, потому что у нее от Бога есть дар созидания. Первую женщину звали Ева, что значит «жизнь». Женщина несет миру жизнь, лечит его раны, заражает добротой и любовью. Поэтому нужно делать всё, чтобы ее никогда не касалось зло, чтобы она была спрятана от ужаса убийств и насилия.
Женщина-рыцарь. 1909. Худ. Вардгес Суренянц
У гениального Толкина во «Властелине колец» нарисована настоящая икона женщины, ее идеальный образ. Я говорю об онтицах, супругах пастухов деревьев, хранителей леса. В отличие от своих мужей-онтов, онтицы посвятили себя разведению садов, они украшали землю, стараясь превратить ее в один большой и цветущий сад торжества жизни. Но пришла война. Сады запылали огнем. Онтицы ушли. А онты уже много столетий кличут своих подруг, поют свои грустные песни, и мне кажется, что тихая и печальная песня онтов и онтиц, сочиненная Толкиным, это один из самых красивых и целомудренных опытов любовной лирики в европейской литературе.
Мужчины должны оберегать женщин от зла. Власть – это всегда зло. Руководитель никогда не может быть чистым и добрым. Чаще всего ему приходится делать выбор не между добром и злом, а между меньшим злом и большим. Меньшее зло все равно зло, даже если речь идет о вынужденном увольнении сотрудника, сокращении зарплат, выговоре и прочее. То, что на протяжении долгих веков женщин не допускали к власти, было не проявлением шовинизма, а неосознанной, интуитивной защитой женщин от зла. Служение женщины – в созидании, рождении нового, украшении и утешении этого мира. Власть – дело мужское, потому что «грязное».
Но времена изменились. Женщины возглавляют институты, заседают в парламенте, руководят государством. Хорошо это или плохо? Мне кажется это противоестественным, ненормальным. Такая ситуация стала возможна в мире, где мужчины отказались защищать своих жен, сестер и матерей.
Великая Маргарет Тэтчер. «Железная леди». В 1982 году как руководитель государства она приняла решение о силовом, то есть военном решении конфликта на Фолклендских островах. Эта маленькая война, в конце концов, пошла Британии на пользу. Но решение убивать приняла женщина. Мать. Супруга. Война с Аргентиной унесла жизни почти тысячи человек: погибло 258 англичан и 649 аргентинцев. В смерти всех этих людей повинна мать двоих очаровательных детей, верная супруга, почтительная дочь – Маргарет Тэтчер, баронесса. Подчеркну: дело вовсе не в политике, не в том, кто прав, кто виноват, чьи интересы важнее. Власть невозможна без причинения зла, разрушения, обиды, а порой и пролития крови. Женщина убивает в себе женщину, если каким-либо образом причаствует злу, предает вверенное ей Богом служение созидания. Знаменитая королева Елизавета, правившая Британией в XVI веке, тоже была причастна войнам, казням и убийствам. Но, по крайней мере, она была последовательной и, подобно Камилле, так и не вступила в брак. Невозможно созидать одной рукой и разрушать другой. Нельзя, погрузившись по ноздри во власть, остаться чистым. Никто не вправе запрещать женщинам идти во власть, но пусть им подскажет правильный выбор тот залог доброты и силы созидания, что вверен им Самим Богом.
Епископы и левиафаны
В «Луге духовном» есть любопытная повесть об одном несчастном иноке, который прожил жизнь в беспечности и нерадении. Сколько ни умолял его старец исправиться, настроиться на правильный иноческий лад, никак не мог убедить брата. И вот это злосчастный инок скончался, и старец, всем сердцем любивший брата, стал молить Господа показать ему, где обретается душа его ученика. И увидел старец огромную огненную реку, а в ней – множество осужденных на муку грешников, и душа усопшего брата стоит в огне по шею. Старец обратился к брату со словами сочувствия, а усопший ему ответил: «Благодарю Бога, отец мой, что хотя моя голова свободна от мучений. По молитвам твоим я стою над головою епископа».
Такова повесть из 44-й главы «Луга духовного», и это вовсе не антиклерикальный памфлет или злобная сатира. «Луг духовный» – книга, освященная самым высоким авторитетом. Отрывки из «Луга» зачитывались на Седьмом вселенском соборе. С большим уважением к этому собранию свидетельств о жизни святых относился прп. Иоанн Дамаскин. Святые отцы не усмотрели в повести о захлебнувшемся в адском огне епископе антицерковную пропаганду. Они прекрасно понимали, что, при всей высоте и достоинстве епископского служения, человек остается человеком, существом свободным, а значит, и способным и к святости, и к порабощению страстями. Церковная история сохранила множество сообщений не только о сребролюбивых епископах, но и епископах-колдунах, тайных язычниках, предателях веры, изменниках Родины. И ничего в этом нет чрезвычайного или вызывающего, и если христианская древность знала епископов-идолопоклонников, ничего удивительного, если мы их вдруг обнаружим рядом с нами, наших современников, наших пастырей, которые где-то не устояли, как-то поскользнулись. Люди есть люди, и каждый достоин жалости и снисхождения. Даже епископ.
Эти очевидные вещи вдруг вспомнились в связи с фильмом Андрея Звягинцева «Левиафан». Один из персонажей картины – митрополит, который благословляет местного мэра-бармалея на всяческие безобразия, по поводу и без повода повторяя, что всякая власть от Бога. Всё это происходит на фоне трагедии одной несчастной семьи, трагедии скорее внутренней, потому что семья разрушается изнутри, но этот внутренний надлом еще больнее переживается на фоне противостояния главного героя со злодейским мэром, который хочет отобрать дом и землю у этого горемыки. В этом конфликте, как выясняется, владыка играет весьма активную роль, поскольку земля отбирается не из простой злобности, а под строительство храма. Выходит, перед нами не просто лицемерный митрополит, а самый настоящий епископ-злодей. Отдельные товарищи после таких откровений Звягинцева как-то напряглись, осерчали и принялись клеймить, неразумно расточая накопленные постом силы. И совершенно напрасно, потому что, во-первых, злодейские епископы не новость не только для кинематографа, но, как было помянуто, и для подлинно церковной литературы. А во-вторых, при всех своих достоинствах и недостатках, «Левиафан» хорош уже тем, что дал повод для душеполезных разговоров и плодотворных споров. Спасибо Звягинцеву Андрею Петровичу.
