Эммануил Сведенборг - Новый Иерусалим и его Небесное Учение
104. Итак, благолюбие есть внутренняя склонность, из которой человек хочет делать добро, при том без всякого вознаграждения; делание его есть услада его жизни. В делающих добро из внутренней склонности, благолюбие находится во всем их мысли и слова, воли и действия; можно сказать, что человек и ангел, по отношению к их внутреннему, когда добро для них ближний, суть благолюбие. Так далеко простирается благолюбие.
105. Те, цель которых есть себялюбие и любовь к миру, никоим образом не могут быть в благолюбии, они даже не знают что такое благолюбие; и совершенно не понимают, что хотеть и делать добро ближнему без ожидания возмездия, есть небо в человеке, и что в этой склонности заключается неизречимое блаженство, подобное тому, какое вкушают ангелы неба. Они думают, что если они лишатся радости, проистекающей из славы, почестей и богатства, то не останется уже более никакой радости; тогда как небесная радость тогда только и начинается и бесконечно превосходит первую.
О вере.
108. Никто не может знать, что такое вера в ее сущности, если не знает, что такое благолюбие; ибо, где нет благолюбия, там нет и веры; потому что благолюбие образует одно с верой так, как добро - с истиной; ибо что человек любит, или что он считает для себя драгоценным, есть для него добро, а во что он верит, есть для него истина; из этого видно, что существует такое же соединение (unio) благолюбия с верою, какое существует между добром и истиной. Каково это соединение видно из того, что было прежде сказано о Добре и Истине.
109. Соединение благолюбия с верою таково же, каково соединение воли с разумом в человеке, ибо сии суть две способности, приемлющие добро и истину; воля приемлет добро, а разум - истину; таким же образом эти две способности приемлют благолюбие и веру, потому что добро принадлежит благолюбию, а истина - вере. Что благолюбие и вера находятся у человека, и в нем самом, - известно всякому; а так как они находятся у него и в нем, то ни в чем другом не находятся, как только в его воле и разуме, ибо вся жизнь человека находится в них и происходит из них. У человека есть также память, но она образует только притвор, где собирается то, чему следует войти в разум и волю. Из этого ясно, что соединение благолюбия с верой таково же, каково соединение воли с разумом; каково же оно можно видеть из того, что прежде было сказано о Воле и Разуме.
110. Благолюбие с верой связуются у человека тогда, когда он хочет то, что знает и постигает, ибо хотение принадлежит благолюбию, а знание и постижение - вере. Вера же входит в человека и усваивается им тогда, когда он хочет и любит то, что знает и постигает; до тех пор она вне его.
111. Вера не становится верой у человека, если она не делается духовной; духовной же она не делается, если не делается предметом любви; а делается она тогда, когда человек любит жить жизнью истины и добра, то есть, жить согласно тому, что предписано в Слове.
112. Вера есть склонность к истине, происходящая из хотения истины, потому что она истинна, а хотение истины, потому что она истинна, есть само духовное человека, ибо оно совершенно отлично от его естественного, которое состоит в хотении истины не ради истины, но ради собственной славы, доброго имени, или корысти. Истина, отвлеченная от такого побуждения, духовна, потому что происходит от Божественного; что же происходит от Божественного, то духовно, и связуется с человеком через любовь; ибо любовь есть духовная связь.
113. Человек многое может знать, мыслить, и разуметь; но то, что не согласуется с его любовью, он отбрасывает от себя, когда размышляет, будучи предоставлен самому себе; поэтому после жизни тела, когда он существует лишь в духе, он отбрасывает все несогласное, ибо только то пребывает в духе человека, что вошло в его любовь; после смерти человек взирает на все прочее, как на чуждое, которое, не будучи принадлежностью его любви, выбрасывается из дому. Сказано: в "духе человека", потому что после смерти человек живет духом.
114. Понятие о добре благолюбия и истине веры можно составить по аналогии с солнечным светом и его теплом. Когда свет, происходящий от солнца, соединен с теплом, что бывает весною и летом, тогда все на поверхности земли произрастает и цветет; когда же в свете нет тепла, что бывает зимою, тогда все на поверхности земли цепенеет и умирает: духовный свет есть истина веры, а духовное тепло - любовь. Из этого можно составить себе представление о том, какого свойства человек Церкви, когда в нем вера связана с благолюбием; тогда он подобен саду и раю; и какого он свойства, когда в нем вера не связана с благолюбием; тогда он подобен пустыне и земле, покрытой снегом.
115. Упование или уверенность, которые, как говорят, принадлежат вере и называются спасительной верой, не суть духовные упование и или уверенность, но естественные, если они принадлежат одной только вере, ибо сущность духовного упования или уверенности из добра любви, но не от истины веры, отделенной от любви. Упование отделенной веры - мертво; поэтому истинного упования не может быть у тех, которые ведут дурную жизнь; и само упование на то, что спасение получается ради заслуг Господа пред Его Отцом, независимо от жизни человека, не происходит из истины. Все, находящиеся в духовной вере, имеют упование, что они спасаются Господом, ибо веруют, что Господь в мире, чтобы дать жизнь вечную верующим и живущим по заповедям, которым Он научил, и что Он это делает один, без помощи человека, из чистого милосердия.
116. Веровать в то, чему научает Слово или учение Церкви, и не жить согласно тому, кажется верою, и некоторые мнят даже, что они спасутся посредством такой веры; однако, никто ею одной спастись не может, ибо она есть вера уговорительная (Fides persuasiva), о качестве которой теперь будет сказано.
117. Вера уговорительная тогда, когда веруют и любят Слово и учение Церкви не ради истины и с нею согласной жизни, но ради корысти, чести и славы учености. Поэтому находящиеся в такой вере не взирают на Господа и на небо, но на самих себя и мир. Стремящиеся в мире к великому и желающие многого, более убеждены в том, что то, чему научает Церковь, истинно, нежели те, которые не стремятся к великому и не желают многого. Причина сему та, что учение Церкви для них только средство к достижению их собственных целей; поскольку любят средства и веруют в них. В действительности же, поскольку они находятся в огне себялюбия и любви к миру, и из этого огня говорят, проповедуют и действуют, постольку находятся в таком уговорении и тогда они уверены в его истинности; когда же не находятся в огне этих двух родов любви, тогда мало веруют, и по большей части вовсе не веруют. Отсюда явствует, что вера уговорения есть вера уст, но не сердца, а потому сама по себе не есть вера.
118. Находящиеся в вере уговорения не имеют никакого внутреннего озарения об истинности или ложности учимого; они об этом и не заботятся, лишь бы им верил простой народ; ибо в них нет никакой склонности к истине ради истины; а потому, если лишаются почестей или корысти, то отступают от веры, если от этого не страдает доброе имя; ибо вера уговорения находится не внутри человека, но вне его, лишь в его памяти, из которой она извлекается для учения. Поэтому эта вера после смерти исчезает со своими истинами; ибо тогда остается только та вера, которая внутри человека, т.е. которая укоренилась в добре, и таким образом в жизни.
119. Находящиеся в вере уговорения разумеются под следующим у Ев. Матфея: "многие скажут Мне в тот день: Господи, Господи, не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли Именем бесов изгоняли, и не Твоим ли Именем многие чудеса творили? И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас; отойдите от Меня делающие беззаконие". Также у Луки: "Тогда Начнете говорить: мы ели и пили пред Тобою, и на улицах наших учил Ты. Но Он скажет: не знаю вас, откуда вы; отойдите от Меня все делатели неправды!" (XIII. 26. 27). Также разумеются они под пятью неразумными девами, которые не имели елея в светильниках, у Матфея: "После приходят и прочие девы, и говорят: Господи, Господи, отвори нам. Он же сказал им в ответ: Аминь, говорю вам: не знаю вас"(VII. 11. 12). Елей в светильниках есть добро любви в вере.
О набожности.
123. Многие думают, что духовная жизнь, или жизнь, ведущая к небу, состоит в набожности, в святом внешнем, и в отречении от мира; но набожность без благолюбия, святость внешнего без святости внутреннего, и отречение от мира без жизни в мире, не образуют духовной жизни; образует же ее набожность из благолюбия, святость внешнего из святости внутреннего, и отречение от мира при жизни в мире.
124. Набожность есть благочестивое мышление и говорение, смиренное упражнение в молитвах, частое посещение храмов и благочестивое слушание проповеди, ежегодное приступление к Таинству Причастия, а также исполнение других обрядов, согласно предписаниям Церкви. Жизнь же благолюбия есть благоволение и делание добра ближнему, соблюдение правосудия и справедливости, добра и истины во всех делах и обязанностях; одним словом, жизнь благолюбия состоит в приношении пользы. В такой жизни состоит преимущественно богослужение, во всем же остальном лишь посредственно; поэтому тот, кто отделяет одно от другого, то есть, ведет набожную жизнь, но вместе с тем не ведет жизни благолюбия, тот не чтит Бога; правда, он думает о Боге, но не из Бога, а из самого себя; ибо беспрестанно думает о себе, но не о ближнем, если же и думает о ближнем, то пренебрегает им, если тот с ним несходен; он думает также о небе, как о возмездии; вследствие чего в его душе возникает мысль о собственной заслуге, а также себялюбие, а равно и презрение или небрежение к полезному служению, а посему небрежение и о самом ближнем, и вместе с этим уверенность в своей безгрешности. Из этого ясно видно, что жизнь набожности, отделенная от жизни благолюбия, не есть та духовная жизнь, которая должна быть самим богослужением. (Сравни с Ев. от Матвея, гл. VI. 7. 8.)
