Митрополит Антоний Сурожский - Человек перед Богом
И затем: Да приидет Царствие Твое.
Знаете, часто у нас при молитве такое чувство, что мы призываем Бога к тому, чтобы Он сделал что-то. Я как-то говорил проповедь в англиканском храме и сказал: вы молитесь Богу за все нужды мира, словно вы Богу напоминаете все то, что Он должен был сделать и не исполнил… И действительно: мы часто молимся, как нищий, который протягивает руку, тогда как Бог нам поручил Царство (Лк. 22,29). Он нас поставил на земле для того, чтобы строить это Царство. Когда мы говорим Да приидет Царствие Твое, это не значит: «Приди Ты, Господи, умри вновь на кресте»; или: «Приди победителем и сокруши врагов»… Это слишком легко. «Тебе крест — нам слава». И не думайте, что это просто кощунственное замечание с моей стороны.
Возьмите рассказ о том, как на пути в Иерусалим перед Христом предстали Иаков и Иоанн (Мк. 10,35–40). Спаситель только что говорил прямо — сжато, но трагично — о грядущем Своем страдании. И с чем идут Иаков и Иоанн к Нему? «Когда Ты воскреснешь, дай нам сесть по правую и левую руку от Тебя». То есть: Ты сделай Свое, пройди через страстную седмицу, умри на кресте, победи смерть, воскресни — и тогда мы соберем плоды от твоего страдания…
Ведь мы это тоже говорим — не этими словами, но своим поведением, когда говорим: Сделай, Господи! Дай, Господи!.. А сами стоим с открытыми руками, ожидая подачки, а не дара. А Господь нас послал в мир для того, чтобы строить Царство Божие, чтобы строить град Божий. Но град Божий должен совпадать с градом человеческим.
Все человечество строит какой-то град, общество; каковы бы ни были политические системы, каждая группа или масса людей строит какое-то общество, которое имело бы несколько характерных черт, гармонию, чтобы в нем жить можно было, чтобы какие-то человеческие отношения были в нем, и т. д. Но когда мы говорим о граде человеческом, мы не можем примириться ни с чем меньшим, чем с таким градом, первым гражданином которого может быть Человек Иисус Христос, воплощенный Сын Божий. И поэтому мы должны строить со всеми людьми то, что по-человечески можно строить, но знать, что это — только костяк, что этот град человеческий слишком мал, в нем нет достаточной широты, достаточной глубины и достаточной святости, чтобы Иисус из Назарета, Сын Божий, был бы в нем первым Гражданином. В посланиях апостола Павла говорится, что наша родина, град наш — на небесах (Флп. 3,20), и один шотландский богослов перевел это: «Мы — авангард Царства Божия». Да, наша родина там, где Господь; душой, молитвой, любовью, призванием мы там, но мы посланы в мир для того, чтобы строить именно град человеческий, который был бы градом Божиим. И это наша ответственность.
Поэтому, когда мы говорим Да приидет Царствие Твое, — мы не только просим Бога о том, чтобы оно пришло, мы просим, чтобы Его благодатью мы стали верными строителями этого Царства. А верные строители строят за свой счет, то есть той ценой, которой Христос строил. Помните, в том примере, который я раньше дал, Христос дальше спрашивает Иакова и Иоанна: Готовы ли вы пить Мою чашу? Готовы ли вы креститься Моим крещением? — что в переводе с греческого значит: готовы ли вы погрузиться, с головой уйти в тот ужас, в который Я теперь вступаю?.. Это наше призвание, и это не жуткое призвание, потому что крест, который в тот момент был страшным, ужасающим орудием смерти, убийства, стал знаком победы.
Когда Христос говорит нам: забудь про себя, возьми свой крест, следуй за мной (Мк. 8,34), — Он нам больше не говорит: иди только на Голгофу. Он, воскресший и победивший, нам говорит: не бойся, возьми весь крест жизни твоей и следуй за Мной, потому что Я весь путь прошел, Я проторил его, Я все испытал. Ты можешь за Мной идти без страха, потому что все Я уже знаю и тебя не поведу на поражение…
А тем не менее путь наш крестный. Если мы хотим кому-нибудь принести дар жизни, мы можем его принести, только отдавая свою жизнь. И когда я говорю «отдавая жизнь», это не значит: умирая физически, но — каждый день, каждую минуту зная, что я посланник Божий и должен свое «я», все, что у меня есть, истощить, отдать каждому голодному и нуждающемуся. Я говорю не о физических дарах только, а обо всем, что мы можем дать: знание правды Божией; любовь Божию; надежду — там, где нет надежды; радость — там, где нет радости и т. д. Так что эта молитва нас больше обязывает, чем обнадеживает, в том смысле, что когда мы говорим Да приидет Царствие Твое, мы на себя берем обязательство. Мы знаем, что Господь верен, что Он будет с нами, но Он от нас ожидает того, что в Свое время сделал Сам для нас.
Слова Да будет воля Твоя, думаю, надо понимать так же. Потому что мы часто лицемерим (может быть, не вы, но я — лицемерю) вот в чем; мы часто Бога просим о чем-то, чего хотим: «Да будет воля моя, Господи», — но мы себя страхуем и кончаем молитвой: «Да будет воля Твоя». И таким образом, что бы ни случилось, моя молитва исполнена: если по-моему вышло, тем лучше, а если по-Божьи вышло — я же Его просил об этом… Значит, я победил по всей линии. Нет, этого недостаточно, этого мало. Когда мы говорим Да будет воля Твоя, это значит, что мы берем на себя труд познавать эту волю, жить этой волей, проводить ее в жизнь. А воля Божия — спасение мира; воля Божия — все, что содержится в понятии: жертвенная, крестная, отдающая себя, уязвимая, беззащитная любовь — ради того, чтобы другой человек мог жить, ожить, вырасти в полную меру. Вот некоторые черты этих первых прошений; но в совершенстве эти первые прошения может произнести только Господь. Он нам говорит, что Царство Божие внутри нас (Лк. 17,21). В Нем полнота Царства Божия. В нас мы его должны водворить; мы должны Христа посадить на престол внутри себя, чтобы Он был Царем и Господом всей нашей жизни: мыслей, чувств, желаний, движений, действий. Но Он может сказать полностью Да будет воля Твоя, потому что исполняет не Свою волю, но волю пославшего Его Отца (Ин. 6,38). Эти прошения — чисто сыновние, и мы можем в них участвовать, только поскольку мы тесно и глубоко связаны с Господом Иисусом Христом. И мы связаны с Ним глубоко. Мы связаны с Ним крещением, мы связаны с Ним даром Святого Духа в миропомазании, мы связаны с Ним причащением Святых Таин Тела и Крови Христовых. И если употреблять другой образ, который употребляет апостол Павел: мы привиты к живой маслине (Рим. 11,17), — мы как умирающая ветка, которую садовник вдруг обнаружил и хочет привить, с тем чтобы она снова жила.
Подумайте о том, что происходит. Вот живет какой-то росток, пустил слабые корни в бедную почву. Этот росток неминуемо умрет, хотя временно тянет из земли немножко жизни. И вдруг приходит садовник и ножом отрезает его от корней, и этот росток уже не может питаться даже тем малым, что ему земля давала. Течет из него жизнь; он ближе к смерти, чем когда был в земле. Но этим не кончается. Садовник идет к животворной маслине, этим же ножом надрезает ее и рана к ране присоединяет умирающий росток к животворному стволу, и вся жизнь, все жизненные соки ствола начинают пробиваться в росток и наполнять его жизнью, которую он никак не мог получить от бедной почвы, где он был, которую он может получить только от божественной жизни. Но помните: рана к ране. Христос-дерево тоже изранено, чтобы оно могло соединиться с ростком. И вот наша судьба. Каждый из нас путем крещения так привит ко Христу. Конечно, Христова жизнь пробивается постепенно, потому что росток-то не готов — каждый посмотри на себя, — но пробивается, пробивается, и рано или поздно этот росток начнет оживать жизнью животворного дерева, которое из него делает не нечто новое, а приводит в реальность, в расцвет все то, что могло в нем быть и что не осуществилось. В этом смысле мы уже соединены со Христом и уже дети Божии; а вместе с тем в нас только пробивается эта сила. Отец Георгий Флоровский мне говорил как-то, что в крещении в нас вкладывается семя жизни, но это семя должно быть защищено, его надо питать; когда начнет росток появляться, его надо поддерживать. Это не внезапное вторжение полноты вечной жизни, это постепенное возрастание; но в тот момент, когда эта вечная жизнь до нас дошла, мы уже как бы у цели. Воплощение Христово — уже конец мира в том смысле, что Бог и человек едины и цель достигнута в Нем, а раз в Нем, то уже зачаточно и в нас. Последнее свершение, когда Бог явится во славе и мы врастем в эту славу и тайну, уже начинается в момент, когда никто еще не знает эту тайну, кроме Спасителя Христа и Божией Матери. Вот первое положение.
Второй момент такой. В какой-то мере мы уже Христовы, в какой-то мере мы уже обладаем жизнью Христа и можем быть в том обществе, в том мире, в котором живем, как бы телесным, воплощенным присутствием Спасителя. В нас Он живет не полностью, не так, как апостол Павел говорил: Не я живу, но живет во мне Христос (Гал. 2,20). К сожалению, я еще живу, и во мне Христос живет как младенец или как подросток, который постепенно вырастает, так, чтобы наконец я стал тем, что Он есть. Однако это так. И поэтому наше присутствие в этом мире — это уже присутствие Христа. Когда христианин приходит куда бы то ни было, даже когда он об этом не думает, в нем приходит Спаситель Христос, потому что человек-христианин крещен во Христа, он причащен Телу и Крови Христовым; и дары Божии неотъемлемы. Это так страшно — и так дивно, потому что, когда смотришь на себя, думаешь: как же это так?! Есть рассказ святого Симеона Нового Богослова о том, как, причастившись Святых Таин, он вернулся в свою келью и говорит: я сижу в этой убогой келье на досках, которые мне служат и скамьей, и постелью, созерцаю дряхлое свое тело — я старик, скоро умру, — гляжу на эти старческие руки и с трепетом и ужасом вижу члены тела Христова. Я причастился Таин Божиих, и во мне, пронизывая меня, как огонь пронизывает железо, — Христос. И эта малюсенькая хижина, где я живу, — шире небес, потому что небеса не могут вместить Господа, а эта хижина в моем лице содержит Христа воплотившегося…
