Святитель Игнатий Брянчанинов - Том 1. Аскетические опыты. Часть I
О смирении
(Разговор между старцем и учеником его)
Ученик. Что есть смирение?
Старец. Есть евангельская добродетель, совокупляющая силы человека воедино миром Христовым, превысшая человеческого постижения.
Ученик. Когда она превыше постижения, то как же мы знаем о ее существовании? тем более как можем приобресть такую добродетель, которой и постигнуть не можем?
Старец. О существовании ее узнаем при посредстве веры, из Евангелия, а самую добродетель узнаем опытно по мере приобретения ее. Но и по приобретении она пребывает непостижимою.
Ученик. Отчего ж это?
Старец. Оттого, что она Божественна. Смирение есть учение Христово, есть свойство Христово, есть действие Христово. Слова Спасителя: Научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем [720] святой Иоанн Лествичник объясняет так: «Научитесь не от Ангела, не от человека, не из книги, но от Меня, то есть от Моего вам усвоения, в вас осияния и действия, яко кроток есмь и смирен сердцем, и помыслом, и образом мыслей» [721]. Как же постичь свойство и действия Христовы? Они и по ощущении их непостижимы, как и Апостол сказал: Мир Божий, превосходяй всяк ум, да соблюдет сердца ваша и разумения ваша о Христе Иисусе [722]. Мир Божий есть и начало, и непосредственное следствие смирения; он — действие смирения и причина этого действия. Он действует на ум и сердце всемогущею Божественною силою. И сила, и действие ее естественно непостижимы.
Ученик. Каким способом можно достичь смирения?
Старец. Исполнением евангельских заповедей, преимущественно же молитвою. Благодатное действие смирения весьма сходно с благодатным действием молитвы, правильнее: это — одно и то же действие.
Ученик. Не откажись изложить подробно оба способа к приобретению смирения.
Старец. Они оба изложены в учении святых Отцов. Святой Иоанн Лествичник говорит, что одни водимые Божиим Духом, могут удовлетворительно рассуждать о смирении [723], а святой Исаак Сирский — что Святой Дух таинственно обучает смирению человека, приуготовившегося к такому обучению [724]. Мы, собирая крохи, падающие с духовной трапезы господ наших — святых Отцов [725], получили о смирении скуднейшее понятие; его и сами стараемся держаться, и передавать вопрошающим, как драгоценное предание Отцов. Со всею справедливостию можно назвать полученные нами понятия о смирении крохами: самое сокровище, в неисполнимой полноте его, имеет тот, кто стяжал в себе Христа.
Преподобный авва Дорофей говорит, что «смирение естественно образуется в душе от деятельности по евангельским заповедям… Тут делается то же, что при обучении наукам и врачебному искусству. Когда кто хорошо выучится им и будет упражняться в них, то мало-помалу от упражнения ученый или врач стяжавают навык, а сказать или объяснить не могут, как они пришли в навык, потому что мало-помалу душа прияла его от упражнения. То же совершается и при приобретении смирения: от делания заповедей образуется некоторый навык смиренный, что не может быть объяснено словами» [726]. Из этого учения преподобного аввы Дорофея явствует с очевидностию, что желающий приобрести смирение должен с тщательностию изучать Евангелие и с такою же тщательностию исполнять все заповедания Господа нашего Иисуса Христа. Делатель евангельских заповедей может придти в познание своей собственной греховности и греховности всего человечества, наконец в сознание и убеждение, что он грешнейший и худший всех человеков.
Ученик. Мне представляется несообразным, как тот, кто со всею тщательностию исполняет евангельские заповеди, приходит к сознанию, что он величайший грешник? Кажется: последствием должно быть противное. Кто совершает постоянно добродетели и совершает с особенным усердием, тот не может не видеть себя добродетельным.
Старец. Последнее относится к делающим мнимое добро из себя [727], из своего падшего естества. Делающий такое добро по своему разумению, по влечению и указаниям своего сердца не может не видеть этого добра, не может не удовлетворяться, не восхищаться им; сам тщеславится им и услаждается похвалами человеческими; ищет, требует их; прогневляется и враждует на отказывающих в похвале. Он исчисляет свои добрые дела: по множеству их составляет мнение о себе и, по мнению о себе, мнение о ближних, как составил упоминаемый в Евангелии фарисей [728]. Такого рода деятельность приводит к мнению о своей праведности, образует праведников, отвергаемых Господом и отвергающих Господа или только поверхностно и хладно исповедующих Его мертвым исповеданием [729]. Противоположные последствия являются от исполнения евангельских заповедей. Подвижник, только что начнет исполнять их, как увидит, что он исполняет их весьма недостаточно, нечисто, что он ежечасно увлекается страстями своими, то есть поврежденною волею, к деятельности, воспрещаемой заповедями. Затем он с ясностию усмотрит, что падшее естество враждебно Евангелию. Усиленная деятельность по Евангелию яснее и яснее открывает ему недостаточество его добрых дел, множество его уклонений и побеждений, несчастное состояние падшего естества, отчуждившегося от Бога, стяжавшего в отношении к Богу враждебное настроение. Озираясь на протекшую жизнь свою, он видит, что она — непрерывная цепь согрешений, падений, действий, прогневляющих Бога, и от искренности сердца признает себя величайшим грешником, достойным временных и вечных казней, вполне нуждающимся в Искупителе, имеющим в Нем единственную надежду спасения. Образуется у него незаметным образом такое мнение о себе от делания заповедей. С достоверностию можно утверждать, что руководствующийся в жительстве Евангелием не остановится принести полное удостоверение в том, что он не знает за собою ни одного доброго дела [730]. Исполнение им заповедей он признает искажением и осквернением их, как говорит святой Петр Дамаскин [731]. Научи мя творити волю Твою [732], — вопиет он с плачем к Богу, — ту волю, которую Ты заповедал мне творить, которую я усиливаюсь творить, но не могу: потому что падшее естество мое не понимает ее и не покоряется ей. Тщетными были и будут все мои усилия, если Ты не прострешь мне руку помощи. Дух Твой Благий, только Он один, наставит мя на землю праву [733]. «Благое не может быть ни веруемо, ни действуемо иначе как только о Христе Иисусе и о Святом Духе» [734], сказал преподобный Марк Подвижник.
Ученик. Такое воззрение на себя не приведет ли к унынию или отчаянию?
Старец. Оно приведет к христианству. Для таких-то грешников и снизошел Господь на землю, как Он Сам объявил: Не приидох призвати праведники, но грешники на покаяние [735]. Такие-то грешники могут от всей души принять и исповедать Искупителя.
Ученик. Положим, что деятельность по евангельским заповедям приводит к познанию и сознанию своей греховности; но как же достичь того, чтоб признать себя более грешным, нежели все человеки, между которыми имеются ужасные преступники, злодеи?
Старец. Это — опять естественное последствие подвига. Если пред взорами нашими находятся два предмета, и один из них мы рассматриваем со всевозможным вниманием и непрестанно, а на другой не обращаем никакого внимания, то о первом получаем ясное, подробное, определенное понятие, а по отношению ко второму остаемся при понятии самом поверхностном. У делателя евангельских заповедей взоры ума постоянно устремлены на свою греховность; с исповеданием ее Богу и плачем он заботится об открытии в себе новых язв и пятен. Открывая их при помощи Божией, он стремится еще к новым открытиям, влекомый желанием богоприятной чистоты. На согрешения ближних он не смотрит. Если по какому-либо случаю придется ему взглянуть на согрешение ближнего, то взгляд его бывает самым поверхностным и мимоходным, как обыкновенно у людей, занятых чем-либо особенным. Из самого жительства его вытекает естественно и логически признание себя грешником из грешников. Этого устроения требуют от нас святые Отцы [736]. Без такого самовоззрения святые Отцы признают самый молитвенный подвиг неправильным. Брат сказал преподобному Сисою Великому: «Вижу, что во мне пребывает непрестанная память Божия». Преподобный отвечал: «Это не велико, что мысль твоя при Боге: велико увидеть себя ниже всей твари» [737]. Основание молитвы глубочайшее смирение. Молитва есть вопль и плач смирения. При недостатке смирения молитвенный подвиг делается удобопреклонным к самообольщению и к бесовской прелести.
