Александр Мень - История религии. В поисках пути, истины и жизни. Том 5. Вестники Царства Божия. Библейские пророки от Амоса до Реставрации (7-4 вв. до н. э.)
Но если таков смысл Искупления, то как совместить его с евангельской Любовью, которую предчувствовал уже и Ветхий Завет? Если же это понимание невозможно, то для чего был сохранен символ Агнца и Жертвы?
Соблазн порождается здесь главным образом узким, односторонним толкованием жертвенной символики вообще. Верно, что в жертве был и магический аспект, мотив подкупа и сделки, но этой низменно-лубочной стороной смысл ее не может исчерпываться. Более того, не кто иной, как пророки, с крайним негодованием говорили о таком недостойном «служении» Богу, и, тем не менее, саму жертву как принцип они не отвергли. Почему? Не означает ли это, что они усматривали в ней нечто более серьезное и возвышенное, нежели суеверная толпа?
Библия указывает на жертву как на древнейшее проявление благочестия (Быт 4, 3). И действительно, ее искони знали все народы, поэтому именно в древнейших преданиях человечества следует искать ответ на вопрос, в чем сущность жертвенной символики.
С отдаленнейших времен кровь означала для людей принцип жизни. Ритуалы с участием крови знаменовали закрепление «кровной», жизненной связи их совершителей. Приносимое на алтарь животное почиталось в первобытном мире воплощением божества. Своею кровью оно соединяло участников обряда. Иными словами, главным в жертве был знак сопричастия Высшему, сочетания людей с Ним и через Него — между собой.
Это относится и к другому аспекту жертвы, о котором уже было сказано выше, — аспекту трапезы. Вкушая во время священнодействия плоть сакрального животного, древние искали все того же: обретения единства с Богом, ощутимого отождествления с Ним.
Следовательно, идея кровавой жертвы имела в основе своей не столько сделку, сколько жажду подлинного богообщения. Мистерия алтаря была прообразом богочеловеческих уз [13].
В свете этого становится понятным, почему величайший пророк Ветхого Завета, а вслед за ним и Новый Завет дорожили этим символом и обращались к нему, когда говорили о спасении мира.
Существует мнение, что, отождествляя искупление с жертвой Страдальца, Второисайя мог находиться под впечатлением мифа о страждущем божестве, с которым познакомился в Халдее [14].
Однако вавилонский бог Таммуз не изображен в мифе добровольной жертвой, и поэтому фигура его лишь внешне напоминала образ Мессии-Страстотерпца.
К преддверию центрального события мировой истории пророка подвели не языческие мифы, но крестный путь служения лучших сынов Израиля, апостолов Ягве. За их скорбными и героическими силуэтами он различал в дали веков образ Пророка и Ходатая, Который перекинет мост над пропастью, отделяющей человека от Бога.
* * *В библейском мессианизме, начиная с Исайи Иерусалимского, ясно намечаются две линии, сходящиеся воедино только в Евангелии: чаяние Помазанника Ягве и вселенская Теофания. Второисайя сказал о Мессии самое большее, что мог сказать о Нем Ветхий Завет, и он же из всех пророков нарисовал самую яркую и полную картину Царства Божия. Это Царство всегда было живым средоточием его проповеди.
Следуя Иеремии и Иезекиилю, пророк видел в освобождении Израиля знак приближения Царства. Исход из Вавилона как бы сливался в его глазах со всеобщим спасением. Здесь сказалось то сокращение исторической перспективы, которое было столь свойственно многим провидцам. Но и сама ошибка пророка имела значение для его современников. Вера в то, что искупительное деяние Бога должно свершиться сегодня же, придавала словам Исайи Второго особую силу.
Вскоре после его первых выступлений до пророка дошли взволновавшие его вести с Востока. Над народами и царствами поднималась фигура, в которой Второисайя увидел вершителя Божиих судеб.
То был Куруш Ахменид, или Кир, персидский царь, перед которым одно за другим склонялись государства Азии. В отличие от прежних покорителей мира, он не оставлял после себя сожженных городов, не угонял людей на чужбину, не разрушал храмов. Многие приветствовали Кира как желанного освободителя. Не несло ли и Израилю его появление долгожданную свободу?
Была и другая причина, по которой события, в Иране могли привлечь внимание пророка. Около этого времени в персидских землях зародилось новое религиозное, учение, созвучное библейскому.
Мы вынуждены будем прервать наше повествование об израильских пророках для того, чтобы в главных чертах обрисовать эти новые силы политической и духовной истории Востока.
ПРИМЕЧАНИЯ
Глава семнадцатая
«ВЕТХОЗАВЕТНЫЙ ЕВАНГЕЛИСТ»
1. См.: В. Белявский. Вавилон легендарный и Вавилон исторический, с. 252-255; М. Дандамаев Храм и государство в поздней Вавилонии. — ВДИ, 1966, № 4, с. 37. В 4-й главе Книги Даниила рассказывается о болезни и исцелении халдейского царя, названного Навуходоносором. Но фрагмент рукописи, обнаруженной в Кумране, показывает, что в основе сказания лежит факт из истории Набонида. Навуходоносор, чье имя более прочно сохранилось в иудейских преданиях, вытеснил память о Набониде (см. Тексты Кумрана, пер. И. Амусина, М., 1971, с. 326). О религиозной политике Набонида см.: И. Амусин. Кумранский фрагмент «Молитвы» вавилонского царя Набонида. — ВДИ, 1958, № 4, с. 104 сл.
2. На ухудшение положения пленников указывают намеки в Ис 41, 11-12; 42, 22 и др.
(см.: Г. Грей. История евреев, т. III, с. 43).
3. Книги Второзаконнической Истории не могли быть составлены раньше 562 г., которым они заканчивают свое повествование. Но возможно, что начало их составления относится еще к царствованию Иосии. Они, по словам Делорма, «передают размышления о прошлом, насыщенные учением пророков» (V. Dеlоrmе. Lеs рrеmiers livres prophetiques. — RFIВ, I, р. 386). К характеристике религиозного учения, положенного в основу истории, см.: А. Князев. Исторические книги Ветхого Завета. Париж, 1951, с. 1-2.
4. Дан, гл. 3. Несмотря на то, что сказанное является в первую очередь притчей, оно отражает, вероятно, какие-то реальные события.
5. Книга Иова большинством библеистов относится ко времени после плена (ок. 400 г.), но сказание об Иове, легшее в основу пролога и эпилога, существовало раньше (Иез 14, 14). Тема страдающего праведника издавна привлекала поэтов и мыслителей Месопотамии (см.: С. Крамер. История начинается в Шумере. М., 1965, с. 136; А. Князев. Ветхий Завет, Учительные книги. Париж, 1952, с. 76-79).
6. К писаниям Исайи Второго относят главы 40-66 Книги Исайи и некоторые главы ее первой части (14; 35). Главы 56-66 указывают на то, что автор их жил уже в Палестине. Прежде полагали, что им был кто-то из учеников Второисайи, но в настоящее время машинный анализ языка книги показал, что Второисайя является автором и этих глав. [См. приложение 2.]
7. В синодальном переводе слово «лимудим» передается как «ученые». Но сравнение с текстом Исайи Первого подтверждает, что правильно переводить его «ученики» (см.: М. Buber. Тhе Рrophetic Faith, р. 203).
8. Начало проповеди Исайи Второго относится к 550 г., а конец — ко времени около 520 г. Следовательно, вероятнее всего, он родился после 587 г., когда был разрушен Иерусалим.
9. Слово «эвед» в греческом тексте Семидесяти иногда передается как «пайс» — сын, отрок. Этим словом иногда обозначали приближенных царя или оруженосцев
(см.: А.Волнин. Мессия по изображению пророкаИсайи, с. 353).
10. Тексты, посвященные этому идеальному Слуге Предвечного, по общепринятому мнению библеистов, составляют особую часть писаний Второисайи, хотя и рассеяны в разных главах. Вполне возможно, что первоначально они являлись отдельным сборником гимнов пророка (42, 1-4, 5-9; 49, 1-6; 50, 4-9; 52, 13-53). Раздел 50, 4-9 является, скорее всего, автобиографическим отрывком. Существует много предположений относительно времени их написания (см.: А. Weiser. Еinleitung in das Alte Testament, S. 182-186). Так как в эпоху близящегося освобождения основной темой речей Второисайи, естественно, мог бить мотив «нового исхода», предполагают, что отрывки об Эвед-Ягве были написаны в первые годы его проповеди. Толкователи нередко придерживались крайних мнений относительно «песен Служителя»: одни считали Эвед-Ягве кем-то из исторических лиц Израиля (Иеремией, Иосией, Ехонией), другие — просто собирательным образом Израиля. Но есть все основания утверждать, что пророк под Служителем имел в виду и исторический Израиль, и идеальный народ Божий, и личного Мессию
(см.: С. Stuhlmuller. Тhе Вооk of Isaih, сh. 40-66, 1966, р. 13).
11. См.: А. Мень, Магизм и Единобожие, приложение «Библия и учение о грехопадении».
12. См.: С. Булгаков. Агнец Божий. Париж, 1933, с. 373.
13. D. Ваrthelemy. Dieu et son image. Paris, 1963, р. 207. О жертве как причастии см.: Д. Фрэзер Золотая ветвь, 1928, вып. IV, гл. 1 и 5. О связи такого понимания жертвы с ветхозаветным см.: J. N. Schofield. Introducing Old Testament Theology, р. 13; F. В. Jevons. Аn Introducing to the History of Religion. London, 1908, р. 113.
