Ольга Михайлова - Молния Господня
После того, как hostes humani generis, враги рода человеческого, были казнены, причём, поглядеть на казнь собрался весь город, чиновники Трибунала приступили к торгам. Вианданте присвистнул в изумлении, когда на следующее утро. узнал об их результатах. Полученная сумма мало чем уступала той, что была выручена от конфискации имущества "развеселых волчат". Порадовала эта новость и князя-епископа. Он задумался над тем, о чём раньше боялся и помыслить - о ремонте кафедрального собора Святого Виджилио... Ведь штукатурка, мыслимое ли дело, Господи, на голову сыплется...
Глава 15,
в которой неожиданно выясняется общность поэтических вкусов синьора Элиа Леваро и его милости мессира Империали, но обнаруживается, что, несмотря на то, что оба предпочитают одного и того же поэта, восхищаются они совершенно разными его стихами. В ней же инквизитор напоминает прокурору и его людям некоторые принципы логического мышления, не то чтобы не знаемые последними, но скорее - просто подзабытые.На Рождество инквизитор наотрез отказался ехать в Больцано, уютно устроившись возле камина с небольшим томиком каких-то стихов, бутылкой сицилийского вина и котом Схоластиком. Господь явился в мир - а он должен ехать за тридевять земель? Не дождетесь, синьоры. Уверения Элиа, что за пять часов они доберутся - действия не возымели, Вианданте твёрдо решил праздновать Святую ночь в Тренто.
Леваро вздохнул и покорился, тем более, что было обстоятельство, склонявшее и его провести Рождество дома: Терезе удалось, используя непререкаемый авторитет его милости инквизитора Тридентиума, приобрести у поставщика Джануарио Бречетти лучшего из имевшихся у него кабанчиков. Он был не только на порядок толще всех остальных, но и имел особо толстый пятак и мясистые уши, в чём знатоки видели знак необычных вкусовых качеств. Синьор Бречетти утверждал, что выкормлены продаваемые им животные исключительно желудями, а этот - ещё и трюфелями, которые выкапывал и сжирал с необыкновенной быстротой.
Сеньор Бречетти и кабанчик не обманули их ожиданий. Поросёнок был почти вдвое толще того, которым Бари отметил рождение своего сынка Лучетто. И вот теперь Элиа, дегустируя мясо и разбирая с Терезой достоинства упомянутого кабанчика, внюхиваясь в аромат ветчины, восторженно цитировал звучные строки Горация.
"Кто не охотник до пресного мяса, пусть выберет
Умбрийских кабанчиков, желудем дуба откормленных,
Но лаврентийский не годен: вонючую ест он осоку..."
Джеронимо с удивлением поднял голову. Он и не знал, что Элиа любит Горация. Спросил, почему? Элиа, не задумываясь, жестко ответил, что иначе и быть не может. В лесистой Перудже в Умбрии на берегах Тразименского озера - самые лучшие дубы, на них желуди - как груши, и кабанье мясо там - вкуснейшее. Кабан же, откормленный на болоте - гадость несусветная - мясо воняет тиной.
- Goloso, ghiottonе, лакомка, - Вианданте усмехнулся и уточнил вопрос. - Тебе, я вижу, нравится Гораций? Почему?
Элиа снова не задумался ни на минуту.
-А! Это же школа жизни! - и процитировал с трепетным восторгом:
"Продолговатые яйца - запомни! - вкуснее округлых: за званым обедом их подавай,
В них крепче желток, ибо скрыт в нём зародыш пола мужского.
Капуста, растущая в поле, вкуснее той, что росла под горой и испорчена лишним поливом.
Если гость вдруг явился, то курицу, чтобы мягче была, живьем окунуть в молодое фалернское надо.
Лучший гриб - луговой; а другие - похуже. К тому же весьма для здоровья полезно есть шелковичные черные ягоды после обеда.
Если живот отягчен, то мелких раковин мясо иль щавель скоро его облегчат и свободно,
если белым косским вином все это было запито.
Устрицы толще всего, когда луна прибывает, но лучше в Лукрине простые улитки,
чем в Байском заливе даже багрянка; цирцейские устрицы вкусны,
Еж водяной - из Мисена, а гребень морской - из Тарента".
Тереза почему-то восприняла стихи поэта в упрёк себе.
- Умник этот ваш Гораций! Любому понятно, что в Ионии прекрасные устрицы. Да только пока их из Апулии привезут, из самого-то Таранто, они трижды пропасть успеют!
- Это верно, Тереза, но будем надеяться, что кабанчик-то не пропадёт. - Инквизитор задумчиво листал страницы. Как выяснилось, томик стихов в его руках как раз принадлежал любимцу Мецената. - Да, вот они, эти, исполненные столь глубокого смысла строки. Я их как-то пропустил.
"Важно запомнить все свойства различных подливок. Та, что попроще, она состоит из чистого масла
С чистым вином и рассолом пахучим из скумбрии, им в Византии все бочки воняют.
Если же в ней поварить, искрошивши, душистые травы, их настояв на корикском шафране,
а после подбавить масла венафрского к ней, то вот и другая подлива!".
Подумать только - этому рецепту тысяча шестьсот лет!
- Я пробовал обе, - похвалился Элиа, - но корикского у меня шафрана не было и я взял обыкновенный. Но как ты мог пропустить такие строки? Ты не любишь Горация? Предпочитаешь Алигьери? Или Вергилия?
Нет, Джеронимо любил Горация. Часто перелистывал. Его к тому же страстно любил Аугусто Цангино, один из его учителей, но стихи об устрицах тот, будучи строгим постником, никогда не цитировал. Самого же Вианданте просто одолело любопытство.
- Объясни мне, Бога ради, Элиа, смысл того демонического обряда, что описывает Гораций:
"Видел я Канидию в черном подобранном платье. Они босиком, растрепав волоса, с Саганою-старшей Шли, завывая. От бледности та и другая были ужасны на вид. Сначала обе ногтями землю копали; потом зубами терзали на части Черную ярку, чтоб кровь наполнила яму, чтоб тени явились умерших - на страшные их отвечать заклинанья. Был у них образ какой-то из шерсти, другой же из воску. Тут Гекату одна вызывать принялась, Тизифону - другая. Вокруг, казалось, витали змеи и адские псы, а луна, от стыда покрасневши, скрылась, чтоб дел их срамных не видать, за высокой гробницей. Но для чего пересказывать все? Рассказать ли, как тени Попеременно с Саганой пронзительным голосом выли, Как зарывали они волчью бороду с зубом ехидны В черную землю тайком, как сильный огонь восковое Изображение жёг..."
В принципе, то, что описывает Гораций, похоже на то, что делала чертова Клаудия. Подумать только, этой демонической заразе столько же лет, сколько рецепту подливы...
- Нет, фессалийские ведьмы, о них писали ещё Ямвлих, Платон, Плиний старший и Овидий, творили свои мерзости задолго до Христовой эры, да и марсы в Риме тоже колдовали не хуже. Кроме того... - Элиа замолчал, ибо на пороге появилась Тереза с pasticcio di Natale, Рождественским пирогом, закусками и ветчиной, Схоластик вскочил на ларь, вздыбил и распушил хвост и громко замурлыкал, инквизитор оставил томик Горация, и всем стало не до демонического обряда.
Дегустация проходила весело и шумно. Схоластик не верил глазам, озирая предложенный ему срезанный с бочка кусок ветчины, и пожирал его со сладострастным урчанием, вцепившись в него когтистыми лапками. Тереза между тем донесла инквизитору на аморальное поведение кота. Обрюхатил двух соседских кошек, подрался с котом синьора Одалли, местного аптекаря, отгрыз ему в бою кончик уха, ведёт себя просто безобразно. Третьего дня дразнил собаку синьоры Чекко, нагло разгуливая по карнизу харчевни и размахивая хвостом. Пёс в итоге захлебнулся лаем и чуть не заболел.
Инквизитор в который раз проигнорировал все жалобы, мотивируя это нежеланием вторгаться в личную жизнь Схоластика. Прокурор, находя в характере кота весьма близкие ему самому качества обаятельного любовника и лихого вояки, тоже не поддержал обвинение. В итоге Схоластик закончил рождественскую трапезу блюдцем наисвежайшей сметаны, и наелся до такой степени, что смог после запрыгнуть на кровать Джеронимо только со второй попытки.
Элиа делился знанием о приготовлении бобов в горшочках, инквизитор запивал ветчину сицилийским вином. Потом разгорелась дискуссия о латуке, и Элиа рассказал, что его прабабка на смертном одре продиктовала его отцу рецепт особого салата из латука, хлебных корок, овощей и оливкового масла. Джеронимо с хохотом процитировал Горация, на ходу перефразируя венузийца:
Элиа премудрый! Прошу, заклиная и Богом, и дружбой:
Дай же и мне приобщиться к источнику этого знанья,
Чтоб почерпнуть из него наставленья о жизни блаженной...
Однако, несмотря на полученные наставления, блаженной жизни они не увидели.
Тереза и Схоластик отправились спать, Вианданте перебирал струны лютни, начались извечные препирательства: Джеронимо обладал красивым и сильным баритоном, голос Элиа был тенором нижнего регистра, однако инквизитор требовал, чтобы прокурор брал теноровые ля-си бемоль и даже си-до. В ответ Элиа рекомендовал начальнику сделать из их дуэта - трио, включив в него Схоластика. "Если наступить ему на хвост - он легко возьмёт требуемую ноту..."
