Николай Жевахов - Воспоминания. Том 1. Сентябрь 1915 – Март 1917
Вскоре после возвращения Ея Величества из Новгорода, А.А. Вырубова уведомила меня телеграммою о том впечатлении, какое произвело на Императрицу посещение старицы Марии Михайловны. Я не буду останавливаться на этом впечатлении, нашедшем отражение в "Письмах" Императрицы к Государю; скажу лишь, что в гостиных провинциальной Новгородской аристократии много шептались по поводу того, что Ея Величество посетила, по моему совету, старицу, жившую в такой грязной келии... Передавая мне об этом. Императрица сказала:
"Меня все отговаривали от посещения старицы, находя, что ее келия, откуда она не выходила 40 лет, действительно очень грязна; но зато душа ее чистая, и Я никогда не забуду того часа, который провела у нее"...
Эта поездка чрезвычайно освежила Императрицу. Последующие дни были заняты заготовлением тех подарков, какие Ея Величество, впоследствии передала мне для вручения их как старице Марии Михайловне, так и в те храмы, какие посетила. Я отвез их в Новгород к праздникам Рождества Христова... Об этом скажу ниже, а сейчас вынуждаюсь сделать довольно большой перерыв, вызванный убийством Распутина, 17 декабря 1916 года.
Глава LVI. Русское богоискательство
Всякий факт становится понятным только в историческом освещении. Вот почему прежде чем перейти к обрисовке облика Распутина и к выяснению его роли в событиях, предшествовавших революции, нужно сказать несколько слов о русском богоискательстве вообще, а затем остановиться на религиозной атмосфере столичного общества, вызвавшей самую возможность появления Распутина.
Распутин – вовсе не случайное явление, а чрезвычайно сложный бытовой факт русской жизни, и говорить о Распутине без исторических предпосылок – нельзя.
По поводу жизни и смерти Распутина написаны сотни книг и десятки тысяч всякого рода статей; но в них нет ни одной верной характеристики. Все отзывы о Распутине или грубо тенденциозны и стараются оправдать гонения, коим он подвергался, и, в связи с этим, преступления делателей революции, или недостаточно глубоко разъясняют природу его действительного облика, или не учитывают того специального значения, каким он пользовался при Дворе. Важно сказать, чем он в действительности был; но не менее важно отметить и то, чем он казался в глазах Их Величеств и тех людей, которые считали его святым. Об этом или ничего не сказано в обширной литературе о Распутине, или сказано очень мало и недостаточно ясно, и этот пробел мне бы и хотелось восполнить. Однако же, прежде всего нужно остановиться на русском богоискательстве и его истории, точнее – на ее беглом очерке, ибо писать историю русского богоискательства – значило бы писать историю России, – труд, невыполнимый в условиях нашей горемычной беженской жизни, где вместо библиотек и исторических материалов приходится пользоваться только скудными обрывками памяти...
Много было в России разных писателей; но едва ли не все они соблазнялись ароматом "неблагонадежности" и вносили в свои произведения струи революционного воздуха, не без удовольствия ими вдыхаемого. И только два из них были столько же гениальными, сколько и поистине русскими писателями и, к стыду русских читателей, прошли почти незамеченными.
Это были Павел Иванович Мельников и Николай Семенович Лесков. Первый из них написал повесть: "На горах", одно из величайших произведений русской литературы, настоящий русский эпос в прозе. Вот что пишет мне по поводу этой повести русский ученый А.В. Стороженко:
"К сожалению, русские читатели плохо оценили гениальное произведение Мельникова, а критика наших толстых журналов даже замолчала его, ибо останавливалась преимущественно на произведениях, отражавших революционные веяния... В эпической же повести П.И. Мельникова не было и не могло быть ничего революционного; иначе она не была бы эпическою.
Русское богоискательство нашло в этой повести свое вернейшее отражение и представлено в лицах, со всею выпуклостью, свойственной великим мастерам слова. Картина захватывает все слои русского народа: и высшую помещичью интеллигенцию, и средний купеческий и чиновный круг, и простонародье. Господа Луповицкие, Мария Ивановна Алымова, уездный чиновничек, с прозрачной, полинялою дочкой, отставной солдат, диакон-пчеловод, разные бабы – все, по своему, искали Бога и оказались в хлыстовском "Корабле". Книжник и начетник Герасим Силич перепробовал что-то восемь или десять "вер" и пришел к заключению, что только бескорыстная любовь к обнищалой семье брата может дать ему нравственное успокоение. Дуня Смолокурова родилась с порывами к неземным областям и "чтоб сердцем возлететь во области заочны", по выражению Пушкина, и чувствуя себя оскорбленной в своей чистой любви к Пете Самоквасову, поддалась было влиянию хлыстовки Алымовой, но потом опомнилась, главным образом благодаря беседе с простеньким, но верующим православным священником, убежала с "корабля" в мир, чтобы стать доброю женою раскаявшегося Самоквасова".
Обращаю особенное внимание на этот психологический фактор, на беседу с посторонним, простеньким священником, давшим Смолокуровой возможность посмотреть на "корабль" (читайте, на Распутина) со стороны.
Пред читателями повести Мельникова вскрывается самая сущность русской души, а не те ее революционные увлечения, которые столь лубочно и аляповато изображаются так называемыми "народниками" вроде Писаревых, Успенских, Помяловских, Добролюбовых, Решетниковых, Горьких и К.
Войдя в живой круг изображенных в повести Мельникова русских богоискателей, мы можем, под его руководством, произвести анализ побуждений к богоискательству в русском народе.
Если мужиков и баб ведет к этому, главным образом, лень, стремление отмахнуться как-нибудь от ежедневного упорного труда, прожить как птица небесная, не сея и не собирая в житницы, на счет хлыстовского "корабля", или большевистской "коммуны", то интеллигенцию и тонко одаренную натуру толкают – мечтательность и те, прибавлю от себя, высокие душевные движения, какие были описаны мною в статье "Природа русской души. Русские проблемы духа", входящей в состав главы 36 моих воспоминаний. В погоне за великим, русская интеллигенция теряла и то малое, что имела, мечтала о земном рае, не удовлетворяясь прозою жизни, и... потеряла Россию.
Достойна быть отмеченною и книга В.В. Розанова: "Апокалиптические секты", где приведено много интересных соображений о хлыстовстве и скопчестве. Книги Мельникова и Розанова – это введение к изучению богоискательства, для более полного ознакомления с которым надлежало бы остановиться, затем, на деятельности русских мартинистов 18 века, последователей испанского жида Мартинеса Пасхалиса.
Надежным руководством могут служить сочинения М.Н. Лонгинова о Николае Ивановиче Новикове и его кружке, в котором играл, между прочим, видную роль профессор Шварц, прадед министра народного просвещения Александра Николаевича Шварца. Личности самого Н.И. Новикова, проф. Шварца, Семена Ивановича Гамалеи и других членов "Дружеского ученого Общества" чрезвычайно интересны и привлекательны. Самым крупным человеком среди них был, конечно, Н.И. Новиков. Он стремился "просвещать" людей в смысле понятий французских энциклопедистов, но, в противоположность им, искал Бога и в просвещении видел способ привить людям человеколюбие, христианскую любовь к ближнему. Когда в 1773 году Новиков встретился с приехавшим в Петербург энциклопедистом Дидро, то его впечатление выразилось в следующих словах: "Он (Дидро) – умный француз; но ему, как неверующему, верить нельзя".
Императрица Екатерина, обладая чересчур сухим умом, не понимала Н.И. Новикова и подвергала его преследованию, вместо того, чтобы ему помогать. Между тем Новиков мыслил совершенно правильно:
"Все науки сходятся в религии: лишь в ней разрешаются их важнейшие проблемы. Без нее никогда не доучитесь, а, притом, и не будете спокойны", – вот его подлинные слова.
В уме Екатерины II можно было подметить интересный изгиб.
28 июня 1744 года она приняла Православие, а того же 28 июня 1762 года – взошла на престол. Каким-то внутренним чутьем угадывая, что носитель короны в России по идее – ктитор православной русской церкви, она, вероятно, по совещанию с кем-либо из иерархов, постановила в день празднования восшествия ее на престол читать на литургии из Апостола 20 стихов 16 главы послания Ап. Павла к Римлянам, начинающейся словами: "Представляю вам Фиву, сестру нашу, диакониссу церкви Кенхрейской. Примите ее для Господа, как прилично святым, и помогите ей, в чем она будет иметь нужду у вас"...
Екатерине, очевидно, хотелось, чтобы в душах ее православных подданных сложилось о ней представление, как о диакониссе, по-русски – служительнице православной Российской Церкви, что вполне соответствует православной идее власти. Можно только удивляться необычайной проницательности императрицы Екатерины II. Но по отношению к Новикову ум ей изменил: богоискателя она стала гнать как политического преступника, и, наконец, заточила его в Шлиссельбургскую крепость, где Новиков просидел 4 1/2 года, до воцарения Павла. Дело Новикова – это одна из крупнейших ошибок умного и великого, в общем, царствования Екатерины. Желая опираться на религию, она загубила жизнь человека, стремившегося будить в соотечественниках религиозные чувства. Тогдашний митрополит Московский Платон считал Новикова одним из лучших своих чад и всецело был на его стороне. Напуганная французской революцией, Екатерина II не разобралась в деле.
