Вениамин (Федченков) - На рубеже двух эпох
Такого детского проекта я ни тогда, ни теперь не мог бы предложить здравым людям. Но он действительно был и даже рассматривался на заседании Синода. Автором его был небезызвестный протоиерей о. Востоков, экзальтированный и самомнительный проповедник. Но, разумеется, Синод благоразумно отверг этот фантастично-сентиментальный проект. Большевики расстреляли бы этих мечтателей, и только. Да и наша власть не согласилась бы на осуществление его, будучи ответственной за народ. Однако слух об этом крестном ходе какими-то путями распространился по селам, и когда я приехал в Малую Белозерку, то селяки меня спрашивали: будет ли этот крестный ход? Видимо, намучившись, они хотели какими угодно путями добыть мир. Или хоть помечтать о нем.
В заключение характеристики "врангелевской эпопеи", как выражались некоторые о его времени, я хочу пожаловаться на общую духовную бедность нашу. У НАС ПОЧТИ НЕ БЫЛО РУКОВОДЯЩИХ ИДЕЙ, как не было их, конечно, и при Деникине.
Можно не соглашаться с большевиками и бороться против них, но нельзя отказать им в колоссальном размере идей политико-экономического и социального характера. Правда, они готовились к этому десятилетия. А что же мы все (и я, конечно, в том числе) могли противопоставить им со своей стороны? Старые привычки? Реставрацию изжитого петербургского периода русской истории и восстановление "священной собственности", Учредительное собрание или Земский собор, который каким-то чудом все-все разъяснит и устроит? Нет, мы были глубоко бедны идейно. И как же при такой серости мы могли надеяться на какой-то подвиг масс, который мог бы увлечь их за нами? Чем? Я думаю, что здесь лежала одна из главнейших причин провала всего "белого движения" - его безыдейность! Наша бездумность! Если бы мы глубоко всмотрелись в исторический процесс, изучили его, поняли - тогда?.. Тогда, вероятно, мы просто отказались бы от этого анти-исторического движения на него. Но мы не хотели думать, не могли думать: шли по инстинкту, по привычке, ощупью.
- Я уже упоминал, что среди интеллигентов в Севастополе образовалась какая-то группа мыслителей, которые задались прямой целью именно осмысливать исторические процессы момента. Они даже составили подробный устав о "Думной думе" и через нее представили его главнокомандующему. И тогда, и теперь мне кажется, что нужно было бы приветствовать подобное явление, поддержать этих людей, воспользоваться ими для общей пользы! И что же? Генерал, прочитав, положил краткую, но сильную резолюцию: "Не подходит"... Почему не подходит, я и доселе не понимаю. Военные всегда думали, что история на них стоит, на силе войск, на стратегии вождей. Глубочайшая ошибка! Историю двигают идеи и страсти, а пушки уже потом стреляют.
И вот теперь, когда идет Вторая мировая война, много ли задумываемся мы о коренных причинах ее? Что делается идейного для преодоления противников? Старая история... Я в Нью-Йорке несколько раз поднимал вопрос о создании кружка любителей философии и истории и всегда встречал упорную лень и нежелание задумываться над основными вопросами. А после уж бывает поздно.
Между тем среди общества времен Врангеля были не одни эти "думные думцы", а и другие. Например, через меня к нему прошло несколько проектов о спасении России. У меня даже была особая папка с ироническим (и я был подобен своей среде) названием "Спасители". Помню, один инженер или агроном доказывал в огромном докладе (смешно даже писать), что весь секрет в постройке множества элеваторов. Или мы уж тогда начинали с ума сходить? Другой "спаситель", простой рабочий с Корабельной стороны, написал с грамматическими ошибками большущий устав о социалистическом переустройстве общества и верноподданнически преподнес его через меня вождю антисоциалистического движения Врангелю. Между прочим, хорошо помню, что в этом проекте предполагалось даже особое расписание пищи, и непременно с бутылкой хорошего кваса на человека. Я не шучу. Третий убеждал надеяться на чудо! Сказано же в Евангелии, что если будешь иметь веру с зерно, то и гору можешь сдвинуть. Но в общем все мы очень мало думали про глубины исторического движения. Не думал и лично Врангель. И потому один из офицеров сказал мне про него однажды:
- Нет, и Врангель не сокол и не жених России! А мы не были даже дружками его... Беднота!
Хотя я и сам не знал несомненного выхода, но все это беспокоило меня и побудило написать доклад премьер-министру Кривошеину. В нем я охарактеризовал общее положение наше с точки зрения религиозной, моральной и народной. И пришел к выводам, что по всем этим пунктам мы не стоит на должной высоте. Народ не считает нас своими. Далее я спрашивал: можем ли мы измениться? Опыт трех лег борьбы показывает - нет!
А если так, то мы должны сознаться, что спасителями Родины быть не можем.
- Как вы думаете, - спрашивал я, - можем ли мы еще измениться? Я не надеюсь.
- Я тоже не надеюсь, - холодно и спокойно согласился Кривошеий.
- А если так, - закончил я чтение своего доклада, - то нам нужно готовиться к отплытию, а Бог будет спасать Родину какими-то другими путями,
Через полтора-два месяца мы с ним действительно плыли от родных берегов в Константинополь. События конца развернулись таким образом.
Освобожденная от борьбы с Польшей Красная армия надвинулась на нас с северо-запада, около днепропетровского села Каховки, и с севера. Белые вынуждены были отступать, несмотря на всю храбрость свою.
В тыл прошли слухи, что на фронте неладно. Архиереи, члены Синода, полушутя, но со страхом говорят мне:
- Пойди узнай у своего Врангеля: каково военное положение?
Я пошел. Генерал ходил по кабинету Большого дворца. Спрашиваю.
- Отлично! Только чудо может помочь большевикам. Перекоп и Джанкой неприступны!
Возвращаюсь к архиереям, утешаю их: все прекрасно! Они благодушно разъезжаются опять по монастырям, где жили.
Проходит еще месяц. Слухи все ухудшаются. И тут вдруг в октябре наступили небывалые на юге морозы. Наша армия не была подготовлена к ним. И пришли известия, что мы отступаем над натиском красных, которыми командовал Фрунзе.
Синод снова собирается.
- Пойди спроси у Врангеля! Иду... Ходит нервно, но сдержанно.
- Каково положение?
- Конец! Только чудо может помочь нам! -кратко отвечает генерал.
- Как же вы недавно говорили, что чудо может помочь большевикам?
- Ну, что же? Разве я буду открывать всем карты? Положение безнадежное, силы неравны. Я ожидал этого с самого начала, как помните. Теперь остается надеяться лишь на чудо. Ну, а достойны ли мы чуда, это, владыка, вам, как архиерею, лучше полагается знать, чем мне, - с ласковой шуткой сказал он. - Нужно укладываться для немедленной эвакуации, у меня уже все заранее подготовлено. Так и скажите владыкам.
Я сказал... Переполох.. Недовольство Врангелем! А в сущности, чем он виноват? Ничем. Лишь один архиепископ Феофан Полтавский улыбался загадочно. Он чтил одну больную старицу в Ялте, О., вдову священника, как прозорливую. И она предсказала ему и другим, что бежать из Крыма не придется. Двум молодым юношам, сыновьям князя Т. и С. Н. Б., предсказывала, что они даже увидят златоглавый Кремль. И они бесстрашно лезли на врагов. Но князь Т. был убит в первом же сражении за Перекоп. Искали мы среди трупов и сына С. Н. Б., но не нашли. Оказалось, что он был взят в плен и после возвратился к родителям в Кореиз, недалеко от Ялты. Архиепископ Феофан еще верил в предсказания.
Скептически настроенный к разным ясновидящим, митрополит Антоний сказал: "Ну, если пророчица окажется права, пойду пешком (30 верст от Севастополя) в Ялту и поклонюсь в ноги ей!"
Увы! Идти не пришлось. А архиепископу Феофану я все же посоветовал тоже готовиться к отъезду. И он чуть не в последний час сложился и уехал на пароход с другими архиереями.
Перед концом генерал Врангель созвал высших своих сотрудников, министров, генералов, а также и митрополита Антония со мной. Спокойным твердым тоном он сказал коротенькую речь, которую начал словами: "И для героев есть предел!"
И объявил, что все кончено. Пароходы для армии и граждан, желающих эвакуироваться, готовы, о чем он еще с июля благоразумно дал соответствующие приказания.
Нужно было мобилизовать все суда, способные плыть через Черное море. Обеспечить их топливом, водой, пропитанием и надежным составом обслуживающих лиц. Распределить суда по разным портам - от Керчи до Евпатории, заранее дать расписания военным частям, где кому садиться, и самому уехать последним. Этим заведовал, кажется, скромный генерал Шатилов.
- А теперь слово за морским министром, адмиралом Кедровым!
Он был еще молод, но умен, энергичен и знал свое дело. Тот сообщил нам еще некоторые подробности. Оставался вопрос лишь о погоде.
- По морской науке в ноябре полагается лишь два-три-четыре дня спокойных, остальные - бурные. И я за это уж не ручаюсь, не от меня зависит.
