Поль Брантон - Путешествие в сакральный Египет
— Малиш! — пробормотал он. — Пустяки! Эта гадюка для меня не опасна. И укусила она меня только зубами, а не клыками.
Я снова остолбенел, но уже от удивления.
— Ни одной змее не позволено кусать меня ядовитыми зубами, — пояснил он, — но укусов обычными зубами мне порой не удается избежать. Такое случалось и раньше, я уже привык.
И это была правда — шейх не боялся, что змея укусит его, какой бы опасной она ни была для остальных. Чтобы доказать свою неуязвимость, Муса заставил змею открыть пасть и подставил свои пальцы прямо под ее ядовитые клыки. В любой момент змея могла, если бы пожелала, вонзить свои зубы под кожу его пальцев и убить его. Но змеиная челюсть оставалась неподвижной, и шейх, подождав немного, вытащил руку из ядовитой пасти целой и невредимой.
На следующий день я увидел, что рана не воспалилась, но напротив, начала заживать.
Когда я впоследствии рассказывал эту историю некоторым своим знакомым, они часто вспоминали известные им случаи, когда заклинатели для подстраховки заблаговременно вырывали у змей ядовитые зубы. Их стремление докопаться до истины весьма похвально, но я слишком уважаю своего читателя, чтобы умалчивать о подобных ухищрениях моего учителя, если бы они на самом деле имели место.
Что же касается иммунитета от змеиных укусов, приобретенного мной, по его словам, на один-два года, то я могу сказать только, что мне не раз приходилось брать в руки смертельно ядовитых кобр и опасных гадюк и даже класть их себе на шею, но ни одна из них ни разу не попыталась напасть на меня. Они вели себя со мной почти как ручные. Я же со своей стороны не упускал возможности поближе рассмотреть эти таинственные создания. Муса предупреждал меня, однако, что среди скорпионов наиболее злобной и непослушной является их черная разновидность; так что при встрече с черным скорпионом я должен был помнить, что могу не справиться с ним. Маловероятно, но все же не исключено было и то, что какая-нибудь змея все-таки сможет меня пересилить.
— Такую змею, — учил меня Муса, — можно распознать, произнеся при встрече с ней тайное «заклятие». Если змея не обратит на него внимания и не перестанет двигаться, значит, ее лучше оставить в покое — это очень злобная змея, способная убить человека, несмотря на все талисманы и заклинания.
Немного позже мне предоставился случай вступить в схватку и со скорпионом. Это случилось уже после того, как я расстался с шейхом, решив продолжить свое путешествие по Южному Египту. Я тогда исследовал величественный древний храм в Эдфу и решил спуститься в отверстие в полу маленькой, примыкавшей к святилищу комнаты, несмотря на то, что ведшие некогда вглубь него ступени уже давным-давно развалились.
Прогуливаясь по таким полуразрушенным подземельям, следует соблюдать предельную осторожность, поскольку они являются излюбленным прибежищем для змей. Рептилии с большим удовольствием заползают в трещины каменной кладки, сдавливающие их тела и помогающие соскрести с себя старую кожу, когда приходит время освободиться от нее. Им также нравится одиночество, темнота и сумрачная прохлада этих древних убежищ, и потому они водятся там в изобилии.
Пробираясь ползком по узкому тоннелю, к тому же густо покрытому непотревоженной пылью столетий, я проник в другой такой же пыльный коридор, который привел меня в низкий подземный склеп. Я сразу же понял, что он был предназначен для проведения посвящений, связанных с тайным ритуалом древних мистерий. Там царил кромешный мрак, так что мне пришлось прибегнуть к помощи карманного электрического фонарика.
Проведя детальный осмотр помещения, я направился обратно и снова забрался в пыльный тоннель, как вдруг из трещины в каменной стене выполз огромный желтый скорпион и кинулся прямо к моим ногам. Скорпионы тоже питают слабость к древним подземельям. Разбитые плиты, полная темнота и низкий потолок тоннеля не позволяли мне двигаться свободно и быстро, поэтому я даже не попытался бежать, но вместо этого нацелил на ядовитое членистоногое большой палец, вполголоса произнес «заклятье» и решительно повелел ему остановиться. Муса предупредил меня, что заклинания я должен произносить, предельно сконцентрировавшись и вкладывая в них всю свою силу (только так и должны произноситься все магические заклинания).
Скорпион тут же остановился как вкопанный, будто наткнувшись на какой-то невидимый барьер! Он оставался неподвижным до тех пор, пока я не выбрался из тоннеля. И кто знает, может он до сих пор стоит, окаменев, на том же месте в ожидании команды «Вольно!»
Иногда Муса, развлечения ради, подходил к дереву, в котором, как нам было известно, постоянно прячется скорпион, и приказывал ему выйти. Скоро или не очень скоро, скорпион действительно выбирался наружу и прыгал прямо на плоский тюрбан шейха!
А однажды, когда мы с Мусой беседовали о мистических способностях дервишей-заклинателей, принадлежащих к братству рифаи, и я попросил его сформулировать, на основании собственного опыта, суть этих способностей, шейх смог (или счел нужным) сказать мне только следующее:
— Змеи подчиняются нам только по воле Аллаха. Нам запрещено убивать их собственными руками, и змеи знают это и верят, что мы не преступим этот запрет. Поэтому наши заклинания всегда включают в себя стихи из Священного Корана.
Пожалуй, я не выдам никакой важной тайны, если приведу здесь в качестве примера одно из заклинаний, используемых дервишами ордена ри-фаи, в члены которого я был в свое время посвящен, поскольку это заклинание не относится к разряду тайных, и его уже слышали в исходной мелодичной форме (на арабском языке) сотни непосвященных людей.
Если верно то, что высказанная мысль уже является материальной силой, то почему бы этому переведенному тексту не сохранить все способности, присущие его оригинальному арабскому варианту? Хотя одно только это заклинание вряд ли способно выманить змею из норы или заставить ее положить голову на чью-либо ладонь! Как бы то ни было, вот его текст:
«О змея! Явись! Заклинаю тебя именем Аллаха, будь ты вверху или внизу, выйди ко мне!
Нет никого сильнее Аллаха, и никто не может Ему противиться. О! Мой помощник в час испытаний! Во имя Святой Мечети и Святой Книги, заклинаю тебя, явись!
Во имя Того, чья слава открывает все двери, приди и покорись завету. Я — повелитель Слова.
Самым Великим из имен, именем Владыки Спасения призываю тебя. По воле моего шейха и господина моего братства, Ахмада Ар-Рифаи. — Явись!
Во имя Соломона Мудрого, властвующего над всеми пресмыкающимися тварями. Слушай! Аллах повелевает тебе. Покажись, о змея! Выйди ко мне! Да пребудет с тобою мир. Я не причиню тебе зла».
* * *
Расставшись с шейхом Мусой, я много думал о том, что в основе учений и методов дервишей ри-фаи, вероятно, лежит какой-нибудь древний змеиный культ, истоки которого затеряны в глубине веков. Я знал, что Муса, искренне считающий себя добрым мусульманином, ни за что не согласится с этим предположением. Я как-то попытался намекнуть ему на это, но он сразу же закрыл тему, напомнив мне, что нет Бога, кроме Аллаха! И чем настойчивее я впоследствии старался подвести его к этой мысли, тем убежденнее он ссылался на верховенство Аллаха, и я, в конце концов, пришел к выводу, что он либо не хочет, либо не может правильно меня понять; и мне, волей-неволей, пришлось отказаться от этих дискуссий.
Вспомнив все, что мне было известно о заклинателях и сравнив эти данные со своими познаниями о культе змеи, который до сих пор открыто практикуется в Индии и, насколько мне известно, был распространен в Древнем Египте, а также проанализировав свое новое, изменившееся отношение к змеиному племени, развившееся во мне после посвящения, я пришел к выводу, что мое предположение справедливо. Чем больше я размышлял над этим вопросом, тем больше обнаруживал свидетельств тому, что это странное знание является ничем иным, как реликтовым пережитком одной из древнейших религий исчезнувшего континента.
Я обнаружил в себе постепенную, но существенную перемену в отношении к миру рептилий. Я больше не испытывал стойкого, непреодолимого отвращения к змеям, как это было раньше; и леденящий ужас, непроизвольно вползающий в сердце каждого человека при виде змеи, оставил меня. Я больше не видел в них ни злобных и безжалостных врагов всего живого, ни ползучий символ предательства и коварства. Напротив, медленно, но верно я проникался своего рода восхищением перед красотой их гибких блестящих тел и грациозностью приподнятых над землею шей. Я научился уважать их за ярко выраженное своеобразие и сверхъестественную загадочность и даже слегка жалеть их. Это была не просто перемена в образе мыслей, но новое ощущение, само по себе развившееся в моей душе.
