Димитрий Константинов - Записки военного священника
Безусловно позитивный идеологический спектр не был един, начиная от крайне-монархических взглядов представителей первой русской эмиграции и кончая лицами, у которых будущее России представлялось в виде советской власти без коммунистов - нечто напоминавшее тезисы восставших кронштадтских матросов. В этом не было ничего - в сущности отрицательного, ибо это была антибольшевистская школа свободного политического мышления, направленного на Россию, жившая в условиях гитлеровской диктатуры. Один из интереснейших парадоксов, над которым пока мало кто задумывается; однако он будет представлять исключительный интерес {30} для будущих историков (Эти заметки пишутся главным образом для историков; поэтому мы стараемся в них избежать всякого рода интерпретаций бывшего, связанных с групповыми или личными интересами.).
Парадокс, при котором у россиян, наполнявших лагерь, происходил процесс переоценки многих идеологических ценностей. Создавался уголок совершенно новой России, всплывшей на поверхность, как некая "атлантида", укрытая в недрах политического океана, взбаламученного тоталитарными штормами нашей современности (Сравн., например: В. Штрик-Штрикфельд. Против Сталина и Гитлера. Посев, 1975, стр.184, l51-152 и др. Книга эта весьма ценна также и для понимания того, о чем мы пишем в этой работе.).
Человек меняет свой духовный облик. Это легко сказать, но гораздо труднее конкретизировать. Посмотрим, что говорили по данному вопросу современники Дабендорфа.
"В скором времени, после первого выступления генерала Власова, в местечке Г. (Закамуфлированное название Дабендорфа.) появились курсы пропагандистов Освободительного Движения. За два года работы через курсы прошли тысячи людей. Сюда съезжаются добровольцы из лагерей военнопленных, желающие познать новую идеологию, а также офицеры и солдаты РОА. В первые дни душа большинства людей, попадающих в лагерь, напоминает напуганного, свернувшегося ежа. Политический террор большевиков и идеологический гнет наложили глубокую печать на сознание советского человека. Человек держит душу свою застегнутой на все пуговицы и в каждом собеседнике подозревает провокатора и доносчика. Но он скоро замечает, что сомнения, какие бы они не были, дерзкие вопросы, возражения, воспринимаются спокойно и находят деловые, обстоятельные разъяснения.
Разъяснение и {31} только - никакого раздражения, никаких репрессий! Внезапно у человека появляется чувство веры в то, что он окружен не врагами, а такими же как он сам, ищущими правду людьми. Непривычное отрадное чувство духовной свободы охватывает человека. Его душа раскрывается, речь делается откровенной, и с товарищами завязывается та настоящая дружба, при которой уже ничто существенное не скрывается от близкого" (Газета "Заря", 5 ноября 1944, № 89 (192). Цитирую статью М. Першина - "Школа политических бойцов".).
С людей весьма легко спадала та своего рода "кожа", которую на них искусственно одела советская власть. Убогий псевдодуховный мир марксистско-ленинского начетничества, сочетаемый с обязательными особенностями "подлинно-советского человека", исчезал буквально на глазах. Под ним быстро проявилось нечто совсем другое. Другим же были прежде всего неистребимый патриотизм, любовь к России и решительное отталкивание от большевизма. В этом негативном настроении по отношению к коммунистической диктатуре, в скрыто отрицательном отношении к диктатуре нацистской - весь состав дабендорфской школы был в общем един. Единство нарушалось лишь теми, кто был заслан туда с определенными и весьма ясными целями, и от кого естественно старались избавиться.
Мы можем говорить с полной уверенностью о приблизительном единстве взглядов в области отрицания того, что творилось на нашей родине. Но едва ли, как мы уже отмечали выше, можно было бы говорить о таком единстве, когда речь шла о будущей России. В данном вопросе ясности не было уже по одному тому, что негативность отрицания была весьма сильна и затемняла собой позитивное политическое мышление. Но, вместе с тем, понимание невозможности ехать {32} только на неистребимом и самом легком "долой!", без его позитивного продолжения, было ясно для многих.
Этот политический вакуум у курсантов школы в плане возможного будущего весьма удачно заполняли лекции, читаемые преподавателями, соответствующие семинары и т. п., постепенно изменяя ту неопределенность, которая имелась у многих слушателей. В данном отношении нельзя пройти мимо огромной работы проделанной старшими преподавателями школы - А. Н. Зайцевым и Н. Г. Штифановым (Перечисляю всю группу старших преподавателей по алфавиту: И. А. Ефимов, А. Н. Зайцев, К. А. Крылов, В. Осокин, Н. Г. Штифанов. В своей работе я был связан с упомянутыми в тексте двумя старшими преподавателями, деятельность которых мне и была достаточно хорошо известна.).
Их роль в позитивном становлении слушателей неоценима и чем дальше от нас уходит это время, тем больше оцениваешь их деятельность.
Постепенно вырисовывались контуры возможной будущей России, не похожей ни на советскую диктатуру, ни на классические формы современного капитализма. Быть может и сейчас, в свете прошедших с того времени тридцати с лишним лет, многое из предполагаемого в то время и оказалось бы устаревшим и нежизненным, но весьма многое и, в частности, принципы изложенные в Манифесте КОНР, вошли в незыблемый фонд российской будущности.
(Сравн. А. Казанцев. Третья сила. Говоря о Дабендорфе, А. Казанцев пишет: "Этот лагерь, собственно, и являлся колыбелью организованного Освободительного Движения" (Стр. 222).
"По существу, именно Дабендорф является центром РОД, местом откуда растекались идеи Освободительного Движения" - писал В. В. Поздняков
(В. В. Поздняков. A. A. Власов. Сиракузы, США, 1973).).
Нельзя при этом забывать и того простого обстоятельства, что среди лиц, принимавших участие в работе школы, имелись и представители тогда еще обширной первой эмиграции, {33} вносившие и свои представления в отношении политических взглядов на будущее родины. Спектр позитивных представлений был достаточно разнообразен.
Но если можно говорить об известном идеологическом единстве личного состава РОА, то несколько иначе дело обстояло с областью мировоззрения. Здесь господствовал духовно-мировоззренческий вакуум. Несомненно, среди слушателей курсов были верующие люди, но их было относительно мало. Большинство или не имело мнения в области мировоззренческих идей и относилось к религии с известного рода безразличием, или сохраняло в душе привитые в СССР антирелигиозные взгляды, выявлявшиеся в условиях Дабендорфа как равнодушная безрелигиозность. Активного атеизма на поверхности жизни не было. Был ли он у личного состава РОА в подспудном состоянии - сказать трудно. Вероятно был, но никак себя не проявлял, по-видимому потому, что новые идеологические взгляды, с которыми слушатели знакомились на курсах, нарушили ту примитивную стройность советского мировоззренческого стандарта, с которым почти все они попали на Запад. Одновременно явно появился интерес к вопросам мировоззрения, к вопросам религии. Начинался процесс переоценки духовных ценностей, пересмотр устоявшихся привычных, вбитых назойливой советской пропагандой норм. Все это сочеталось с элементарной неграмотностью в области религиозных вопросов, отнюдь не помогавшей, но весьма мешавшей делу воцерковления РОА.
Создавалось впечатление о начавшемся {34} пересмотре мировоззрения у многих, но этот пересмотр не мог сразу привести к каким то определенным и устойчивым результатам, ибо для этого требовалось слишком много времени, которого история нам не дала. Если можно так выразиться, происходила переоценка мировоззренческих ценностей без достаточного наполнения или замены духовными ценностями иного порядка. Процесс совершенно понятный, т. к. и преподавательский состав школы далеко не был определенен в своих религиозных взглядах. Одно было абсолютно ясно: отношение к религии должно было быть изменено в силу хотя бы полной мировоззренческой несостоятельности советской атеистической пропаганды. Но от этой констатации и простой религиозной терпимости до прихода в Церковь имелась дистанция огромных и едва ли легко проходимых размеров.
Говоря обо всем этом, следует отметить еще одно особое, но весьма важное обстоятельство. Моя священническая деятельность в Дабендорфе началась и протекала в исключительно трагический период. Генерал A. A. Власов, а с ним и многие другие руководители Русского Освободительного Движения (РОД) (Мы рассматриваем РОД - Русское Освободительное Движение - как неразрывную часть Освободительного Движения Народов России (ОДНР) эпохи Второй мировой войны. Мы также используем для военного сектора РОД обозначение РОА, не вполне точное, но весьма известное и на Западе и на Востоке. "РОА" хорошо знакомо многим, хотя оно более расплывчато и менее четко, чем ВС КОНР (Вооруженные Силы Комитета Освобождения Народов России), организованные уже в конце войны.), прекрасно отдавали себе тогда {35} отчет в безнадежности положения.
