А Осипов - Откровенный разговор с верующими и неверующими
В том-то и дело, что отдельную удачу, отдельное совпадение мы запоминаем, как некоторую приятную неожиданность, а дурное наша память инстинктивно, защищая нервную систему, старается изгнать и забыть. Вот и коллекционирует человек всю жизнь эти отдельные радости или совпадения. И если это верующий, то обрастает доморощенными, собственными "чудесами", которые, как некоторое личное переживание и собственный, а потому и неопровержимый для такого человека опыт, укрепляют его веру и способствуют в свою очередь его напряженным поискам чуда.
Наш народ давно подметил это свойство памяти помнить удачи и приятные совпадения и забывать тщетное ожидание и тяжелое чувство покинутости, отчаяния и неудач. "Что прошло, то стало мило!" - говорят по этому поводу русские люди и добавляют: "Все лучшим кажется вдали!"
Спасибо памяти, что бережет она наши нервы и "лечит нас забвением горя с течением времени".
Но как же зловредно пользуется этим свойством памяти религия! Обманутые люди! Как боятся они проснуться, как свыклись со своими снами! Просят даже: "Не будите нас, это наше частное дело, мы желаем этих снов, этого сладкого самообмана".
Но когда, скажем, человек замерзает, можно ли поддаваться таким просьбам? Он хочет спать, и сон ему сладок, а заснуть ему дать нельзя: погибнет безвозвратно! И со сном религиозного самообмана дело обстоит так же: не разбудить человека - он самую жизнь свою проспит. Мог бы многое в ней свершить, а умрет замолившимся пустоцветом, с капиталом пустозвона молитв, с жалкими потугами на "благотворительность", потугами вроде регулярного подавания милостыни побирушкам и нищим, населяющим, как клопы, паперти православных храмов. Нет, те, в ком совесть не спит, обязаны будить таких людей.
Кончим пока на этом наше забегающее далеко вперед отступление о психологии религии.
Разумеется, все это я полностью осознал и осмыслил только впоследствии, после многих душевных бурь, исканий, размышлений, чтения хороших и мудрых книг (спасибо друзьям-книгам, что донесли до нас опыт минувших поколений), а тогда, в начале пути, чувствовал лишь глубокое противоречие молитв, их обилия, их строя, их содержания богословско-догма-тическому и философскому учению церкви. И став впоследствии священником, хотя и с тягостным чувством, но честно вычитывал все каноны и правила, совершал положенные молитвы, делал в этом отношении все то, что требовала от меня церковь, на службе которой я оказался.
Сколько же времени мной было убито на это, когда, как я не раз имел случай в этом убедиться, многие считавшиеся образцовыми "пастырями" относились ко всем этим предписаниям с затаенной иронией!..
БОГОСЛУЖЕБНЫЕ ИЗЛИШЕСТВА ПРАВОСЛАВИЯ. НЕМНОГО О БЕСНОВАТОСТИ
...Я знал, как некоторые священники и дьяконы, играя в карты, бросая на стол туза, приговаривали: "Приимите, ядите..." Наливая рюмку коньяку, говорили: "Пиите от нея вси..." - цинично играя священнейшими для верующих текстами из Библии или богослужений. А умелым актерствованием за богослужениями они снискивали себе славу чуть ли не святых.
Еще раз позволю себе забежать вперед, чтобы, не возвращаясь в дальнейшем к вопросу о богослужениях, рассказать, к чему привели меня в этом отношении через десятилетия личный опыт и чтение богословской и литургической литературы.
Я сам не чувствовал себя ни наделенным особой благодатью человеком, ни особо благоговейным. Просто, волею судеб став пастырем церкви, старался исполнять все честно и так, как требовалось. Но никаким "молитвенным сосредоточением" я при этом не отличался. А обо мне говорили как о "действенном" и (о, ужас!) "великом молитвеннике". До чего только не доводят людей экзальтация и самовнушение! Они-то и принимаются за действие в душах "благодати свыше". Помню старушку в Таллине, которая умиленно уверяла другую женщину: "Наш-то отец Александр совсем как Христос... И голос тот же!"
Слыша такие отзывы и тщетно пытаясь разбудить людей, я еще больше научался понимать, как из явлений психических рождаются переживания и "откровения" "духовные", "свыше нисходящие", "осенения благодатью" и т. п.
Вообще, возвращаясь еще раз к самовнушениям и воздействию на души верующих различных психологических эффектов, должен сказать, что значение их для религии действительно огромно. И влияние их усиливается тем больше, чем более верующие жаждут встретить чудо и увидеть в церкви действие "благодати".
Я всегда считал бесноватых душевнобольными, кликуш и им подобных нуждающимися в длительном лечении у специалистов. И вот с таким сознанием отнюдь не чудесного происхождения этих несчастий мне пришлось в годы между 1936 и 1940 трижды "исцелять" бесноватых.
Первый случай произошел в эстонском православном Преображенском соборе в Таллине во время моей временной службы в нем. Во время литургии, незадолго до "херувимской", я, стоя в алтаре, услышал истерический вопль на эстонском языке "Убью бога!.." и еще какие-то другие выкрики. Я вынужден был выйти, так как служба прервалась. Трое или четверо здоровых мужчин держали несчастную душевнобольную, которая старалась отбросить их от себя. Лицо ее было искажено мукой и яростью. Я припомнил рассказы своего духовника о действиях в этом случае знаменитого в свое время Иоанна Кронштадтского, и в голове моей мгновенно созрел план.
Больная, у которой случился припадок, раз она пришла в храм, несомненно верующий человек. Сознавая себя "порченой" и "бесноватой", она, конечно, подсознательно боится ответных на ее "беснование" действий "небесных сил". И я решил попытаться преодолеть болезнь, выправить психическую петлю через воздействие на ее страх и ее веру. Громко, властным голосом велел принести "святой воды" и резко, прочитав тут же сымпровизированную молитву, повелел:
- Пей!
Она задрожала, упала к моим ногам и стала целовать их, умоляя:
- Нет, нет! Не надо... Это жжет... это страшно... Я снова почти выкрикнул:
- Тебе повелеваю! Пей...
Борьба моей воли и ее больной психики происходила минуты три. Потом она, вся трясясь от дикого страха, поднялась, и я влил ей в чуть приоткрывшийся рот воду... Она закричала и упала без чувств. Я, не зная, слышит она в данный момент что-либо или нет, не менее властно приказал:
- Положите ее... Пусть кто-нибудь посидит возле нее... Она очнется здоровой.
Так оно и было. Тихой и спокойной она затем, после службы, подошла ко мне со словами благодарности.
Тогда, после этого случая, я много и долго его осмысливал. Ведь я ни на миг не верил в присутствие в больной злого духа, дьявола. Если бы он существовал, то, как дух, должен был бы понять это. И по теории, развиваемой многими житиями, патериками и аскетическими писаниями, дьявол должен был бы либо отказать мне в повиновении и посмеяться над моими потугами, либо "оседлать" меня самого, как неправомыслящего и еретика. А между тем мой на чисто психологических расчетах основанный опыт, вызванный искренним сочувствием к несчастной психически больной страдалице, оправдался так блестяще: "демон" "повиновался" моим словам, не разобравшись, на чем они основаны.
Случай этот произвел на многих большое впечатление. Вскоре ко мне привезли "отмаливать" еще одну несчастную с острова Сааремаа. Потом был и еще один случай. С близкими по типу явлениями мне пришлось вновь встретиться в Перми в дни Великой Отечественной войны.
Все такие чисто психические и психопатологические явления производят большое действие на верующих. Они укрепляют их веру в бога, действие молитв, обрядов, их доверие к священнослужителям и благоговение перед ними. Суеверные фанатики видят в них неопровержимые доказательства существования чего-то сверхъестественного...
Но я отклонился. Вернемся к театральности православных богослужений. Ведь все это углубленное познание пришло ко мне десятилетиями позже, после многих лет, наполненных тоской по правде, слезами отчаяния и исканиями подлинных путей жизни. Тогда, в начале пути, я мыслил проще, сомнения мои были примитивнее, и умел я разглядеть только то, что слишком неприкрыто и явно бросалось в глаза...
"Человек - это звучит гордо!" - говорил А. М. Горький. "Человек должен быть подхалимом и низкопоклонником", - как бы учит на архиерейских службах церковь именем Христа, именем богородицы, именем всех святых, именем архиереев-святителей. Вся титула-тура епископата, с какой надлежит по порядкам церкви обращаться к служителям церкви: блаженнейшие, святейшие, преосвященнейшие, высокопреосвященнейшие, святой владыко, - имеет целью воспитание этих качеств. И подписываться при этом следует обязательно уничижительно: недостойнейший, смиренный, слуга вашего преосвященства, ваш покорный послушник и молитвенник за вас.
Я с грустью и брезгливостью пишу это теперь, но в том-то и дело, что хотя и не так осознанно, не так четко, но я чувствовал это уже и тогда, в далекие дни между 1928 и 1930 годами.
