Антоний Великий - Сочинения
(114) Вопрос. Ты сказал, что первородная тьма была от распростирания небесного тела, и хорошо это было сказано. Но как мы видим ночь, которая наступает сама по себе и никаким образом не выражается?
Ответ. Я выше уже о ночи дал Ответ. И теперь прими краткое сравнение, которое я укажу. Не само по себе светится, ни помимо Божией руки. Как колонны, которые ставят архитекторы, и каменное тесание или ковка ваяется рукой мастера, а начертания на них не от этого мастера, но от прежде бывших мастеров обрели свершения, то есть мастерами друг от друга что–то приемлется, воплощаемое каким–то образом — но образы те более изначально были из–под руки искусника. Так и ночь не сама по себе, но есть тень, как я немного позже укажу. Она теперь нас понуждает по времени на божественное служение Таинств, чая святого хора.
(115) Вопрос. Вчера время нас понуждало, теперь у нас есть остаток обеда, который можно этому посвятить. О ночи нам было достаточно сказано. Но почему Писание называет первородный день не первым, но «единственным» (день един), который, таким образом, является нам несопоставимым с последовавшими днями. А ведь второй и третий именуются, считая от него, и лучше бы было, чтобы начальный день назывался «день пер вый», а не «день един».
Ответ. День и ночь называются «день един», который охватывает всю длительность — полностью двадцать четыре [часа]. Так употреблять слово день — это обычно в Священном Писании и многократно встречается. В числе годов считаются дни, а не ночи. Послушай божественного Песнопевца: «Дней лет наших —семьдесят лет…» Перед этим Иаков патриарх сказал: «Дни моей жизни немногочисленны и злы». И опять сказал божественный песнопевец Давид: «И пребывать мне в доме Господнем во все дни жизни моей ". И божественный Евангелист сказал: «За шесть дней до Пасхи пришел Иисус…». И Сам Господь, богословя, сказал: «Вы знаете, что через два дня будет Пасха»-. Потому то, что теперь предано письму, есть законоположение на оставшееся время. «И был вечер, и было утро: день един». Явно, что день был прежде, потом вечер, после вечера ночь, и с окончанием ночи — утро: так закончился первый день, двадцать четыре часа — его полнота, которая явным образом складывается, ибо ночь и день составляют двадцать четыре часа. Хотя и в краях под солнцем случается, что день преуспевает, но установленное время уравнивает ночи и дни. Хорошо, чтобы и ночь и день имели равную честь: ночь и день берут друг у друга недостающее время, и лицо их небесно. В этом строе воистину называется единый день». Это и к земле подходит — от начала весны до конца года так называть, ибо вечер и утро тем самым по тому же круговращению солнца объемлет весь мир; не в количестве времени, но в долготе единого дня знаменуются день и ночь. И само устройство светил, или даже скорее, мне думается, истиннее переданное среди неизреченных слово, что Бог, устанавливая ночь временную, числа и знамения дней, таким образом учредил промежутки и распределил на семь, так что воля, чтобы седмица всегда возвращалась к себе. И начало числа лет, когда конец в тот же день, седмицей к себе возвращается. Это образ круга, который от себя начинается и на себе заканчивается. Так и у века есть свойство: к себе возвращаться, и никогда не кончаться. Потому главу лет Бог назвал не «первым» днем, но «единым», чтобы этим наречением он вовеки имел сродные дни, не иные и не приобщенные к иному образу. Сам от себя все время век, по кругу возвращаясь к себе.
(116) Вопрос. Как же Писание являет, что много веков, когда говорит: «Во веки веков»? И Давид в конце псалма сказал: «Исповедайтеся Богу небесному: яко в век милость Его». И опять Давид! «Вознесу Тя, Боже мой, Царь мой, и благословлю имя Твое в век и в век века». Вот три века — в сто сорок четвертом псалме. Но и от иереев мы слышим, когда они возносят хвалу Богу, молитвенна воздавая Ему власть надо всем: «Власть и Царство Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно, и во веки веков, аминь».
Ответ. Это никак не учит нас, что веков много, но что есть перемена дел и устроений. Это не описание, не кончина, не преемство веков. «Ибо день Господень велик и просвещен», — сказал Пророк. И еще: «Зачем вам искать дня Господня? Он тьма, а не свет» — тьма явно что для недостойных, потому что смысл знает, что этот день невечерний и без преемства, который божественный Певец наименовал «восьмым». Если есть день, то он один, а не много. Если век называется один, то он и будет, и бесконечен. Возводя наш разум к будущей жизни, Моисей написал образ всего века, став повествователем начала дней, сверстников света, святой и честной недели, почтенной Воскресением Господа.
(117) Вопрос. Говорят некие, что колдовством и волшбой луну сводят с небес, и большая часть человечества держится этого мнения. Они в железо и медь бьют, и думают, что они обманули ее звоном, впавшую в ужас, и она возносится.
Ответ. Это некие кощуны повсюду передают болтовню бающих стариков, что какими–то ухищрениями луна сдвигается со своего утверждения и падает на землю, и что можно ее осязать. Это принадлежит полному безрассудству и последней умалишенности, думаем, отметать божественного Песнопевца, который говорит: «Луна и звезды Ты основал». А какое место принимает упавшую луну? Я слабым сравнением укажу для суемысленных величину луны. По вселенной многие города находятся на расстоянии друг от друга, и на востоке стоят, и на западе, и по различным странам, и берегам — и в равной мере они принимают лунный свет. Если бы луна не была велика, то она освещала бы только противоположное узкое пространство. А луна идет по широте через все страны, и свет ее не ослабевает. Если бы тело луны не было бы очень велико, то оно не могло бы всем повсюду сиять равным светом по всей широте земли. Она не только находящимся на расстоянии, но и плывущим по дальним морям дарует вид своей величиной, и равно озаряет всех.
(118) Вопрос. Что должно быть, когда луна надолго становится кровавого цвета, так изменившись и потемнев?
Ответ. Этот образ знаменует, думаю, сражение и пролитие крови. Или от земли поднимающаяся мгла замутняет светлое сияние луны, там что ее облик изменяется от этой пыли; пока она в| своем движении не минует запыленную и мглистую область (место). Иногда она напитана и расширена, а иногда обожженная и запыленная, ибо запыленная и отяжеленная тогда земля. И тогда, мне кажется, она изменяется от пыли. Много раз и курение дыма, и большая пыль покрывает мраком то, что рядом с нами. Ураган и туман закрывает солнечный луч. И что еще более явно для всех, солнце, которому луна сестра, от той же матери —Премудрости, не выдерживает [видеть] хулы и издевательства безбожников на Христа, что былей видно при дневном пути солнца. Так, тьмою солнце побило безумное и богоубийственное собрание иудеев. Луч скрылся, и нельзя было видеть Творца, пригвожденного во плоти ко Древу и пробитого копьем. Мне думается, что то же самое делается и с луной, которая подражает своему брату–солнцу в своем ночном беге. Волхвы выходят на горы и холмы и дерзким убийством, закланием детей, взрезанием своих утроб, каковой кровью затем убийца мажет свои груди, омрачают луну. Описывая их безбожие, богогласный Давид поет: «…И приносили сыновей своих и дочерей своих в жертву бесам; проливали кровь невинную, кровь сыновей своих и дочерей своих, которых приносили в жертву идолам Ханаанским…» И потом, как говорится, они пожали то, что посеяли. «Прогневался Господь яростью на народ Свой, и возненавидел наследие Свое». И теперь многие омрачены языческой тьмой и скрыто погрузились в заблуждение предков; они собираются ночью на курганах на древнее убийство разумных [собратьев] и служат бесам борьбой и кровопролитием, и тщетно молятся идолам. При этом трясется и едва не падает луна, как устрашенная и боящаяся, и покрывает себя облаком, так закрываясь, не желая давать свет недостойным. Луна делает это по образу брата солнца, который, подобно некоему стражнику или сидящему на вершине наблюдателю, вопиет с неба о искуплении и бьет тьму, запрещая убийцам безбожное действие.
(119) Вопрос. Если Сын Божий не подобен Отцу и Богу, но точно совпадает с Ним, и почитаем вместе с Ним, и того же естества, почему Он Сам говорит: «Я — виноградник, а Мой Отец — виноградарь». У виноградаря и виноградника не та же самая природа: первый — разумный и одушевленный, а второй — неразумный и неодушевленный.
Ответ. Я не хвалю твою находящуюся в смятении ловкость ума, который обходит многое, кроме того, что перед нами, и нарочитым вопросом думает совратить человека. Узнай, правильно ли ты рассматриваешь то, что растет. Ты должен прямо относиться, и прямо мне даровать, ибо то, что относится к христианству, утверждено на вере, а не на размышлении. Мы можем просто оказаться вне ума, поставив вопрос, добровольно ли Павел и Аполлос оказались вне сущности Церкви. Пишет церковному лику тот, кто высок размышлением: «Я насадил, Аполлос поливал, но возрастил Бог». И что? Павел насадил бессловесное и неодушевленное, а Аполлос напоил завещанным напоением и укреплением?
