Фома Аквинский - Сумма теологии. Том IX
Раздел 3. ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ ПЬЯНСТВО САМЫМ ТЯЖКИМ ГРЕХОМ?
С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что пьянство является самым тяжким грехом. Ведь сказал же Златоуст, что «ничто так не тешит дьявола, как пьянство и похоть, мать всех пороков»[357]. И в «Декреталиях» сказано: «Духовенству в первую очередь надлежит избегать пьянства, воспламеняющего и питающего все пороки».
Возражение 2. Далее, всё, что устраняет благо разума, греховно. Но это в первую очередь обусловливается пьянством. Следовательно, пьянство является самым тяжким грехом.
Возражение 3. Далее, тяжесть греха изобличается тяжестью наказания. Но строже всего, похоже, наказывается пьянство; так, по словам Амвросия, «не будь пьянства, не было бы и рабства». Следовательно, пьянство является самым тяжким грехом.
Этому противоречит мнение Григория о том, что духовные пороки хуже пороков чувственных[358]. Но пьянство является чувственным пороком. Следовательно, оно не является самым тяжким грехом.
Отвечаю: что-либо считается злом постольку, поскольку оно устраняет благо. Поэтому зло является тем бо́льшим, чем большее благо оно устраняет. Затем, очевидно, что божественное благо превосходнее блага человеческого. Поэтому те грехи, которые направлены против Бога, являются более тяжкими, чем грех пьянства, который противен благу человеческого разума.
Ответ на возражение 1. Человек больше всего склонен к грехам невоздержанности, поскольку подобные вожделения и удовольствия врождены ему по природе. Вследствие этого о таких грехах говорят как наиболее тешащих дьявола не потому, что они тяжелее других грехов, а потому, что среди людей они наиболее распространены.
Ответ на возражение 2. Благу разума можно препятствовать двояко: либо посредством того, что противно разуму, либо посредством того, что устраняет возможность использовать разум. Но то, что противно разуму, представляется бо́льшим злом, чем то, что на какое-то время устраняет возможность использовать разум, поскольку то пользование разумом, которого лишает пьянство, может быть как благим, так и злым, тогда как блага добродетели, устраняемые тем, что противно разуму, благи всегда.
Ответ на возражение 3. Пьянство явилось случайной причиной рабства постольку, поскольку Хам, осмеявши выпившего отца, навлёк на своё потомство проклятие рабства. Однако при этом рабство не было непосредственным наказанием за пьянство.
Раздел 4. МОЖЕТ ЛИ ПЬЯНСТВО ОПРАВДЫВАТЬ ГРЕХ?
С четвёртым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что пьянство не может оправдывать грех. В самом деле, по словам философа, «пьяных считают виновными вдвойне»[359]. Следовательно, пьянство не оправдывает, а отягчает грех.
Возражение 2. Далее, один грех не оправдывает другой, а отягчает его. Но пьянство – это грех. Следовательно, оно не оправдывает грех.
Возражение 3. Далее, философ говорит, что пьянство препятствует человеческому разуму так же, как и вожделение[360]. Но вожделение не оправдывает грех. Следовательно, не оправдывает его и пьянство.
Этому противоречит сказанное Августином о том, что причиной прощения Лоту кровосмешения послужило его опьянение[361].
Отвечаю: как уже было сказано (1), в пьянстве до́лжно усматривать две вещи, а именно последующий изъян и предшествующий акт. Со стороны сковывающего разум последующего изъяна пьянство может служить оправданием греха в той мере, в какой оно делает акт непреднамеренным по причине неведенья. Со стороны же предшествующего акта надлежит проводить различение, поскольку если возникшее вследствие этого акта опьянение свободно от греха, то и последующий грех является извинительным проступком, как это имело место в случае Лота. Однако если предшествующий акт был греховен, то человек в целом не оправдывается от последующего греха, поскольку произвольность предшествующего акта привносит произвольность в последующий (ведь человек впал в последующий грех по причине своего предшествующего беззакония). Но всё же завершающий грех несколько облегчается в той мере, в какой уменьшается его произвольность. Поэтому Августин говорит, что «вину Лота до́лжно измерять не кровосмешением, а пьянством»[362].
Ответ на возражение 1. философ имеет в виду не то, что пьяница заслуживает более сурового наказания, а то, что он заслуживает двойного наказания за свой двоякий грех. А ещё можно ответить, что он говорит так с точки зрения закона некоего Питтака, согласно которому, как сказано во второй [книге] «Политики», «пьяные за совершенные ими проступки должны подвергаться большему наказанию, нежели трезвые, поскольку они дважды поступают дурно»[363]. При этом, по замечанию Аристотеля, «он позаботился об общественной пользе», то есть о предотвращении вреда, «и не пожелал оказывать то снисхождение, какое, пожалуй, заслуживают пьяные» ввиду того, что они не вполне владеют своими способностями[364].
Ответ на возражение 2. Пьянство может оправдывать грех не потому, что оно само является грехом, а по причине обусловливаемого им изъяна, о чём уже было сказано.
Ответ на возражение 3. Вожделение, в отличие от пьянства, не лишает человека разума в целом (за исключением тех случаев, когда оно столь неистово, что делает человека безумцем). Впрочем, страсть вожделения тоже ослабляет грех, поскольку лучше грешить по слабости, чем по злому умыслу.
Вопрос 151. О ЦЕЛОМУДРИИ
Далее мы исследуем целомудрие: во-первых, саму добродетель целомудрия; во-вторых, являющееся частью целомудрия девство; в-третьих, являющуюся противоположным пороком похоть.
Под первым заглавием наличествует четыре пункта:
1) является ли целомудрие добродетелью;
2) является ли оно общей добродетелью;
3) является ли оно добродетелью, отличной от воздержания;
4) о его отношении к чистоте.
Раздел 1. ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ ЦЕЛОМУДРИЕ ДОБРОДЕТЕЛЬЮ?
С первым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что целомудрие не является добродетелью. В самом деле, мы в настоящем случае исследуем добродетели души, а целомудрие, похоже, относится к телу, поскольку человека считают целомудренным постольку, поскольку он ведёт себя определённым образом в смысле использования некоторых частей тела. Следовательно, целомудрие не является добродетелью.
Возражение 2. Далее, добродетель, как сказано во второй [книге] «Этики», является произвольным навыком[365]. Но целомудрие, пожалуй, не произвольно, поскольку женщин подчас лишают целомудрия принудительно. Следовательно, похоже, что целомудрие не является добродетелью.
Возражение 3. Далее, неверные лишены добродетели. Однако некоторые неверные целомудренны. Следовательно, целомудрие не является добродетелью.
Возражение 4. Далее, плоды отличаются от добродетелей. Но целомудрие причислено к плодам[366] (Гал. 5:23). Следовательно, целомудрие не является добродетелью.
Этому противоречат следующие слова Августина: «Разве не надлежит тебе превосходить свою жену в добродетели, и разве целомудрие – не добродетель? Так почему ты уступаешь первому же нападению похоти и дозволяешь своему пожеланию жены восторжествовать над собой?».
Отвечаю: имя целомудрия указывает на тот факт, что разум «сдерживает» вожделение, которое, по словам философа, нужно обуздывать, как ребёнка[367]. Затем, сущность человеческой добродетели, как было показано выше (ΙΙ-Ι, 64, 1), состоит в том, что нечто сдерживается разумом. Отсюда очевидно, что целомудрие является добродетелью.
Ответ на возражение 1. На самом деле целомудрие пребывает как в своём субъекте в душе, хотя материя целомудрия находится в теле. Ведь целомудрию надлежит делать так, чтобы человек умеренно пользовался телесными членами в соответствии с суждением своего разума и выбором своей воли.
Ответ на возражение 2. Как говорит Августин, «благо святого воздержания, коль скоро оно не поддаётся нечистоте плотских желаний, освящает и само тело; поэтому если оно продолжает не поддаваться им с неизменным постоянством, то святость не отнимается и у самого тела»[368]. А ещё он говорит, что «эта душевная добродетель имеет своим спутником мужество, которое ставит своим правилом скорее претерпевать зло, чем злу сочувствовать»[369].
