Николай Арсеньев - О Жизни Преизбыточествующей

Но Паскаль больше останавливается на самой основной, внутреннейшей ткани нашей жизни. К ткани человеческой жизни принадлежит стремление рассеяться, развлечься, отвлечься — le divertissement. Только благодаря тому, что мы развлекаемся, можем мы забыть об основном несчастии и абсолютной текучести нашего положения. Это дает нам силу жить. Без развлечения мы были бы совершенно несчастны, а развлечение ослепляет нас, не дает нам возможности подумать о нашем несчастьи. Без развлечения начинается тоска, не скука только, а именно тоска, так можно толковать Паекалевский термин «ennui». Самая структура, самая ткань жизни обесценена. Присматриваясь к ней поближе, мы несчастны. Развлечение спасает нас от этой вторгающейся тоски, от этого подымающегося из глубины жизни сознания пустоты жизни. «Rien n’est si insupportable a l’homme que d'etre dans un plein repos, sans passions, sans affaires, sans divertissement, sans application. II sent alors son neant, son abandon, son insuffisance, sa dependance, son impuissance, son vide. Incontinent il sortira du fond de son ame Г ennui, la noirceur, la tristesse, le chagrin, le depit, le desespoir» [398].

Преимущество королей в том, что при них всегда люди, которые их постоянно развлекают. «Le roi est environne de gens qui ne pensent qu’a divertir le roi, et a empecher de penser a lui. Car il est malheureux, tout roi qu’il est, s’il у pense»  [399]. —

Каким бы королем он ни был, он несчастен, когда прекращается развлечение, ибо остается наедине с собой. Основная причина этого, как мы видим, есть «естественное несчастие нашего состояния, слабого, смертного и столь жалкого, что ничто не может нас утешить, когда мы начинаем об этом вплотную думать» — «le malheur naturel de notre condition faible et mortelle, et si miserable, que rien ne peut nous consoler, lorsque nous у pensons de pres».

Но в этом именно знании о своем несчастии — если не спасение наше, то во всяком случае черта нашего основного человеческого достоинства. Знать о своем страдании, знать о своей смерти. Мир материальный, убивающий его, не знает ничего. В этом — превосходство человека, этого «мыслящего тростника» над всем миром, его «большее благородство».

Знаментитое место, цитируемое, как и многие другие, во всех хрестоматиях. Но оно так прекрасно по сдержанной силе своего выражения, что выписываю его: «L’homme n’est qu’un roseau, le plus faible de la nature; mais c’est un roseau pensant. II ne faut pas que l’univers entier s’arme pour Pecraser: une vrapeur, une goutte d’eau, suffit pour le tuer. Mais, quand l’univers Tecraserait, Thomme serait encore plus noble que ce qui le tue, parce qu’il sait qu’il meurt, et Tavantage que l’univers a sur lui; Tunivers n’en sait rien» [400].

«Все достоинство человека заключается в его мысли. Но что же такое эта мысль? Как она глупа (qu’elle est sotte)!»

В этом осознании своего основоположного несчастия человеком есть его благородство, в этом осознании им страшной, тягостной пустоты («le vide du cceur, le gouffre infini» — опустошённость сердца, бездна бесконечная), более того — в самой этой пустоте, в самом этом несчастии (ибо камень не несчастен). Повидимому, человек по природе своей нуждается в чем–то, чего у него нет, без чего он не может жить. «Toutes ces miseresla memes prouvent sa grandeur. Ce sont miseres de grand seigneur, miseres d’un roi depossede») [401].

Тут — поворотный пункт. Человек должен осознать свое несчастье, свое ничтожество, свою пустоту и искать выхода, искать удовлетворение своему томлению, своей жажды. «Faim de la justice: beatitude huitieme (?)» — «Алкание Правды. Восьмая (?) Заповедь блаженства». «Поэтому я равно порицаю тех, кто только восхваляют человека, и тех, кто только порицают его, как и тех, что стараются его развлечь. Я могу одобрить только тех, кто ищет стеная — «Je ne puis approuver que ceux qui cherchent en gemissant».

«Искать со стенаниями» — вот к чему мы призваны. Паскаль верит, что «пустота сердца, бесконечная бездна может быть заполнена только предметом бесконечным и непреходящим, т. е. только Богом». Но как прийти к этому, знанию, к этой уверенности, как убедиться в этом? Можно ли это доказать?

Паскаль приводит в различных фрагментах своих «Мыслей» (которые являлись набросками целой апологетической системы) ряд таких доказательств. Но он сам чувствует их недостаточность: это — доказательства для тех, кто уже верует. Путем аргументации можно maximum дойти лишь до точки зрения его знаменитого «пари»: два решения — за существование Бога и против. Допустим, что Бог есть, тогда ценность этой истины настолько бесконечна, что она бесконечно перевешивает все соображения противоположной стороны. Поэтому нужно решиться и выбрать веру в Бога. Ибо если я в этом ошибусь, то моя потеря мало что значит: все равно, мир и жизнь не представляют ценности. А если Бог есть и я с этим не считался, то моя потеря бесконечна. Это — очень серьезное и полное внутреннего напряжения рассуждение, но оно ничего не доказывает, кроме того, как трудно даже Паскалю, как невозможно доказать Бога.

Но если Паскаль исходит из анализа ткани существования человеческого, из анализа наших психологических данных, то ответ получается иным путем — тем путем, которым он сам пережил его: путем прорыва, прорыва не снизу, а сверху, путем активности Бога, который сам обращается к сердцу, сам говорит ему, сам открывается ему. «C’est le cceur qui sent Dieu, et non la raison. Voila ce que c’est la foi: Dieu sensible au coeur, non a la raison» [402].

Бог Сам говорит сердцу. Но вместе с тем это не только открывающийся, но и «сокрытый Бог», «un Dieu cache». Сокрытый и близкий и открывающийся сердцу. Скрывающий Свое величие в Своем добровольном смирении и открывающийся смиряющемуся сердцу. Le Dieu de Jesus–Christ — «Бог Иисуса Христа». «Иисус Христос. Иисус Христос». «Да знают Тебя единого истинного Бога и посланного Тобою Иисуса Христа» («мемориал» Паскаля). Вера Паскаля и весь его религиозный опыт ярко и решительно и основоположно Христоцентричны. Но взор его устремлен прежде всего на страдание Христа. «И me semble que Jesus–Christ ne laisse toucher que ses plaies apres sa resurrection … II ne faut nous unir qu’a ses souffranees» («Мне кажется, что Иисус Христос дает прикоснуться после Своего воскресения только к Своим язвам… Мы должны объединяться только с Его страданиями»). В этом выход из нашего «несчастного состояния» — «notre miserе»: «страдание Христово и наше участие в нем. Христос есть ответ на нашу «ситуацию» в мире, на основоположный закон, на самое существо нашего нынешнего положения, нашего нынешнего существования. Можно несомненно знать Бога, не зная своего несчастного положения, и можно знать свое несчастное положение без Бога, но нельзя знать Иисуса Христа, не зная одновременно и Бога и свое несчастие» («On peut done bien connaitre Dieu sans sa misere, et sa misere sans Dieu; mais on ne peut connaitre Jesus–Christ sans connaitre tout ensemble et Dieu et sa misere»). В Иисусе Христе — ответ, единственный ответ, согласно Паскалю. Без Него — отчаяние и горе, misere. В Нем и через Него страдание и горе становятся частью познания Бога, путем к Богу, более — участием в Его жизни. Ибо Бог христианский есть «Бог уничиженный и даже до смерти крестной» — «un Dieu humilie, et jusqu’a la mort de la croix». И «никакая другая религия не проповедовала ненависть к самому себе. Никакая другая религия не может поэтому нравиться тем, кто ненавидят себя и кто ищут Существо действительно достойное любви. И эти люди, даже если они раньше никогда не слыхали о религии уничиженного Бога, услыхав о ней, тотчас бы к ней обратились» («Nulle autre religion n’a propose de se hair. Nulle autre religion ne peut done plaire a ceux qui se haissent, et qui cherchent un etre veritablement aimable. Et ceux la, s’ils n’avaient jamais oul parler la la religion d’un Dieu humilie, l’embrasseriaent incontinent»). Ибо в этом — спасение: возлюбить Бога и возненавидеть себя («II faut n’aimer que Dieu et ne hair que soi … La vraie et unique vertu est done de ce hair, et de chercher un etre veritablement aimable, pour Taimer»). Ведь это отдание себя произошло на кресте, поэтому крест есть для нас и путь и спасение, но более того: он есть присутствие среди нас Страдающего Бога. И Паскаль созерцает это Страдание (в своей «Mystere de Jesus») — Гефсиманскую ночь и Крест: «Jesus … souffre cette peine et cet abandon dans Thorreur de la nuit. Je crois que Jesus ne s’est jamais plaint que cette seule fois; mais alors il se plaint comme s’il n’eut plus pu contenir sa douleur excessive: «Mon ame est triste jusqu’a la mort… «Jesus sera en agonie jusqu’a la fin du monde: il ne faut pas dormir pendant ce tempsla… Jesus etant dans Tagonie et dans les plus grandes peines, prions plus longtemps» [403].

Но Он же утешает со Креста: не мы Его можем найти, Он первый взыскал нас.

«Утешься, ты Меня не искал бы, если бы ты не нашел Меня.

Я думал о тебе в Моем борении, Я пролил за тебя по каплям кровь Мою.

Это более Меня искушать, чем самого себя испытывать — думать, сделаешь ли ты такую–то и такую–то вещь, не предстоящую тебе теперь. Я свершу её в тебе, если будет нужно…

Господь мой, я всё отдаю Тебе. — Ты не искал бы Меня, если бы ты Мною уже не обладал. Итак, не беспокойся». («Consoletoi, tu ne me chercherais pas, si tu ne m’avais trouve». «Je pensais a toi dans mon agonie, j’ai verse telles gouttes de sang pour toi».

— Seigneur, je vous donne tout.

«Tu ne me chercherais pas, si tu ne me possedais. Ne t’inquiёte pas»).

В отдании себя, не Богу вообще, а снисходящему в любви и самоуничижении Богу — ответ: ибо этим Он заполнил пропасть нашей «misere», нашей нищеты, нашего ничтожества и нашего страдания.

Нет другого выхода, другого решения, как Любовь Божия, заполняющая пропасть. Этим устанавливается новая иерархия ценностей:

«Бесконечное расстояние, отделяющее тела, от области умственной, символизирует вместе с тем еще бесконечно более бесконечное расстояние между деятельностью умов и Высшей Любовью, ибо оно сверхъестественно …