Иоанн Златоуст - Творения, том 10, книга 1
4. Таким образом я показал причину, почему здесь умолчано (о Духе). Если же не так, то ты скажи: почему Он поставляется наравне (с Отцом и Сыном) в крещении? Не можешь указать другой причины, кроме той, что Они равночестны. Потому (и Павел), когда нет подобной надобности, смотри, как поставляет Их вместе, говоря: "благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любы Бога и Отца, и общение Святаго Духа со всеми вами" (2Кор.13:13). И еще: "дары различны, но Дух один и тот же; и служения различны, а Господь один и тот же; и действия различны, а Бог один и тот же" (1Кор.12:4-6). А здесь он обращает речь к язычникам, и притом к слабейшим из язычников, и потому пока умалчивает (о Духе). То же делают и пророки по отношению к Сыну: они нигде ясно не упоминают о Нем по немощи слушателей. "Но не у всех знание", продолжает (апостол) (ст.7). Какое знание? О Боге или о жертвах идольских? Здесь он указывает или на язычников, которые признавали многих богов и господ и не знали Бога истинного, или на слабейших из братий[3], которые еще не сознавали ясно, что не должно бояться идолов и что "идол в мире ничто". Этими словами он слегка утешает и ободряет их, так как здесь не следовало высказывать всего, особенно потому, что он намеревался после с большой силой вразумлять их.
"Некоторые и доныне с совестью, [признающею] идолов, едят [идоложертвенное] как жертвы идольские, и совесть их, будучи немощна, оскверняется". Еще доныне, говорит, боятся идолов. Не указывай мне на настоящее состояние, в котором ты находишься, приняв благочестие от предков, но обратись мыслью к тем временам, когда лишь только началась проповедь, когда еще господствовало нечестие, курились жертвенники, совершали жертвоприношения и возлияния, когда еще было весьма много язычников, и представь, что должны были чувствовать те, которые наследовали нечестие от предков, произошли от таких отцов, дедов и прадедов, терпели от злых духов множество зол, и лишь только обратились в христианство, – как они должны были страшиться и трепетать козней диавола. Их и разумеет (апостол), когда говорит: "некоторые и доныне с совестью, [признающею] идолов", не называет их прямо, чтобы не оскорбить их, и не совсем умалчивает, а упоминает о них неопределенно: "некоторые", говорит, "и доныне с совестью, [признающею] идолов, едят [идоложертвенное] как жертвы идольские", т.е. с такими же мыслями, с какими ели прежде. "И совесть их, будучи немощна, оскверняется", потому что еще не может считать за ничто и совершенно презирать этих жертв, но остается еще в сомнении. Как если бы кто, прикасаясь к мертвецу, считал это осквернением для себя, по иудейскому образу мыслей, а потом видя, что другие с чистой совестью прикасаются к нему, и касаясь не с той же самой мыслью, осквернился бы, так было тогда и с ними (коринфянами). "Некоторые и доныне с совестью, [признающею] идолов". Не напрасно сказал: даже доныне, но чтобы показать, что без снисходительности (к ближним) нисколько не получается пользы, и что следует вразумлять их не так, а иначе, например, словом и учением. "И совесть их, будучи немощна, оскверняется". Доселе не говорит еще о сущности дела, а только всячески обращает внимание на совесть вкушающего, опасаясь, чтобы, исправляя слабого, не оскорбить сильного и не сделать его также слабым; равно щадит того и другого; даже не допускает их и помыслить что-нибудь такое, но пространно раскрывает свою мысль, чтобы не родилось какое-нибудь недоумение. "Пища не приближает нас к Богу: ибо, едим ли мы, ничего не приобретаем; не едим ли, ничего не теряем" (ст.8). Видишь ли, как он опять низлагает гордость их? Сказав, что не только они, но и "все мы имеем знание", что никто "ничего еще не знает так, как должно знать", и что "знание надмевает", потом, утешив их словами, что "не у всех знание" и что иные еквернятся по немощи, и (предупреждая), чтобы они не сказали: какое нам дело, что не все имеют такое знание? – а почему такой-то не имеет знания? – почему он немощен? – чтобы они не возразили в этом смысле, (апостол) не прямо переходит к заключению, что надобно воздерживаться (от жертв идольских), чтобы не причинить вреда ближнему, но, предварителыю только указав на это, внушает нечто более важное. Что же такое? То, что хотя бы (невоздержание) и не причиняло никому вреда и не соблазняло ближнего, – и в таком случае не должно этого делать, потому что это было бы дело бесполезное. Кто знает, что какое-нибудь дело, хотя причиняет вред другому, но ему самому приносит пользу, тот не скоро оставит его, но скорее оставит тогда, когда убедится, что и он сам не получит от того никакой пользы. Потому он наперед и говорит: "пища не приближает нас к Богу". Видишь ли, как он унижает то, что по-видимому происходило от совершенного знания? "Ибо, едим ли мы, ничего не приобретаем", т.е. заслуживаем благоволения Божия, как бы сделав что-нибудь доброе и великое; "не едим ли, ничего не теряем", т.е. не получаем какой-нибудь урон.
5. Таким образом доселе он доказывал, что (ядение жертв идольских) излишне и ничтожно, так как что не приносит пользы, когда есть, и не вредит, когда нет, то излишне. Далее показывает весь происходящий от того вред, и наперед вред для братии. "Берегитесь однако же", говорит, "чтобы эта свобода ваша не послужила соблазном для немощных" (ст.9). Не сказал: власть ваша служит преткновением, не выразил этого положительно, чтобы они не сделались более бесстыдными, – но как? Берегитесь, говорит, возбуждая в них опасение, стыд и решимость не делать этого. Не сказал: это знание ваше, или: совершенство ваше, что означало бы больше похвалу, но: свобода, чем выражалось более их бесстыдство, дерзость и гордость. Не сказал: братиям, а: немощным из братий, увеличивая виновность их тем, что они не щадят даже немощных, и притом братий. Ты не исправляешь и не поднимаешь брата, – пусть будет так; но для чего поставляешь ему препятствие и доводишь его до падения, тогда как надлежало бы подать руку? Ты не хочешь помочь ему; по крайней мере не повергай же его. Если он порочен, то имеет нужду в исправлении; а если немощен, то ему нужно врачевание. Между тем он не только немощен, но и брат твой. "Ибо если кто-нибудь увидит, что ты, имея знание, сидишь за столом в капище, то совесть его, как немощного, не расположит ли и его есть идоложертвенное?" (ст.10). Сказав: блюдите, да не како власть ваша сия преткновение будет, он объясняет, как и каким образом это бывает. Постоянно указывает на немощь, чтобы не подумали, что вред происходит от свойства самого дела, и чтобы демоны не представлялись страшными. Теперь, говорит, (брат твой) близок к тому, чтобы совершенно оставить идолов; но когда он видит, что ты охотно ходишь к ним, то принимает это за руководство для себя и сам делает то же. Таким образом соблазн происходит не только от его немощи, но и от твоего неблагоразумия; ты делаешь его еще более немощным. "И от" ядения[4] (βρώσει) "твоего погибнет немощный брат, за которого умер Христос" (ст.11). Наносимый тобою вред непростителен по двум причинам: потому, что ближний твой немощен, и потому, что он брат твой: но есть еще и третья причина, самая страшная. Какая? Та, что Христос не отказался умереть за него, а ты не хочешь даже оказать ему снисхождения. Этими словами (апостол) напоминает совершенному, чем он сам был прежде, и что Христос умер за него. Не говорит: за которого тебе надлежало бы умереть, но гораздо сильнее: "за которого умер Христос". Владыка твой не отказался умереть за него, а ты не обращаешь на него никакого внимания, не хочешь для него воздержаться даже от нечистой трапезы, но попускаешь ему погибнуть после того, как таким образом совершено его спасение, и, что всего тяжелее, из-за пищи. Не сказал: от твоего совершенства, или: от твоего знания, но: от твоей пищи. Итак, здесь четыре вины, и весьма важные, именно: твой брат, немощный, столь любезный Христу, что Он даже умер за него, н притом из-за пищи подвергается погибели. "А согрешая таким образом против братьев и уязвляя немощную совесть их, вы согрешаете против Христа" (ст.12). Видишь ли, как постепенно и мало-по-малу он доказал, что вина их есть самое тяжкое преступление? И здесь опять упоминает о немощи их (соблазняемых), обращая везде на собственную голову их (соблазняющих) то, что они приводили в свое оправдание. Не сказал: соблазняя, но: уязвляя[5], чтобы таким выразительным словом показать жестокость их. В самом деле, кто может быть жесточе человека, который бьет больного? А соблазн тяжелее всякого удара; он нередко причинял даже смерть. Но почему соблазняющие грешат против Христа? Во-первых, потому, что касающееся рабов Его Он усвояет Себе; во-вторых, подвергающиеся биению составляют тело Его и члены Его; в-третьих, они (биющие), по гордости своей, разрушают дело, которое Он совершил Своей смертью. "И потому, если пища соблазняет брата моего, не буду есть мяса вовек" (ст.13). Поступает, как отличный наставник, доказывая собственным примером то, чему учит. Не говорит: будет ли это справедливо, или несправедливо, но как бы то ни было. Я уже не говорю, продолжает он, об идольских жертвах, которые непозволительны и по другой причине; но если соблазняет (брата моего) что-нибудь, зависящее от моей власти и дозволенное, я буду воздерживаться и от этого, не один и не два дня, а во всю мою жизнь. "Не буду есть мяса вовек". Не сказал далее: да не погублю брата, но только: да не соблазню. Подлинно, крайне безумно тех, о которых Христос так печется, что благоволил умереть за них, считать столь презренными, чтобы не воздерживаться для них даже от пищи. Это не только относится к ним (коринфянам), но уместно сказать и к нам, которые пренебрегаем спасением ближних и произносим такие же сатанинские слова. Ведь говорить: какое мне дело, что такой-то соблазняется и такой-то погибает? – это поистине сатанинская жестокость и бесчеловечие. Тогда соблазн происходил по крайней мере от немощи соблазнявшихся, а у нас не так; мы совершаем такие грехи, которые соблазняют даже сильных. Так, когда мы бьем, грабим, лихоимствуем и с людьми свободными поступаем, как с невольниками, то кого это не может соблазнить? Не говори, что такой-то – сапожник, другой – красильщик, третий – медник; но подумай о том, что он – верующий и брат. Мы – ученики рыбарей, мытарей, скинотворцев, ученики Того, Который воспитывался в доме плотника и обрученную Невесту его удостоил избрать Своей Матерью, возлежал в яслях повитый пеленами, не имел где цреклонить главу, ходил пешком до того, что утомлялся на пути, и получал пропитание от других.
