Матвей Барсов - СБОРНИК СТАТЕЙ ПО ИСТОЛКОВАТЕЛЬНОМУ И НАЗИДАТЕЛЬНОМУ ЧТЕНИЮ ДЕЯНИЙ СВЯТЫХ АПОСТОЛОВ
Поэтому, если мы и не можем с Мосгеймом и Ольсгаузеном признать κοινωνία приношения в позднейшем смысле этого слова, во всяком случае, так как κοινωνία обнаруживалось, между прочим, и в добровольных пожертвованиях в пользу общества, которые поступали в распоряжение апостолов и на счет которых устроялись вечери, то в κοινωνία можно видеть, кажется, первоначальное возникновение позднейших приношений (oblatio = προσφορά) и смотреть на этот обычай, как на установление апостольское, с постепенным выделением богослужения, из общей жизни принявшее другую форму, но в сущности выражающее тоже апостольское κοινωνία.
3) Средоточие общественной жизни первых христиан иерусалимских и высшее выражение κοινωνία, понимаемого в широком смысле, составляло преломление хлеба (κλάσις τοα αρττου). По-видимому, едва ли может быть вопрос, разуметь ли под κλάσις το&' άρτου в рассматриваемом месте обыкновенные вечери или исключительно евхаристию, если всегда иметь в виду то, что в обществе иерусалимском первоначально еще не были разделены богослужение и обыденная жизнь христиан. И словоупотребление не говорит за себя ничего решительного. Правда, κλαν αρτον во многих местах новозаветных писаний употребляется для обозначения евхаристии (Матф. 26, 26; 1 Кор. 10, 16); но оно не может быть принимаемо всегда исключительно в этом значении, как предполагает Pome. Этого не допускают многие места писания (Матф. 14, 19; Лук. 24, 30, 35; Деян. 27, 35). Напротив, из 46 стиха рассматриваемого места мы узнаем, что у христиан иерусалимских были ежедневные домашние обеды (τράπεξαι) Деян. 6, 2, на которых тоже преломляли хлеб. Поэтому, под κλάσις του άρτου нужно разуметь священные вечери вообще.
Спрашивается, какое значение имели эти вечери, и откуда получили они свое начало? Есть ли это явление чисто христианское или же привнесенное отвне?
Бесспорно, подобные вечери существовали как в иудействе, так в язычестве, и новообращенные христиане иудейские вечери могли знать по опыту, так как сами участвовали в них до своего обращения, языческие — по слуху. Но одна аналогия, и притом чисто внешняя аналогия вечерей христианских с дохристианскими, не дает права ставить их в — исторически причинную связь и первые производить из последних. Мы должны вникать в сущность исторического явления, как представляется оно само в себе, в своей объективной действительности, и на основании положительных данных объяснять его происхождение.
Из книги Деяний гл.2, ст.46, мы видим, что христианские вечери получили свое начало естественно и независимо от сторонних влияний, с первым зарождением христианского общества, которое в них именно впервые открылось, как собственно христианское общество, в отличие от общества Иудейского. Отделившиеся от «рода развращенного» (Деян. 2, 40), соединенные крещением, исполненные Духом Святым, христиане образовали одну семью и имели все общее (Деян. 2, 44-45 и 4, 34-35), даже ежедневные вечери. К такой тесно сплоченной общинной жизни — совне располагала опасность, грозившая им со стороны их соплеменников, изнутри — тот дух братства и свободной любви друг к другу, какой породило христианство. Сам Спаситель, Своим отношением к ученикам, — представил первообраз истинно христианской жизни. Сам Он считал Себя отцом и обращался с ними, как со Своими детьми (Матф.10, 25; 20, 1; Лук.13, 25), Его малое стадо или малый кружок учеников лично принимали в них участие. Правда, название (άγάπαι) указывает на то, что они обязаны своим происхождением главным образом христианской братской любви (αγάπη) или, лучше, общению (κοινωνία), которое нашло в них соответствующее выражение своего существа. Тертуллиан противополагает характер христианских агап характеру языческих обедов, к которым допускались и бедные, и в этом отношении указывает существенную разницу между теми и другими. В то время как там бедные допускались к столу только в качестве шутов, христиане принимали их, как братьев, чисто из любви к ним: на эту-то любовь указывает самое название άγάπαι… В этой-то любви, в этом общении исключительно и полагают источник или начало происхождения агап, по примеру Златоуста, который называет агапы απόρροια της κοινωνίας εκείνης… Как ни неоспоримо это все-таки остается необъясненным, почему христианская братская любовь и общение в общей именно трапезе искали своего осуществления, а не проявились в другой какой-нибудь форме.
Вполне удовлетворительный ответ на этот вопрос мы получим лишь тогда, когда рядом с этим, так сказать, субъективным началом происхождения агап, поставим объективное начало; такова последняя предсмертная вечеря Господа и следовавшее затем повеление совершать благословение и преломление хлеба и принимать чашу, за тем, образовавшаяся на основании этой вечери, последующая евхаристии, нераздельной со вкушением пищи, — форма, в которой общество христианское после сошествия Св. Духа впервые проявило себя. Имея в виду эти положительные основы общинной христианской жизни, нет надобности искать причин происхождения агап вне христианства. Христианская любовь, возникшая из особого источника, совершенно противоположного иудейскому и языческому принципу, не имела нужды ни заимствовать, ни изобретать формы для своего проявления и осуществления; такая форма уже дана была, стоило только воспользоваться этой готовой формой, и она воспользовалась. Агапы таким образом образовались весьма естественно из вышеуказанных первоначальных вечерей первобытного общества и представляют лишь к изменившимся обстоятельствам приноровленное видоизменение их. Первая, как и последняя, имели собственно христианское, объективно обусловливаемое, происхождение. Они в одно и то же время и вечери Господни и вечери братской любви христиан. Одну сторону их выражает название: «δέτπνον κυριακόν», другую — «άγάπαι»; ту и другую обнимает древнейшее название «κλάσις του άρτοι». Агапы, как и первоначальные вечери, находились в тесной связи с евхаристией. В этом они имели свое оправдание, свою опору и свою цель; только в связи с евхаристией они имели неоспоримое значение. Отделенные от нее, они стали делом второстепенным и потому должны были мало-помалу выходить из употребления, как показывает история, и, наконец, исчезнуть совсем.
Вопрос: прежде ли евхаристии или после совершались агапы — обращал на себя большое внимание ученых. Бинтерим с большим остроумием силился доказать, что агапы всегда, и уже в апостольское время, совершаемы были после евхаристии. Люфт признает за несомненное, что сначала агапы предшествовали евхаристии. В пользу этого мнения он указывает на аналогию их с первоначальной вечерей Господа, которой следовали, конечно, и в этом отношении апостолы, как во всем другом, и затем, на первое послание к Коринфянам. Впоследствии, по причине беспорядков, агапы стали совершать, по его мнению, после евхаристии, и это случилось, вероятно, уже в апостольское время. Дремер также различает древний и последующий обычай в этом отношении. Последний (обычай) основывался, по его мнению, на аскетическом предположении, что евхаристия должна быть принимаема натощак. О практике после апостольского времени — совершать агапы после евхаристии свидетельствуют Киприан, Тертуллиан, Василий В., Златоуст, Иероним. Августин, в письме к Ианнуарию, обычай совершать евхаристию натощак называет апостольским учреждением.
4) Наконец, в рассматриваемом месте, в ряду фактов, из коих слагалась жизнь христианского общества, называются молитвы (π ροσευχαΐ). И это выражение, по справедливому замечанию Гарнака, всего естественнее объяснять по аналогии с другими, уже рассмотренными выше, и разуметь под ним, как ежедневные часы молитвы, которые соблюдаемы были и первыми христианами (Деян.3, 1; —10, 9; 22, 17), так особенно общественные молитвы и песнопения, которыми сопровождались агапы с преломлением хлеба (Ср. Матф. 26, 26, 27, 30. Деян. 2, 46). Молитвы эти в связи с διακονία του λόγοι, в противоположность διακονεΐν τραπέξαις (Деян.6, 2, 4), придавали вечерям характер священный и возводили на степень богослужебного акта согласно учению апостола (1 Тим, 4, 5).
Нет сомнения, что апостолы, как председатели общества, заправлявшие ходом вечерей вообще, были главными совершителями молитв: им принадлежало начало в этом деле; и προσευχαΓ, как и διακονία του λόγου, они считали своим священным долгом, для которого отказывались от διακονεΐν τραπέξαις. Но и общество не пассивно относилось к этому акту, как это было обыкновенно в храмовом и синагогальном культе, а принимало деятельное участие (Деян. 1, 14). В какой форме выражалось это участие вообще в постоянных молитвенных собраниях, через произношение ли перед молитвою и после молитвы утвердительной формулы: аминь, или в форме антифонной, или в форме ипофонной (т. е. в форме подпевания), — на этот счет нет известий в писаниях новозаветных. Известен только один, особенный, впрочем, случай, ясно показывающий, что общество не стеснялось какой-нибудь формой в этом отношении и громко произносило молитву. Когда Петр и Иоанн, отпущенные первосвященниками, возвратились к обществу христиан, последние «единодушно возвысили голос к Богу, и сказали» и проч., (Деян. 4, 24).
