Стюарт Дж. Холл - Учение и жизнь ранней церкви
Мани учил, что помимо доброго Бога (Света) есть еще царство Тьмы, некогда напавшее на царство Света и захватившее частицы его. Наш мир является следствием того печального события, а также последовавших за ним попыток царства Света восстановить утраченное, чему, однако, очень мешают ангелы Тьмы. Свет не может вырваться на волю из–за двух порочных обычаев: мясоядения и воспроизводства себе подобных. Обещанный Иисусом Дух–Утешитель, Его небесный Близнец (странно, что не близнец Мани!) открыл новому пророку подробности домировой истории и устройства вселенной (например, фазы луны), а также то, как частицы света выбираются из губительной смеси. Главным в проповедях Мани было знание (gnosis), что человеческий дух превосходит плоть, захватившую его в плен. Те, кто постиг истину (избранные), освобождаются от дурных страстей, подавляющих дух, и торжественно поют о своей победе, как их научил Мани. Они сознательно предпочитают безбрачие и вегетарианство, едят «просвещающие плоды» типа дынь и огурцов, и так в них накапливается свет, чтобы потом их духи вернулись к Свету. Большинство манихеев, однако, не считалось избранными и жили нормальной жизнью, их поселения напоминали восточные поселения вокруг буддийских монастырей.
Августина привлекла их вера, потому что он был человеком с тонким вкусом: его тронула их поэзия; потрясла красота языка, музыки и книг; приятно удивила чистота жизни избранных. С богословской же точки зрения он встретил Бога, которого мог понять: похожего на описанного Тертуллианом, но, в отличие от библейского, свободного от телесной оболочки. Манихейский Бог был бесконечен, за исключением небольшой части, где Его одолевала Тьма. У греха и страданий нашелся другой источник, и от них Бог Света спасает избранных гностиков. Нравственных суждений не выносилось, просто предлагалось спасение. Об Иисусе говорили много, поскольку Он тоже был откровением Света. Он страдал из–за того, что повсюду видел Свет, заключенный в темницы, Его распинали на каждом дереве. Позже Августин порицал себя за докетизм и манихейство (5.10.20).
Он оставался с манихеями, намереваясь примкнуть к избранным, но его постигло разочарование. Он обнаружил неточности в астрономии Мани. Христианам было позволительно заблуждаться в вопросе мироустройства, но у манихеев эти ошибки были вписаны в священные книги откровения, а потому непростительны. Дотошному юноше пообещали встречу со знающим человеком — манихейским епископом Фаустом, и он с нетерпением ждал его приезда в Карфаген. Августин любил и уважал Фауста, но тот не сумел рассеять его сомнения, и восторг перед новой религией начал угасать (5.6.11). Августин не покидал секту, пока находился в Риме, и именно благодаря заступничеству манихейских друзей получил работу в Милане. Однако к философским идеям Мани он относился уже скептически, сомневался в них, хотя ни во что иное еще не верил. Он искал что–то новое и нашел.
Амвросия и неоплатонизм
Слушая проповеди миланского епископа, Августин впервые столкнулся с иносказательным толкованием Писания. Амвросий хорошо знал богословие Оригена, хотя заимствовал его через каппадокийских отцов. Он положил конец частным вопросам о безнравственных рассказах и исторических неточностях, возникавших при буквальном подходе к тексту, а также развязал один давний узел: человек сотворен по образу Божию, но не в смысле телесного сходства, как раньше думал Августин, а духовно (см. 3.7.12 и 5.14.24). Из сохранившихся проповедей Амвросия видно, что он понимал «образ Божий» как «силу разума» (Амвросий, «Гексамерон», 1.8.31). В этой работе он осуждает манихеев по поводу свободы воли, что тоже оказалось по душе Августину. Сектанты утверждали, что избранные тайно предопределены ко спасению, а причины греха не подвластны человеку. В ответ на это Амвросий говорит, что мы способны управлять собой и не обязаны подчиняться внешним воздействиям. Именно на такое учение указывает Августин, когда пишет: «Я все внимание свое обратил на его слова о том, что причина дурных дел кроется в нашей свободной воле, а Твой правый суд, причина наших страданий — следствие нашего выбора» (7.3.5). Обе эти концепции Амвросия отражают влияние неоплатонизма, но с этой философской системой Августин познакомится при совсем иных обстоятельствах .
Миланские интеллектуалы из числа христиан трактовали философию так же, как их языческие современники, — в свете мистического платонизма Плотина (204–270 гг.). Особым успехом пользовались переложения, сделанные Порфирием (232–304 гг.) и Иамвлихом (умер в 326 г.). Один из поклонников этого популярного учения познакомил Августина с «платоническими книгами» (очевидно, имеются в виду сочинения Плотина), и они показались молодому человеку откровением. «Академические» платоники скептически относились к познанию, утверждая, что реально существуют лишь «мнения», и такую позицию принял Августин в связи с раздиравшими его душу сомнениями по поводу манихейства. Однако школа Плотина придерживалась иных взглядов: ум способен вознестись над скученностью материального мира и его эфемерных образов к чисто мыслительной или духовной реальности. Там, в недостижимой вышине, куда стремится мировая душа, находится Разум (Nous), в котором сокрыты платонические Формы, или Идеи (см. главу 1), а дальше Разума лежит запредельное царство «Единого», или «Блага». Материя же представляет собой неопределенную абстракцию, постижимую лишь благодаря тому, что Формы оставляют на ней свое отражение. Такие взаимосвязи Августин описывает достаточно подробно («Исповедь», 12.7–13).
Идеи неоплатонизма уже проникли в христианское богословие через Оригена и каппадокийцев, но удивительно, насколько вовремя вошли они в жизнь Августина и ответили на вопросы, мучившие его в Милане. Стоики верили, что духовная реальность по сути своей материальна. Скептики утверждали, что она непознаваема. Гностики проповедовали дуализм и отсутствие единой Первопричины. Против всех этих течений у Плотина нашлись убедительные аргументы, а кроме того, разрешились сомнения Августина по поводу природы зла: бытие в целом совершенно, однако разбито на элементы разного достоинства. Каждое существо определяет себе место, опираясь лишь на свою свободную волю.
Августину казалось, что он прозрел, а душа наполнилась светом. Он пережил духовный восторг и видение, где Бог предстал ему в образе высшей Истины:
«[Платонические] книги наставляли меня возвратиться к самому себе, и я вошел внутрь души моей, ведомый Тобою… Я вошел и очами души узрел в вышине, над очами души и над разумом, негасимый Свет… Познавший истину познал и Свет, а познавший Свет познал Вечность… Ты рассеял туман, ослаблявший мне очи, и озарил меня ослепительными лучами света, и я задрожал от любви и страха… Я постиг, что пребываю вдали от Тебя в царстве неподобия, и глас Твой раздается с недостижимых высот: «…взойди ко Мне, и Я дам тебе есть… и ты уподобишься Мне» («Исповедь», 7.10.16).
Неоплатоническая идея о том, что высшая реальность существует, и истинное предназначение человека — уподобиться ей, стала основой духовности Августина. Он обнаруживал ее и в Священном Писании: человек создан по образу и подобию Божию, чтобы видеть Бога и пребывать с Ним.
Избрание монашеского пути и обращение
Теперь Августин принимал большую часть христианского учения. Духовный восторг и видения больше не повторялись, что он объяснял грехами плоти, и особенно похотью. В Карфагене у него была жена или наложница (имени ее он никогда не упоминает), которая родила ему сына. Он расстался с ней по настоянию матери, которая подыскала ему невесту из знатной семьи и этим надеялась помочь карьере сына. Однако девушка была еще слишком молода для брака, и Августин, будучи не в состоянии сдерживать желания плоти, нашел себе подругу. Семейная жизнь, а тем более сожительство без брака, оказались непреодолимой преградой на пути человека, своей единственной целью считавшего Богопознание: «Ты привлек меня, и я взошел в Твою красоту, но потом под тяжестью грехов сорвался вниз и погрузился в печаль плотских привычек» (7.17.23). Он по–прежнему считал Иисуса человеком особенной мудрости и в этом видел ключ к избавлению (7.17.24 — 7.18.25).
Молодой человек обратился за советом к пресвитеру Симплициану, который некогда обучал Амвросия, а впоследствии стал его преемником на посту епископа. Симплициан похвалил его за интерес к платоникам и предложил сравнить их работы с учением апостолов (7.9.13–15). Августин обнаружил между ними много общего, но у апостолов увидел особую благодать Иисуса Христа. Пролог первой главы Евангелия от Иоанна во всем соответствовал идеям платоников, однако нигде у них он не нашел, чтобы Логос пришел к людям и дал им «власть быть чадами Божиими» или чтобы «Слово стало плотию и обитало с нами». Тогда Симплициан рассказал ему историю о философе Викторине, который принял христианство и крестился, объявив всему миру о своем обращении. Августин был потрясен до глубины души, поскольку сам давно считал себя верующим.
