Филип Янси - В поисках невидимого Бога

Но христиане верят, что Бог является Личностью. Ему присущи все качества личности: непредсказуемость, способность чувствовать, мыслить, вступать в отношения, иногда помогать, а иногда мешать. Но каким образом, так сказать, усадить Бога на место «объекта X»? Ведь Он не может напечатать ответы на мониторе! Выражаясь научным языком, Бог эмпирически не верифицируем. Человеку надо верить во что–то, и этот инстинкт не слабее голода и жажды. Но человек больше не знает, во что именно верить. Традиционное же богословие воспринимается многими как кулинарная книга: рецептов много, а голода не утолишь.

В комедии Вуди Аллена «Спящий», написанной по мотивам романа Герберта Уэллса «Когда спящий проснется», главный герой провел двести лет в специальном холодильнике, а потом пробудился. В одной из сцен он показывает жителям будущего старые фотографии, пытаясь объяснить им свое время. Он говорит о президенте Ричарде Никсоне и кинорежиссере Нормане Мейлере. Потом берет фотографию знаменитого проповедника: «Билли Грэм. Говорил, что лично знаком с Богом». В этот момент зрители всегда смеются, и винить их в этом трудно. Утверждение выглядит абсурдным. А между тем оно емко выражает данное нам обетование.

Бог личностей. Значительная часть христианского богословия прошла через горнило греческой философии, что и мешает нам воспринять эту простую истину до конца. И мы часто используем для описания Бога абстракции вроде «Основа всякого Бытия» или «Неизбежное Следствие»[3].

Однако и Ветхий, и Новый Заветы изображают Бога, который действует в нашей жизни, а наши действия влияют на Него. «Ибо благоволит Господь к народу Своему», — говорит псалмопевец (Пс 149:4). А устами пророков Бог резко укоряет свой народ. Личностность Бога видна практически на каждой странице Библии. «Бог есть любовь, — пишет апостол Иоанн, — и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем» (1 Ин 4:16). Куда уж личностнее.

Но почему же столь трудны личные отношения с Богом? Ведь неслучайно многие предпочитают молиться святым, которые кажутся более доступными и менее страшными. Однако протестантские реформаторы и католические мистики зовут нас к прямому, без посредников, общению с Богом. И современные благовестники без конца твердят, что с Богом нужно разговаривать запросто, любить Его, как любят друга. Послушайте «песни хвалы» в современных церквях: они очень похожи на любовные песни по радио, только место возлюбленного занимает Бог или Иисус. Евангелическая традиция, которая говорит о близости с Богом, чревата ошибками и злоупотреблениями. «Сегодня перед проповедью я спросил Господа, о чем мне говорить. И Он сказал: говори не о гордыне, а о бережном отношении к Божьим дарам». «Господь сказал, что в городе нужно построить еще один медицинский центр». «В этот самый момент Бог шепчет мне, что у одного из присутствующих рушится брак». Я доподлинно знаю, что некоторые подобные высказывания — обман, проявление безответственности или манипуляция. Они отражают разговоры с Богом, которых на самом деле не было, и способствуют созданию духовной касты избранных, пропитанной особым духовным снобизмом.

Известный лютеранский пастор, писатель и историк Церкви Мартин Марти признается, что может «пересчитать по пальцам одной руки случаи, когда «непосредственность» общения с Богом была так сильна, что о ней стоило сказать близким людям. И ни разу она не была настолько сильной, что ее можно было бы выставлять перед публикой».

Зато Марти довольно много говорит о чувстве оставленности, покинутости Богом, которое посетило его во время долгой и тяжелой болезни жены.

Я глубоко уважаю писателя и богослова Фредерика Бюхнера — и за его книги, и за его христианскую веру. Он бросил успешную литературную деятельность, пошел в семинарию и получил рукоположение в пресвитерианские пасторы. Впоследствии, впрочем, Бюхнер вернулся к литературе, как к основной «проповеднической кафедре». В своих воспоминаниях он приводит сцену, когда теплым летним днем лежал на солнце, отчаянно моля о чуде, о ясном знамении от Господа:

«С такими дикими ожиданиями я лежал на траве. Вера в Бога для меня означает (хотя бы отчасти) веру в возможность чуда. По разным обстоятельствам у меня в тот момент возникло сильнейшее чувство, что пришло время для чуда, что жизнь моя созрела для него. И сама сила этого ощущения, казалось, предвещала чудо. Что–то должно случиться: возможно, я даже смогу это увидеть и услышать. Уверенность моя была столь сильна, что, оглядываясь на эти мгновения, я удивляюсь, как сила самовнушения не привела–таки к тому, что я увидел бы чудо. То ли солнечный свет был слишком ярким, а воздух слишком ясным, то ли остатки скептицизма помешали мне увидеть духов, парящих среди яблонь, или услышать голоса из скопления желтых одуванчиков, но ничего не случилось. Только зашелестел ветер, и застучали друг о друга ветви яблонь».

Было ли это голосом Божиим? И если да, то почему бы Богу не высказаться более ясно, не столь двусмысленно? Ведь и сам Бюхнер не считал, что он что–то получил в ответ.

Бюхнеру было уже за пятьдесят, когда он стал преподавать в Уитон–колледже. Там он впервые обнаружил, сколь свойским у многих выходит богообщение: «Я был потрясен, увидев, насколько легко студенты перескакивают с разговора о погоде и кино к вопросу о том, как Бог действует в их жизни. Если бы в подобном ключе стал высказываться кто–то из моего прежнего круга общения, обрушился бы потолок, загорелся дом, у людей были бы круглые от удивления глаза». В конце концов Бюхнер оценил горячую веру студентов, но поначалу ему показалось, что Бога они выставляют каким–то рубахой–парнем.

Не разжигаем ли мы, как реклама «Пепси», жажду, которую не можем утолить? На прошлой неделе в моей церкви пели: «Я хочу лучше Тебя знать, я хочу коснуться Тебя, я хочу увидеть Твое лицо». Но нигде в Библии не сказано, что мы коснемся Бога и увидим Его лицо. Во всяком случае, не в этой жизни.

В Америке верующие часто говорят о дружбе с Богом. А ведь Клайв Льюис в книге «Любовь» предупреждает, что из всех видов любви дружба наименее точно описывает отношения между тварью и Творцом. Но как в таком случае можно выстроить «личные отношения» с Богом, Который невидим? Если мы даже не всегда полностью уверены, что Он здесь?

Я умираю от жажды здесь, у источника.

Часть вторая. ВЕРА. Где Ты, Боже?

Глава 3. Сомнению — быть!

На протяжении часа вера и неверие сменяются у нас по сто раз. Получается, что вера – дело гибкое…

Для начала нужно верить, что Бог есть. Без этой веры невозможны никакие отношения. Однако, пытаясь разобраться, как действует вера, я обнаруживаю, что обычно вхожу в нее как бы через черный ход — через сомнение. Яснее всего узнаешь о своей нужде в вере во время ее отсутствия. Незримость Бога гарантирует, что сомнения неизбежны.

Все мы, подобно маятнику, раскачиваемся между верой и неверием. На чем же мы в конце концов остановимся? Некоторые так и не обретают веру. Одна женщина спросила знаменитейшего атеиста Бертрана Рассела, что он скажет, если в конце концов увидит Жемчужные Врата и поймет, что ошибался. Глаза Рассела зажглись, и он ответил своим высоким тонким голосом: «Я скажу: Боже, Ты дал нам недостаточно доказательств».

Другие обретают веру, а потом снова теряют. Американский литератор Питер де Фриз вырос в строгой кальвинистской семье, учился в Колледже Кальвина, а в итоге стал писать сатирические романы об утрате веры. Один из его героев «не мог простить Богу, что Его нет». Эта фраза объясняет и труды самого де Фриза, которому Бог, видимо, не давал покоя. Роман «Кровь агнца» повествует о Доне Вандерхоупе, отце одиннадцатилетней девочки, заболевшей лейкемией. Лечение дает обнадеживающие результаты, наступает ремиссия, но в этот самый момент девочку убивает банальная инфекция. Вандерхоуп, желая отметить выздоровление, принес в клинику торт с написанным на нем именем дочери. Узнав о ее смерти, он идет с этим тортом в церковь, где молился об исцелении девочки. Там он швыряет торт в распятие перед входом. Удар приходится чуть ниже тернового венца, и по скорбному каменному лику Христа стекает яркая сахарная глазурь.

Мне чем–то симпатичны люди вроде Рассела, которые считают невозможным уверовать, или вроде де Фриза, которые не могут устоять в вере перед лицом кажущегося предательства. Я и сам бывал в похожих ситуациях, и просто чудо, что Бог удостоил меня дара веры. Оглядываясь на собственные периоды безверия, я нахожу в них всякое: то мне было мало доказательств, то больно, то сжигали душу разочарования, то случалось сознательное непослушание.

Но что–то влекло меня назад, к Богу. Что именно, спрашиваю я себя? «Какие странные слова! Кто может это слушать?» — сказали некоторые ученики Иисуса (Ин 6:60). Их сомнения понятны многим. Слушателей Христа Его учение одновременно и влекло, и отталкивало. Когда до внимающих Ему стал доходить смысл того, о чем толкует Спаситель, большинство из них отошли, и остались только Двенадцать. «Не хотите ли и вы отойти?» (Ин 6:67) — спросил их Иисус (наверное, с горечью и смирением). За всех, как это часто бывало, ответил Симон Петр: «Господи! К кому нам идти?» (Ин 6:68).