Чогъям Трунгпа - Аспекты практики
Ваше настройка – это не часть старания жить дальше; вы подходите ко внимательности не как к дальнейшей разработке инстинкта выживания. Вы скорее просто усматриваете чувство выживания, как оно уже происходит внутри вас. Вы здесь; вы живете: пусть так и будет – вот это и есть внимательность. Ваше сердце бьется, вы дышите. Внутри вас одновременно происходят всевозможные явления. Пусть же внимательность работает с ними, пусть само это состояние будет внимательностью, пусть каждый удар вашего сердца будет самой внимательностью, пусть ею будет каждое дыхание. Вам не нужно для этого дышать как-то по-особенному; ваше дыхание и есть выражение внимательности. Если вы подходите к медитации таким образом, она становится весьма личной и весьма прямой.
Обладание таким взглядом на практику медитации, такими взаимоотношениями с ней, приносит огромную силу, огромную мощь и энергию. Но эти качества приходят лишь в том случае, если ваше отношение к настоящей ситуации оказывается точным. Иначе здесь не будет никакой силы, потому что вы окажетесь вне энергии, свойственной данной ситуации. С другой же стороны, точность внимательности приносит не только силу, но и чувство достоинства и восторга. Это просто потому, что вы делаете нечто, применимое в этот самый момент, делаете это без каких-либо побуждений или мотивов. Ваше действие оказывается прямым и направленным в точности на нужный пункт.
Но и здесь опять-таки необходимо сказать: если вы обладаете этим переживанием присутствия жизни, не надо висеть на нем. Только прикоснитесь к нему и идите. Прикоснитесь к этому присутствию переживаемой жизни и идите далее. Вам не следует игнорировать его. Слово «идите» не означает, что вам нужно повернуться спиной к переживанию и закрыться от него; это значит просто находиться в нем без дальнейшего анализа, без дальнейшего подкрепления. Держаться за жизнь, стараться успокоить себя, уверяя, что так оно и есть, – все это поведение обладает скорее чувством смерти, а не жизни. Именно потому, что у вас имеется это чувство смерти, вы желаете удостовериться в том, что вы живы. Вам хотелось бы иметь страховку. Но если вы чувствуете, что вы живы, это достаточно хорошо. Вам не нужно удостоверяться в том, что вы дышите, в том, что вас действительно можно увидеть. Вам не нужны проверки с целью удостовериться в том, что вы отбрасываете тень. Достаточно просто жить, не успокаивая себя рассуждениями о том, что вы живы. И если вы не будете останавливаться для того, чтобы успокоить себя, жизнь станет весьма отчетливой, живой и точной. Итак, внимательность здесь не означает, что вы проталкиваетесь к чему-то или повисли на чем-то. Она означает, что вы разрешаете себе находиться здесь в тот самый момент, когда в процессе вашей жизни совершается нечто, – а затем вы освобождаетесь.
Глава 5. Внимательность к усилию
Следующее основание внимательности – это внимательность к усилию. Идея усилия кажется проблематичной. Усилие покажется нам противоречащим чувству бытия, возникающему благодаря внимательности к телу. Также какая бы то ни было решительность не имеет очевидного места в технике «прикоснись и иди», свойственной внимательности к жизни. В каждом из этих случаев преднамеренное, грубое усилие как будто подвергает опасности открытую точность процесса внимательности. Все же мы не можем ожидать развития надлежащей внимательности без какого-либо старания с нашей стороны. Усилие необходимо. Но для того, чтобы выработать некоторое понятие о правильном усилии, мы должны прежде всего рассмотреть вопрос о том, что мы подразумеваем под усилием.
Один вид усилия ориентирован на достижение какого-то результата – и только на это. Здесь налицо чувство борьбы и усилия, вызываемого чувством цели. Такое усилие улавливает энергию движения и начинает увеличивать собственную скорость. Это усилие в стиле бегуна по шоссе. Другой подход к усилию чреват чувством огромной бессмыслицы. В работе нет ощущения подъема или вдохновения; вместо этого в ней наличествует сильное чувство долга. Вы просто медленно и осторожно тащитесь вперед, стараясь прогрызть себе путь на манер древесного червя через свои обязательства.
Ни один из этих видов усилия не обладает чувством открытости или точности, традиционная буддийская аналогия для правильного усилия – это шагающий слон или черепаха. Слон или черепаха двигаются вперед уверенно, безостановочно, с большим достоинством. Подобно червю, они не подвержены возбуждению. Червь просто грызет все, что появляется перед его ртом, и так прогрызает себе дорогу. Канал, по которому проходит его брюхо, представляет собой его тотальное пространство. Черепаха или слон обладают всесторонним обзором пути, по которому идут. Хотя вследствие своей способности обозревать путь они серьезны и медлительны, в их движении налицо чувство веселости и разумности.
В случае медитации старание развить вдохновение, которое заставило бы нас забыть свои страдания и практически двигаться вперед при помощи постоянного усилия, оказывается совершенно незрелым. С другой стороны, чрезмерные торжественность и чувство долга создают безжизненный и узкий взгляд на жизнь, затхлое психологическое окружение. Стиль правильного усилия, какому учил Будда, серьезен, но не слишком. Он извлекает пользу из естественного течения инстинкта, чтобы постоянно возвращать ум в сторону внимательности к дыханию.
Решающим моментом в этом процессе возвращения является то обстоятельство, что здесь нет необходимости проходить через ступени преднамеренной подготовки к действию и последующего удерживания внимания и насильственного подтягивания его назад, к дыханию, подобно тому, как мы стараемся оттащить непослушного ребенка от какого-нибудь ужасного занятия. Здесь же нет и речи о насильственном возвращении ума к какому-то особому предмету – речь идет о том, чтобы вернуть его из мира сновидений к реальности. Вы дышите, вы сидите. Вы делаете именно это; и вам следует делать это в совершенстве, с полнотой, от всего сердца.
Здесь существует особого рода техника, особый прием, который оказывается чрезвычайно действенным и полезным, не только для сидячей медитации, но также и для повседневной жизни, т.е. для медитации в действии. Способ возвращения заключается в применении того, что можно было бы назвать «абстрактным наблюдением». Такое наблюдение представляет собой всего лишь простое самосознание без какой-либо задачи или цели. Когда мы с чем-то сталкиваемся, в качестве первого проблеска имеет место обнаженное чувство двойственности, отдельности. На этой основе мы начинаем оценивать, перебирать и выбирать, принимать решения, проявлять свою волю. Так вот, абстрактное наблюдение – это и есть глубинное ощущение отдельности, просто отчетливое достижение пребывания здесь – до того, как получит развитие любой из остальных процессов. Вместо того, чтобы осуждать это самосознание как двойственное, мы извлекаем пользу из такой склонности нашей психологической системы, как основы внимательности к дыханию. Само переживание представляет собой всего лишь внезапную вспышку пребывания наблюдателя «здесь». В этом пункте мы не думаем: «Я должен вернуться к дыханию» или: «Я должен постараться и отделаться о этих мыслей». Нам не нужно устанавливать преднамеренное и логическое движение ума, повторяющего себе цель практики сиденья. Существует просто внезапное ощущение того, как нечто происходит здесь и сейчас; и мы возвращаемся назад. Резко, внезапно, без наименования, без применения какого-либо рода понятия, мы переживаем быстрый проблеск изменения тона. Это и есть самая глубокая сфера практики внимательности к усилию.
Одна из причин, почему обычное усилие становится таким унылым и застойным, заключается в том, что наше намерение всегда порождает вербализации. Подсознательно мы всегда действительно создаем словесные формулировки: «Мне необходимо пойти и помочь такому-то, потому что уже половина второго» или: «Вот хорошее дело для меня; хорошо, если я выполню этот долг». Любого рода чувство долга, которое может возникнуть у нас, всегда выражено словами, хотя скорость концептуального ума настолько велика, что мы можем даже не заметить эту вербализацию. Все же содержание словесных формулировок чувствуется явственно. Эта вербализация пришпиливает усилие к неподвижной шкале отсчета, что делает усилие необычайно утомительным. В противоположность ему абстрактное усилие, о котором мы говорим, вспыхивает на какую-то долю секунды, без всякого наименования, без какой бы то ни было идеи. Это просто толчок, внезапное изменение курса, которое не определяет свое предназначение. Остальная часть усилия в точности похожа на поступь черепахи – оно движется шаг за шагом, медленно, наблюдая за окружающей ситуацией.
При желании вы можете назвать это отвлеченное самосознание «прыжком», «толчком» или «внезапным напоминанием»; или вы, возможно, назовете его «изумление». Иногда в нем можно также почувствовать панику – необусловленную панику. Ибо оно изменяет курс – нечто приходит к нам и изменяет всю линию нашего действия. Если мы работаем с этим внезапным толчком и, таким образом, работаем с отсутствием усилия в самом усилии, тогда усилие становится самостоятельно существующим. Оно, так сказать, стоит на собственных ногах и не нуждается в другом усилии, которое приводило бы его в действие. Если бы дело обстояло именно таким образом, усилие должно было бы стать преднамеренно устроенным; а это идет вразрез со всем смыслом медитации. Тогда, если вы пережили этот внезапный момент внимательности, идея не должна пытаться удержать его; вам не следует цепляться за это мгновенье или пытаться культивировать его. Не удерживайте посланца, не няньчитесь с воспоминаниями. Вернитесь к медитации. Примите послание надлежащим образом.
