Протоиерей Александр - ХРИСТОС И ЦЕРКОВЬ В НОВОМ ЗАВЕТЕ
Красноречивы их самоназвания: благочестивые, праведные, богобоязненные, нищие и особенно — фарисеи. Последнее является огреченным (sing. farisai/oj) еврейским словом, означавшим «отделенный» и понимаемым как синоним слова «святой». Следует отметить, что именно в таком смысле слово «святой» употребляется в Ветхом Завете, где речь идет о сакральной сфере (напр., Исх. 19, 23 и др.), а в иудейской литературе (в таннаитском Мидраше) слова parus («отделенный») и qados («святой») употребляются как синонимы. Иначе говоря, фарисеи хотели быть тем самым святым народом, т. е. отделенным от всего остального нечистого, языческого, грешного мира, истинным Израилем, народом священников, с которым Бог заключил Завет[24] (см. Исх. 19, 6; 22, 31; 23, 22; Лев. 19, 2). Все, что вне Закона, и все, кто не знает Закона — нечисты, прокляты (ср. Ин. 7, 49).
«Между фарисеями и книжниками следует проводить четкое различие, что, однако, уже в Новом Завете делается далеко не везде. Путаница возникла прежде всего из-за того, что у Матфея в собрании семи возглашений горя в гл. 23 всюду, за исключением ст. 26, они обращены одновременно к книжникам и фарисеям; тем самым он затушевывает различия между этими двумя группами (что, с его точки зрения, отчасти оправдано, так как после 70 г. н. э. фарисейские книжники взяли на себя руководство народом). К счастью, разобраться здесь помогает параллельное предание, представленное у Луки. Тот же материал композиционно делится у него на две части, в одной из которых возглашается горе книжникам (11, 46-52; сюда же 20, 46 слл.), а в другой — фарисеям (11, 39-44). При этом лишь в одном месте, в 11,43, у Луки в предание вкралась ошибка: тщеславие, приписываемое здесь фарисеям, на самом деле было характерным для книжников, как сам же Лука правильно указывает в другом месте (20, 46 и пар.; Мк. 12, 38 слл.). Опираясь на это деление материала у Луки, следует разделить на две части и материал Мф. 23: ст. 1-13. 16-22. 29-36 направлены против богословов, ст. 23-28 (и, вероятно, также ст. 15) — против фарисеев. Аналогичное разделение можно провести в Нагорной проповеди: в Мф. 5, 21-48 говорится о книжниках, в 6, 1-18 — о фарисеях»[25].
В своем благочестии фарисеи руководствовались устной Торой — в Мф. и Мк. «преданием старцев» или просто «преданием»[26] (Мф. 15, 2. 6; Мк. 7, 9. 13) — в не меньшей мере, чем письменной (см. выше). Правильнее сказать, устная Тора имела более конкретное и частное, а значит, и частое применение. При этом фарисеи были убеждены, что когда Бог дал Моисею Закон, «Он также сообщил ему устную традицию, точно разъясняющую, как следует выполнять законы. Например, хотя Тора требует брать «око за око», фарисеи считали, что Бог никогда не мог требовать физического возмездия. Скорее, человек, ослепивший другого, должен был заплатить жертве цену потерянного глаза»[27].
В том почтении, с которым в понимании фарисеев следовало относиться к устной Торе (так же как и к письменной), заключалась верная интуиция. Та самая, которая неминуемо и быстро привела к появлению своего устного предания и в Христианской Церкви[28]. Это устное предание Церкви мы именуем Священным Преданием с большой буквы. В самом деле, ведь Писание воспринимается как Слово Живого Бога, то есть Слово, обращенное к Его народу всегда, каким и была Тора для фарисеев — людей, несомненно, верующих. И в то же время Писание не может предоставлять ответы на все вопросы, связанные с разнообразием жизни. Из этого автоматически вытекает необходимость некоего комментария, который конкретизировал бы значение письменного Слова в связи с той или иной сегодняшней ситуацией. Причем такой комментарий не может не быть авторитетным (иначе зачем он нужен?), и авторитет его соприроден, равнозначен авторитету толкуемого письменного текста.
Фарисеи верили и в то, что также составляло и, кстати, составляет в Православной Церкви содержание Предания, а не Писания (точнее даже, в Православной Церкви это отчасти стало Писанием — Нового Завета): в воскресение мертвых, в воздаяние праведных и наказание грешников, в учение об ангелах и т. п. Они верили и в Пришествие Мессии, и в собирание Израиля в конце времен.
В политическом плане фарисеи чаще всего представляли собой пассивную, а иногда и весьма активную оппозицию правящему режиму. Например, во времена династии Хасмонеев (см. § 3) они считали, что царская власть, хотя и национальная, не должна совмещать в себе политические и священнические функции. Во времена римлян неприятие было продиктовано уже хотя бы тем, что римляне были язычниками.
Фарисеи в большинстве своем (наверное, в той же пропорции, что и все общество) были идейными противниками Иисуса. Однако в отличие от саддукеев (см. ниже), Он обращал против них, так сказать, «конструктивную» критику, надеясь по крайней мере на плодотворный спор, диалог (ср. Лк. 7, 36) или даже на сочувствие (ср. Лк. 13, 31). Были и случаи непосредственного обращения: Никодим (см. Ин. 3, 1; 19, 39), судя по всему, не был единственным исключением (см. Деян. 15, 5).
Именно среди фарисеев первые христиане могли встретить хоть какое-то если не понимание, то хотя бы сдержанное, настороженное желание «не навредить». Так, Гамалиил, видный фарисейский авторитет в Синедрионе, провозгласил принцип, спасший в тот момент христиан от преследования:
38 Если это предприятие и это дело — от человеков, то оно разрушится, 39 а если от Бога, то вы не можете разрушить его; берегитесь, чтобы вам не оказаться и богопротивниками (Деян. 5, 38-39).
Стоит припомнить и то, что когда перед фарисеями встал выбор, чью сторону занять в споре саддукеев с христианами, они выбрали последних (см. Деян. 23, 6-9). Правда, с умелой подачи искушенного в тонкостях фарисейско-саддукейских взаимоотношений бывшего фарисея Павла.
9. Саддукеи
Оппонентами фарисеев, причем по полному спектру факторов — богословскому, политическому и социальному — были саддукеи.
Название «саддукей» (saddoukai=oj) есть опять-таки огреченное еврейское слово, скорее всего, образованное от «Садок» — собственного имени родоначальника священнической фамилии (см. 3 Цар. 1, 26; Иез. 40, 46; 44, 15; 48, 11).
В социальном или сословном смысле саддукеи представляли собой в основном священническую аристократию:
«Богатая иерусалимская священническая аристократия по своему социальному положению сильно отличалась от основной массы священников, рассеянных по всей стране и поделенных на 24 разряда»[29].
В политическом отношении саддукеи принадлежали к партии порядка (римского порядка), на который опирались их авторитет и благоденствие. Поэтому в эпоху Иисуса Христа они уже сильно теряли свой авторитет среди народа. Науськанные именно саддукеями, которыми были судившие Христа первосвященники (см. ниже), иудеи могли кричать: «Нет у нас царя, кроме кесаря» (Ин. 19, 15).
В религиозном мировоззрении саддукеи были исключительно приверженцами письменной Торы. Они отвергали все, что было связано с устным преданием — будь то устная Тора или вера в воскресение и ангелов[30] (ср. Мф. 22, 23; Деян. 23, 8). Отвержение устного предания лишний раз говорит о саддукеях как о людях лишь формальной, внешней веры, если не неверия, в чем они составляли резкое отличие от фарисеев (см. выше). Это тоже не могло не нравиться благочестивому народу. В результате за саддукеями закрепилась негативная репутация аристократов в социальном, коллаборационистов в политическом, циников в нравственном и почти атеистов (точнее, деистов) в религиозном плане[31]. При этом, как ни парадоксально, это была клерикальная, то есть священническая каста, в идейно-организационном плане державшаяся столичной святыни — храма. Парадокс этот, однако, не должен удивлять, так как здесь не что иное, как характерное для жречества во все времена желание обеспечить правильное функционирование верующего народа как общественно-религиозного института, ради стабильности которого можно жертвовать всем, чем угодно (феномен Великого Инквизитора). По большому счету их мало интересовали чисто богословские вопросы[32]. Этим отчасти и объяснялось негативное отношение к устному преданию, ко всевозможным спорам и новым мнениям на эти темы, особенно когда их высказывали миряне — такие, как фарисеи. Такова (клерикалы против движения мирян) была еще одна подоплека противостояния саддукеев и фарисеев.
Правда, «к несчастью, не сохранилось никаких текстов саддукеев, поэтому все, что мы о них знаем, исходит от их оппонентов-фарисеев»[33].
Наиболее известным и весьма характерным примером является личность Каиафы. Как и большинство первосвященников, он был саддукеем.
Каиафа опасался, и вполне резонно, что проповедь Иисуса, а точнее, возбуждение, в которое приходила толпа под влиянием Его проповеди, могло привести к непоправимым последствиям. Римляне обрушили бы всю мощь своей карательной машины, как это уже не раз бывало раньше и как это, будто в подтверждение опасений Каиафы, случилось несколькими десятилетиями позже, когда в ответ на восстание иудеев был разрушен Иерусалим. В результате с подачи Каиафы принимается решение устранить Иисуса, невзирая на суть Его проповеди и не останавливаясь перед лжесвидетельством (Мф. 26, 59). «Цель оправдывает средства» — таким мог быть девиз подобной позиции. Кстати, о жестокости саддукеев как судей свидетельствует и Иосиф Флавий[34]. При этом Каиафа выдвинул аргумент, в котором евангелист Иоанн Богослов увидел двусмыслицу, скрывавшую в себе глубокое пророчество:
