Александр Мень - История религии (Том 5)
В это время на царя обрушились новые тревоги и заботы. Фараон Нехо, не довольствуясь своим господством в Палестине, вознамерился еще раз попытать счастье на Евфрате. Весной 605 года, тщательно подготовив свою армию, он повел ее по тому же пути, где шел несколько лет назад, когда Иосия пытался задержать его. В мае у города Кархемиша он встретился с вавилонской армией, которую возглавлял халдейский князь Навуходоносор. Поражение египтян было полное, фараон с остатками своих войск бежал на юг и занял оборону в Египте, ожидая вторжения халдеев.
Иудеи с изумлением наблюдали, как египтяне в панике отступали через их земли. Это означало конец власти Нехо в Сирии. Однако все хорошо понимали, что такое положение не может сохраниться надолго: Иудея была слишком слаба, чтобы претендовать на полную самостоятельность. Нужно было решать, к какой из борющихся великих держав примкнуть. Иоаким, как ставленик Нехо, был по-прежнему расположен в пользу фараона, но Египет сейчас сам находился на грани полного разгрома. Оставался Вавилон.
В августе 605 года Навуходоносор получил известие о смерти своего отца Набопаласара и, прекратив преследование, поспешил Вавилон. Там он был торжественно встречен жрецами, еохранявшими права наследника до его возвращения, и был провозглашен царем Вавилона.
Иеремия хотя и находился под домашним арестом, но через Баруха знал о событиях, происходивших в стране и за ее пределами. Когда он услышал о поражении фараона, его вновь посетило вдохновение. Он продиктовал Баруху поэму, в которой, красочно описав бегство египтян, провозглашал Навуходоносора орудием Провидения. В его победе над ассирийцами и Нехо пророк увидел руку Божию и этому взгляду отныне не изменял никогда.
Слова Иеремии о Навуходоносоре как о "слуге Божием" могут показаться странными, ибо обычно с именем этого царя связывают представление о капризном тиране и богохульнике. Однако следует подчеркнуть, что такой гротескный образ Навуходоносора взят из Книги пророка Даниила, написанной четыре века спустя после смерти Халдейского царя. В ней он, действительно, фигурирует как богоборец (хотя в конце концов и раскаявшийся). Но, как мы увидим в дальнейшем, автор Книги Даниила вполне свободно пользовался старинными легендами о Вавилоне, ставя перед собой не столько исторические, сколько назидательные цели. Его Навуходоносор не более соответствует своему прототипу, чем Сарданапал Байрона - реальному Ассурбанипалу. Другие же книги Библии и вавилонские тексты показывают, что Навуходоносор отнюдь не являлся ходячим воплощением зла и часто был гуманнее многих завоевателей. Примечательно уже то, что, в отличие от ассирийских царей, он никогда не прославлял своих военных подвигов; в надписях он говорит только о мирном строительстве. Это был цивилизованный монарх, много потрудившийся для улучшения жизни подданных, к какой бы народности они ни принадлежали. Навуходоносор отличался религиозностью; сохранилась его молитва, произнесенная при вступлении на трон. Вероятно, текст был составлен не им самим, но молитва не могла не отражать установок и взглядов царя. "Предвечный Владыка Вседержитель,-обращается он к Мардуку, богу Вавилона, подай, чтобы имя царя, которого ты возлюбил, которого имя ты возвестил, преуспевало согласно воле твоей. Направь его на путь истины. Я - государь, покорный тебе, создание рук твоих. Ты сотворил меня и доверил мне власть над людьми. По милости твоей, Господи, всех обнимающей, да будет твое владычество милосердным". В другой молитве царь просит Божество благословить его "мудрым правлением", "благодетельным для людей". Это уже тон и слова, которые указывают на новое, более возвышенное понятие о власти. Даже в обращении с побежденными Навуходоносор нередко проявлял терпимость и снисхождение (2).
Для Иудеи самым естественным шагом было встать под эгиду Вавилона, и Иеремия объявил, что это ее единственный путь к миру. Зная, что Иоаким все еще колеблется сделать выбор, и не имея возможности выступить публично, пророк решил распространить свои пророчества письменно. В декабре 604 года книга была готова, и Барух лишь ждал случая, когда ее можно будет предать гласности.
В это время в Иерусалиме был объявлен всенародный пост. Обычно к нему прибегали в дни бедствий: при вторжении врагов или эпидемиях. Быть может, Навуходоносор уже предъявил Иоакиму свой ультиматум: либо признать его главенство, либо испытать на себе его силу. Если это предположение верно, то выбранный Барухом момент был самым подходящим. Чтение было согласовано с группой сторонников Иеремии. Писец Гемария, брат Ахикама, предоставил Баруху свое место в крытой галерее храма, откуда удобно было обращаться к народу, стоящему внизу.
В назначенный день Барух появился у балюстрады, развернул свиток и прочел толпе слова учителя. На этот раз они произвели большее воздействие, чем прежде, когда Иеремия говорил сам. К тому же угроза вавилонского вторжения перестала казаться сказкой. Сын Гемарии после чтения поспешил во дворец, где в это время как раз держали срочный совет сановники Иоакима. Расспросив Баруха и убедившись, что книга действительно записана со слов пророка, они решили, что царь непременно должен ознакомиться с ней. Предложив учителю и ученику скрыться, советники направились в кедровые палаты к царю.
Иоаким сидел перед обогревавшей зал жаровней, когда к нему вошли взволнованные вельможи и рассказали о пророчествах книги. Царь велел прочесть ему рукопись вслух. Один из царедворцев, Иегуди-бен-Натан, который, вероятно, принял дело особенно близко к сердцу, стал читать. Все думали, что грозные слова человека Божиего хоть немного встревожат Иоакима, но легкомысленного царя смутить было куда труднее, чем его отца Иосию. Как только Иегуди прочитывал три-четыре строки, царь брал у него из рук свигок, отрезал прочитанное и, к ужасу присутствующих, бросал в огонь. Когда это странное чтение кончилось и от книги осталась лишь горсть пепла в жаровне, Иоаким, ни словом не обмолвясь о ее содержании, приказал арестовать и Иеремию, и Баруха. Но те уже находились в безопасном месте.
Скрывшись в тайном убежище, Иеремия, однако, не мог бездействовать. Он снова развернул перед Барухом чистый свиток пергамента, и вновь-не убитые царским произволом-зазвучали слова пророка, и опять верный Барух записал их для народа и для будущих поколений.
Новая рукопись была еще больше прежней. Она включала новые речи, притчи и аллегории. В одной из них пророк излагал мысли, навеянные ему, когда он зашел в мастерскую гончара. Тот как раз изготовлял на своем круге кувшин, и внезапно сырая глина треснула и развалилась; гончар, смяв глину, стал лепить из нее новый сосуд. "И было ко мне слово Ягве: не могу ли Я поступить с вами, дом Израилев, как этот горшечник? Вот вы в руке Моей, как глина в руке горшечника". Другими словами, избранный народ, оказавшийся негодным для высших целей, снова может быть отброшен в изначальное состояние: вновь станет изгнанником и скитальцем, каким он был до вступления в Землю Обетованную; и лишь тогда из "сырого материала" сосуд общины верных будет воссоздан опять.
В книгу вошли и пророчества об окружающих народах: филистимлянах, моавитянах, идумеях, амонитянах. Иеремия знал, что их цари подстрекают Иоакима на борьбу против Вавилона, и предсказывал им такие же бедствия, какие ждут Иудею. Для него, как для Амоса, нравственные требования распространялись на все племена, а не только на Израиль. Следовательно, Иеремия не считал их целиком погрязшими во тьме заблуждений, а предполагал в них какие-то начатки богопознания. Не случайно Ягве поставил его "пророком для народов". Иеремия полностью разделял веру Исайи в конечное обращение людей из всех наций к единому Богу. Об этом говорила его вселенская молитва.
Ягве, сила моя, крепость моя и прибежище мое в день скорби,
К Тебе придут все народы от самых краев земли и скажут :
Отцы наши наследовали ложь, пустые и бесполезные вещи,
Может ли человек создать себе богов? Они не есть боги.
(Иер 16, 19-20)
Писания Иеремии Барух передал друзьям пророка, и они быстро получили хождение в городе, вызвав ожесточенные споры. Проегипетская партия и националисты объявили Иеремию врагом отечества, желающим поработить его Вавилону. Иеремия и Барух вынуждены были по-прежнему скрываться.
До сих пор Барух с жертвенным мужеством шел на все ради учителя, но теперь, когда их обоих стали считать предателями, Барух не выдержал, и у него вырвалась единственная жалоба "Горе мне,-в отчаянии говорил он, ибо Господь приложил скорбь к боли моей, изнемог я от вздохов и не нахожу покоя". Что мог ответить ему Иеремия? Чем утешить? Он сам изнывал в смертельной муке. Ему оставалось только напомнить Баруху, что им суждено жить в страшное время, и обещать, что Бог сохранит верного оруженосца среди всех испытаний. Это единственное, что Он даровал им обоим, жребий людей, уцелевших на развалинах своей родины.
