Майкл Бейджент - Бумаги Иисуса
К тому же для этого нужна смелость: путь к Царству Небесному требует глубокого сосредоточения, крепких нервов и полной самоотдачи.
«Никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия», – говорил Иисус.[400]
Он также порицал тех, кто претендовал на духовность, но не открывал врата небесные для тех, кто ищет их:
«Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете Царство Небесное человекам, ибо сами не входите и хотящих войти не допускаете».[401]
Это не описание проповеднической миссии Иисуса в Иудее и даже не будущий тысячелетний закон. Иисус хотел, чтобы мы поняли, что Царство Небесное есть то место, куда мы можем путешествовать, место, куда мы можем войти.
Все это мы уже где-то слышали.
Апостол Лука добавляет еще кое-что интересное. Фарисеи спросили Иисуса, когда придет Царствие Божие. Вероятно, они имели в виду, что оно придет на землю, наподобие того самоуправляющегося государства, о котором мечтали зелоты, когда впервые строили планы относительно Иисуса, который должен был стать первосвященником и царем во главе независимой Иудеи и который неожиданно отказался от этой роли, взяв монету с изображением императора и заявив о необходимости платить налоги. Прямота Иисуса должна была шокировать фарисеев, которые задавали вопрос, движимые скорее сарказмом, чем искренним любопытством. Он ответил: «…не придет Царствие Божие приметным образом, и не скажут: вот, оно здесь, или: вот, там. Ибо вот, Царствие Божие внутрь вас есть».[402]
Мы не можем увидеть это царство – не можем обнаружить его при помощи логики и физических наблюдений. Ранее Иисус уже говорил, что это царство достижимо и в него можно попасть. Теперь он объясняет, что оно «внутри». Но как попасть внутрь себя? Мы это уже знаем: погрузившись в молчание. Иисус возвращает нас к идее инкубации в темных и тихих подземных криптах и пещерах, где ищущий знаний посвящался в секреты мира, где мертвые были живыми – загробного мира.
Может быть, под «Царствием Небесным» Иисус имел в виду загробный мир? Вполне возможно. Но для такого вывода требуются дополнительные свидетельства.
В январе 1941 года, когда английские города подвергались налетам «Люфтваффе», а Вторая мировая война развивалась по сценарию Гитлера (он еще не вторгся в Россию) и Соединенные Штаты официально оставались нейтральными (до трагедии Перл-Харбора было еще одиннадцать месяцев), молодой американский докторант по имени Мортон Смит проходил обучение в Иерусалиме.[403]
Смит жил в греческой гостинице рядом с храмом Гроба Господня в старом городе Иерусалима. Среди постояльцев этой гостиницы был один из высших иерархов Греческой православной церкви Израиля отец Кириакос Спиридонидис. Они подружились. После Рождества отец Кириакос пригласил Смита посетить расположенный в пустыне монастырь Map Саба, один из самых старых действующих монастырей. Его башни и толстые стены находились в глубине высохшего русла реки, соединяющего Иерусалим с Мертвым морем. Монастырь Map Саба существовал уже более пятнадцати веков.
Служба по греческому православному обряду начиналась за шесть часов до рассвета, и Смиту она показалась необыкновенно красивой, но трудной: служба была «не просто долгой – бесконечной».[404] Ритуал напоминал ежедневную службу в святая святых египетских храмов. Для Смита это стало настоящим откровением:
«Служба не приближалась к своему финалу; она просто шла, как будто уже длилась вечно и никогда не закончится. Исчезало не только ощущение времени, но и ощущение того, что ты находишься в определенном месте».[405]
Он поднял глаза к куполу церкви, и маленькие свечи над его головой показались ему звездами, мощные стены церкви как будто раздвинулись, а фрески с изображениями святых и монахи как будто «присутствовали среди звезд, вне времени и пространства, в неизменном небесном царстве, где бесконечная служба посвящалась вечному Богу».[406]
На Смита увиденное в монастыре Map Саба произвело глубокое впечатление. Однако, присутствуя на литургии, он понял, что служба предназначалась не для него; он воспринимал ее как выражение высшей красоты, тогда как для монахов это была в первую очередь духовная обязанность. Литургия предполагала строго определенные слова и действия; по сути своей, понял Смит, это был магический обряд. Это открытие побудило его к изучению магических и мистических техник, применявшихся в иудаизме и раннем христианстве.
Он пробыл в монастыре шесть недель, а перед отъездом нашел время заглянуть в пещеры, которые служили пристанищем для монахов, живших здесь пятнадцать веков назад, а затем стали частью монастырского комплекса. Первая церковь находилась в самой большой из этих пещер. Смит также увидел множество икон, хотя самые ценные из них были уничтожены ужасным пожаром, случившимся в восемнадцатом веке. Огонь также уничтожил или сильно повредил многие древние рукописи: большинство тех, что удалось спасти, были перевезены на хранение в Патриархальную библиотеку Иерусалима. Тем не менее в двух монастырских библиотеках все еще оставалось большое количество книг. Главная библиотека расположилась в новой церкви, а малая библиотека занимала комнату внутри громадной башни – груды книг на пыльных полках. Эта маленькая комната и стала местом важного открытия, которое определило всю дальнейшую жизнь Смита.
Смит закончил докторскую диссертацию в Иерусалиме и вернулся к себе в Гарвард, где приступил к работе над второй диссертацией. Не теряя связи с владыкой Кириакосом, он закончил докторантуру, и началась его блестящая преподавательская и исследовательская карьера в Колумбийском университете Нью-Йорка. В 1958 году Смит, почувствовав, что ему необходим отдых, решил вернуться в тишину и спокойствие монастыря Map Саба. Там он решил заняться составлением каталога старых рукописей и книг, в беспорядке расставленных по шкафам или просто лежавших на полу библиотеки в башне. Каждое утро на рассвете он преодолевал двенадцать лестничных пролетов в башне, где находилась библиотека, брал несколько книг или манускриптов и относил к себе в келью для изучения и внесения в каталог.
Он обнаружил, что во многих книгах имеются длинные рукописные пассажи, копии более древних текстов, вписанные на свободные места, пустые страницы и даже поля. Эти рукописные дополнения датировались восемнадцатым и девятнадцатым веками и указывали на то, как трудно в те времена было достать бумагу. Ему также попадались части старых манускриптов, которые использовались для переплетения книг – материал, который мог бы заинтересовать ученых. Но среди книг и бумаг этой пыльной библиотеки Смиту было суждено найти настоящее сокровище.
В один из дней после обеда он сидел в своей келье и просматривал стопку книг, которые он принес из библиотеки утром. Ему на глаза попался рукописный текст на пустых страницах издания семнадцатого века, содержащего письма святого Игнатия.
Это была копия письма епископа Александрии Климента, жившего в конце второго века н. э. Смит знал, что Климент написал множество писем, но ни одно из них не сохранилось. Таким образом, Смит сделал уникальное открытие огромной важности. Он сфотографировал текст, чтобы иметь несколько копий – для перевода и для демонстрации другим специалистам. Перевод стал настоящей сенсацией.
Приблизительно в 195 г. н. э. Климент писал Феодору, одному из своих священников, чтобы обсудить очень деликатную тему. Она касалась Тайного Евангелия от Марка: Климент объяснял, что распущенная еретическая секта карпократов нечестным путем завладела Тайным Евангелием, впоследствии исказив его текст.
Таким образом, Климент подтверждал, что это Евангелие действительно существует, но также признавал, что ни он, ни Феодор не могут объявить об этом публично, чтобы не поддерживать секту еретиков.
Климент просил Феодора солгать во имя истины и под присягой отрицать существование Тайного Евангелия от Марка.
Климент объяснил, что Марк некоторое время провел в Риме с апостолом Петром и там начал записывать деяния Иисуса – и эти записи впоследствии оформились в Евангелие от Марка. Петр тоже вел записи. После смерти Петра Марк уехал в Александрию, захватив с собой все записи, и свои, и Петра. Здесь он написал свое Евангелие, но не включил в него некоторые истории, которые приберег для особого, «тайного» Евангелия. Это Евангелие он передал Александрийской церкви, где во времена Климента оно надежно хранилось, «прочитываемое только посвящаемым в великие таинства».[407]
«Великие таинства»? В христианстве? Что имел в виду Климент?
Климент не мог не знать о посвящении и мистериях. Он был знатоком античной философии. Его труды пестрят цитатами из Платона, Парменида, Эмпедокла, Гераклита, Пифагора, Гомера и десятков других древних классиков. Совершенно очевидно, что он глубоко изучил и критически проанализировал все философские течения своего времени, прежде чем в конце второго века н. э. решил принять христианство. Более того, он знал, что египтяне скрывают тайные знания в символике своих текстов и рисунков, он знал о герметических текстах, знал мистический смысл чисел и пропорций, знал о тайной сути историй Ветхого Завета.[408] Можно не сомневаться, что Климент был далеко не глуп.
