Майкл Бейджент - Бумаги Иисуса
В Евангелии от Марка при описании того же разговора используется несколько другое выражение — «Царство Вожие». Оно же встречается у Луки и Иоанна, хотя последний использует его в другом контексте. Термин «царство» также встречается в других текстах, не вошедших в Новый Завет, например в Евангелии от Фомы. Речь может идти о «Царстве», «Царстве Небесном». «Царстве Божьем», «Царстве Отца», но все это, несомненно, одно и то же. Что же это за царство?
За исключением туманной фразы, что это царство связано с какими-то тайнами, не предназначенными для широкой публики, в Новом Завете не содержится никакой информации. Неизвестно, как до него добраться и как узнать его. По мнению комментаторов, это будущее идеальное царство, в котором с приходом мессии установится рай на земле — нечто вроде мессианского тысячелетнего Рейха. Но сначала нас ждет Армагеддон — по крайней мере, так утверждается в Откровении Иоанна, самом загадочном тексте Нового Завета.
Тем не менее в Новом Завете имеются намеки, в которых мы — познакомившись с мистическими традициями Греции и Египта — узнаем известные мотивы.
Дело не только в том, что путь к Царству Небесному открывался исключительно посвященным. Похоже, это «царство», единожды открытое, оставалось с человеком навсегда. Под царством подразумевалось не то, что придет к нам в отдаленном будущем, а нечто, больше похожее на то, что древние египтяне называли временем джет — некое состояние вне времени. Более того, в словах Иоанна Крестителя, которые уже приводились раньше: «…и приблизилось Царствие Божие»[400], — есть утверждение имманентности. Мы можем понимать их в том смысле, что оно достижимо в данный момент, а не придет через месяц, год или десятилетие и не будет провозглашено началом проповеднической миссии Иисуса в Израиле — именно так чаще всего интерпретировали эти слова. Скорее, Царствие Божие уже достижимо для тех, кто знает путь.
К тому же для этого нужна смелость: путь к Царству Небесному требует глубокого сосредоточения, крепких нервов и полной самоотдачи.
«Никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия», — говорил Иисус[401].
Он также порицал тех, кто претендовал на духовность, но не открывал врата небесные для тех, кто ищет их:
«Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете Царство Небесное человекам, ибо сами не входите и хотящих войти не допускаете»[402].
Это не описание проповеднической миссии Иисуса в Иудее и даже не будущий тысячелетний закон. Иисус хотел, чтобы мы поняли, что Царство Небесное есть то место, куда мы можем путешествовать, место, куда мы можем войти.
Все это мы уже где-то слышали.
Апостол Лука добавляет еще кое-что интересное. Фарисеи спросили Иисуса, когда придет Царствие Божие. Вероятно, они имели в виду, что оно придет на землю, наподобие того самоуправляющегося государства, о котором мечтали зелоты, когда впервые строили планы относительно Иисуса, который должен был стать первосвященником и царем во главе независимой Иудеи и который неожиданно отказался от этой роли, взяв монету с изображением императора и заявив о необходимости платить налоги. Прямота Иисуса должна была шокировать фарисеев, которые задавали вопрос, движимые скорее сарказмом, чем искренним любопытством. Он ответил: «…не придет Царствие Божие приметным образом, и не скажут: вот, оно здесь, или: вот, там. Ибо вот, Царствие Божие внутрь вас есть»[403].
Мы не можем увидеть это царство — не можем обнаружить его при помощи логики и физических наблюдений. Ранее Иисус уже говорил, что это царство достижимо и в него можно попасть. Теперь он объясняет, что оно «внутри». Но как попасть внутрь себя? Мы это уже знаем: погрузившись в молчание. Иисус возвращает нас к идее инкубации в темных и тихих подземных криптах и пещерах, где ищущий знаний посвящался в секреты мира, где мертвые были живыми — загробного мира.
Может быть, под «Царствием Небесным» Иисус имел в виду загробный мир? Вполне возможно. Но для такого вывода требуются дополнительные свидетельства.
В январе 1941 года, когда английские города подвергались налетам «Люфтваффе», а Вторая мировая война развивалась по сценарию Гитлера (он еще не вторгся в Россию) и Соединенные Штаты официально оставались нейтральными (до трагедии Перл-Харбора было еще одиннадцать месяцев), молодой американский докторант по имени Мортон Смит проходил обучение в Иерусалиме[404].
Смит жил в греческой гостинице рядом с храмом Гроба Господня в старом городе Иерусалима. Среди постояльцев этой гостиницы был один из высших иерархов Греческой православной церкви Израиля отец Кириакос Спиридонидис. Они подружились. После Рождества отец Кириакос пригласил Смита посетить расположенный в пустыне монастырь Map Саба, один из самых старых действующих монастырей. Его башни и толстые стены находились в глубине высохшего русла реки, соединяющего Иерусалим с Мертвым морем. Монастырь Map Саба существовал уже более пятнадцати веков.
Служба по греческому православному обряду начиналась за шесть часов до рассвета, и Смиту она показалась необыкновенно красивой, но трудной: служба была «не просто долгой — бесконечной»[405]. Ритуал напоминал ежедневную службу в святая святых египетских храмов. Для Смита это стало настоящим откровением:
«Служба не приближалась к своему финалу; она просто шла, как будто уже длилась вечно и никогда не закончится. Исчезало не только ощущение времени, но и ощущение того, что ты находишься в определенном месте»[406].
Он поднял глаза к куполу церкви, и маленькие свечи над его головой показались ему звездами, мощные стены церкви как будто раздвинулись, а фрески с изображениями святых и монахи как будто «присутствовали среди звезд, вне времени и пространства, в неизменном небесном царстве, где бесконечная служба посвящалась вечному Богу»[407].
На Смита увиденное в монастыре Map Саба произвело глубокое впечатление. Однако, присутствуя на литургии, он понял, что служба предназначалась не для него; он воспринимал ее как выражение высшей красоты, тогда как для монахов это была в первую очередь духовная обязанность. Литургия предполагала строго определенные слова и действия; по сути своей, понял Смит, это был магический обряд. Это открытие побудило его к изучению магических и мистических техник, применявшихся в иудаизме и раннем христианстве.
Он пробыл в монастыре шесть недель, а перед отъездом нашел время заглянуть в пещеры, которые служили пристанищем для монахов, живших здесь пятнадцать веков назад, а затем стали частью монастырского комплекса. Первая церковь находилась в самой большой из этих пещер. Смит также увидел множество икон, хотя самые ценные из них были уничтожены ужасным пожаром, случившимся в восемнадцатом веке. Огонь также уничтожил или сильно повредил многие древние рукописи: большинство тех, что удалось спасти, были перевезены на хранение в Патриархальную библиотеку Иерусалима. Тем не менее в двух монастырских библиотеках все еще оставалось большое количество книг. Главная библиотека расположилась в новой церкви, а малая библиотека занимала комнату внутри громадной башни — груды книг на пыльных полках. Эта маленькая комната и стала местом важного открытия, которое определило всю дальнейшую жизнь Смита.
Смит закончил докторскую диссертацию в Иерусалиме и вернулся к себе в Гарвард, где приступил к работе над второй диссертацией. Не теряя связи с владыкой Кириакосом, он закончил докторантуру, и началась его блестящая преподавательская и исследовательская карьера в Колумбийском университете Нью-Йорка. В 1958 году Смит, почувствовав, что ему необходим отдых, решил вернуться в тишину и спокойствие монастыря Map Саба. Там он решил заняться составлением каталога старых рукописей и книг, в беспорядке расставленных по шкафам или просто лежавших на полу библиотеки в башне. Каждое утро на рассвете он преодолевал двенадцать лестничных пролетов в башне, где находилась библиотека, брал несколько книг или манускриптов и относил к себе в келью для изучения и внесения в каталог.
Он обнаружил, что во многих книгах имеются длинные рукописные пассажи, копии более древних текстов, вписанные на свободные места, пустые страницы и даже поля. Эти рукописные дополнения датировались восемнадцатым и девятнадцатым веками и указывали на то, как трудно в те времена было достать бумагу. Ему также попадались части старых манускриптов, которые использовались для переплетения книг — материал, который мог бы заинтересовать ученых. Но среди книг и бумаг этой пыльной библиотеки Смиту было суждено найти настоящее сокровище.
В один из дней после обеда он сидел в своей келье и просматривал стопку книг, которые он принес из библиотеки утром. Ему на глаза попался рукописный текст на пустых страницах издания семнадцатого века, содержащего письма святого Игнатия.
