Алексей Лосев - Античный космос и современная наука
§ 95. «Всякая потенция, если она более единична (ένικωτέρα), беспредельнее множимой. В самом деле, если первая беспредельность ближе всего к единому, то и более сродственная единому потенция более беспредельна, чем та, которая отстоит дальше [от него], так как своим умножением она теряет свою эйдетичность в смысле единого (τό ένοειδές), оставаясь в которой она имела преимущества перед другими [потенциями], так как сдерживалась [своей] неделимостью. Да и в делимом потенции если объединяются (συναγόμενοι), то умножаются, а если делятся, то ослабевают».
§ 96. «Потенция всякого пребывающего в пределе тела, будучи беспредельной, — нетелесна, потому что если бы она была телесна, то в случае беспредельности этого тела беспредельное окажется в определенном. В случае же определенности [тела] она является потенцией не постольку, поскольку она — тело. Именно, если тело — определенно, поскольку оно — тело, и беспредельно, поскольку оно — потенция, то оно окажется потенцией [вовсе] не потому, что оно — тело. Следовательно, потенция, присутствующая в определенном теле, беспредельна».
6. § 98. «Всякая [идеальная] причина везде отделена [от причиняемого] и одновременно нигде [не отделена]. Именно, своей передачей собственной потенции она — везде, так как это есть причина наполнения того, что в силу своей природы участвует в ней, и [причина] господства над всем вторичным, причем она присутствует во всех плодотворных выявлениях (προόδοις) своих излучений. Своей же не смешанной ни с чем занимающим место сущностью и своей отменной чистотой она [не находится] нигде, потому что, если она отделена [от всего], она — водружена выше всего.
Подобным же образом она не находится ни в чем, что ниже ее самой. Именно, если бы она была только везде, то, хотя ничто и не мешало бы ей быть [идеальной] причиной и присутствовать во всем, что [в ней] участвует, но она не существовала бы отделенно раньше всего; а если бы она [только] была нигде, вне [всякого] «везде», то, хотя ничто и не мешало бы ей быть раньше всего, все же она не принадлежала бы ничему, что ниже ее. Она не существовала бы во всем, как обыкновенно существуют причины в причиненном своими собственными бескорыстными дарами. Итак, чтобы причина была наличной во всем, что способно участвовать [в причине], и чтобы она в качестве отделенной существовала при себе до всего, что ею наполняется, она и везде существует, и нигде.
И не отчасти только везде и отчасти нигде. Действительно, при таком положении она была бы оторвана сама от себя, сама была бы вне себя, если, в самом деле, одно в ней было бы везде и во всем, другое же — и нигде, и раньше всего. Наоборот, она как целое, везде и точно так же [как целое] и нигде. Также способное участвовать в нем встречается с ним как с целым и находит его наличным при себе в качестве целого, и оно [само] выделяется [из всего] как [именно] целое, потому что поучаствовавшее [в нем] не само привело его в себе в порядок, но участием своим [позаимствовало] от него, сколько оно в состоянии взять.
При этом ни уделение из него не сокращается, так как оно вне [всего] ввиду участия в нем большинства [вещей], ни участвующее не участвует в нем ущербно, так как уделяющее присутствует везде» [238].
Мысль о неделимой делимости — весьма отчетливо разработана в неоплатонизме. В особенности часто и отчетливо о ней говорит Плотин. Стоит прочитать хотя бы рассуждения о душе в IV 1 («делящееся в ней делится неделимо»), в IV 2, 1—2, в VI 4, 3—9, 13.[239]
7. Современная наука, можно сказать, вплотную подошла к этой проблеме. Времена наивной веры в абсолютность и неделимость атома прошли безвозвратно. Атом расщеплен, и уже изучаются свойства его основного ядра и движущихся вокруг него электронов. Ставший теперь знаменитым английский физик Резерфорд предложил в 1911 году модель атома, принятую ныне всеми, по которой ядро атома содержит в себе весь положительный заряд атома, а вокруг него вращаются электроны. В 1913 году Фан–ден–Брек установил, что число внешних электронов в атоме данного элемента (а есть еще внутренние, т. е. находящиеся в ядре) равняется порядковому числу этого элемента в периодической системе Менделеева. В том же году датский ученый Бор дал новую теорию строения атома, по которой: 1) электрон может двигаться только по вполне определенным орбитам; 2) электрон, когда он движется по этим орбитам, не переводит энергию своего движения в лучистую энергию (вопреки теории Максвелла и электронной); 3) существует определенная зависимость между переходом от одной орбиты к другой, более дальней, и переходом теряемой здесь энергии движения в лучистую. Я не буду перечислять имен и теорий, но ясно одно: только невежество может заставить теперь верить в неделимость атома, и только ослепление произвольными метафизическими теориями, вопреки науке, может поддерживать этот дурман абстрактных вероучений. Смешно говорить о неделимости атома. Но не смешно ли говорить о неделимости атомного ядра? Разве уже не занимаются строением самого ядра? Резерфорд пишет о ядре тяжелого атома: «Ядро тяжелого атома несомненно обладает весьма сложной системой, и имеющиеся в нашем распоряжении обычные физические и химические способы воздействия в применении к его собственному миру оказываются малодействительными. Когда мы рассматриваем массу ядра по отношению к его объему, нам представляется очевидным, что его плотность во много биллионов раз больше плотности наших самых тяжелых элементов. Несмотря на это, если бы мы могли составить увеличенную схему ядра, мы ожидали бы, что оно покажет прерывистое строение, занимаемое, но не заполняемое ничтожными по размерам строительными единицами, протонами и электронами, находящимися в непрестанном быстром движении, управляемом их взаимными силами»[240]. Другими словами, уже теперь ясно, что ядро атома также расчленимо и делимо и что оно отнюдь не представляет собою никакой абсолютно данной нерасчлененности. Мы же должны сказать, что и никогда, ни при каких методах и утончениях экспериментального и теоретического развития физики не может быть достигнут такой атом, который бы дальше оказывался неделимым. И это — по простой причине: атом есть меонизированный, инобытийно–гипостазированный эйдос, а сущностью меонизации как раз является беспредельное и непрерывное становление [241] Поэтому если взять в эйдо–се его категорию единичности, то получается в инобытий–ной ее корреляции беспредельная делимость атома, причем атом так же единичен и так же беспредельно множествен, как и космос. Атом есть космос, и космос есть атом. Оба они и делимы, и неделимы. Абстрактно–метафизическое ослепление произвольно измышленными понятиями, убившее всякую возможность видеть эйдос и четко мыслить о нем, привело к абсолютизации и обожествлению материального атома, перенеся на него все атрибуты средневекового вероучения — вечность, неделимость, неуничтожи–мость и т. д. [242] А между тем вечен не меонизированный атом, но эйдетический; неуничтожим не инобытийный атом, а чисто смысловой и т. д. Разум и диалектика требуют неделимого и вечного атома. И вот физика, ослепившая себя отходом от живой диалектики, овеществляет этот неделимый и вечный смысл и категории чистого смысла переносит на факты, закрывая себе всякий путь к свободному исследованию фактов как таковых. Не то в античной физике и астрономии. Там говорят: исследуйте атом и делите его в каком угодно отношении, но самый эйдос, самый смысл атома, — неделим и неразрушим, ибо если самый смысл атома распадается, то о делимости (или неделимости) него же, собственно, вы сможете говорить? Так образуется диалектическая необходимость одновременно мыслить делимость и неделимость космоса [243]{244} И нельзя сказать, что одна сторона в атоме делима, а другая неделима, сам же атом не подчиняется этому диалектическому противоречию. Разумеется, атом неделим как эйдос, и он же делим — как меонизированный эйдос, так что тут действительно — две разные «стороны» в атоме. Однако не эти «стороны» сами по себе делимы и неделимы, а именно атом как целое. Между этими «сторонами» не только различие, но и тождество. И именно один и тот же атом делим и неделим. Когда мы говорим, что он делим, т. е. имеем в виду меонизированный эйдос, мы все–таки утверждаем нечто об эйдосе же, о том же самом эйдосе, хотя и выставляем теперь в нем другую сторону [245].
12.КАТЕГОРИЯ ДВИЖЕНИЯ И ПОКОЯ
1. Переходим к инобытийной модификации второй и третьей категорий сущности, т. е. движения и покоя. Сущность, или вещь, есть покоящееся и движущееся сущее; она подвижной покой. В чисто смысловой сфере подвижной покой создает категорию «множества» (в смысле «Menge», «ensemble»). Что теперь даст он в инобытийно–гипостазированной сфере? Мы говорим, что здесь, в тетрактиде В, — царство разных степеней напряженности бытия. Другими словами, «множество», или подвижной покой смысла, дано в тетрактиде В с разной степенью своего напряжения как именно подвижного покоя. Космос — в разной степени подвижной покой. Он бесконечно разнообразно покоится и движется. В нем могут быть бесконечно разнообразные скорости, начиная от бесконечно малой и кончая бесконечно большой. Тетрактида А содержит в себе чистую эйдетическую категорию подвижного покоя. Это — эйдетическое движение эйдоса и эйдетический покой эйдоса. Тетрактида В содержит в себе разные степени самой эйдетичности и, значит, разные степени эйдетического покоя и движения. Тетрактида А покоится в себе, т. е. не переходит ни во что инобытийное. Тетрактида Б, или космос, все время пребывает в инобытийном становлении. Ее покой все время получает разные степени. Он непрерывно, сплошно и неизменно меняется в смысле покоя. Так же и движение. Тетрактида А движется в себе, охватывая себя сразу целиком. Космос движется в разной степени, в разной степени и с разным напряжением охватывает себя [246] Заметим, что этим утверждается не тот простой и общеизвестный факт, что тело может двигаться с разными скоростями. Это так рассуждает наша, ньютоновская, механика. Античная философия, как я утверждаю, мыслит самое категорию движения в разных степенях ее катего–риальности. Мы уже говорили, что бытие, по античным учениям, именно как бытие—напряженно. Тут разная степень напряженности самого движения как такового, а не разная величина скорости одного и того же движущегося тела. Космос состоит из разных степеней этой категориальной напряженности подвижного покоя. Как в первом основоположении мы выставляли отнюдь не тот простой факт, что тело можно делить сколько угодно и как угодно, а то, что самая делимость тела, несмотря на свое самотож–дество, везде разная, так и здесь мы утверждаем категориальную напряженность движения, а не фактически данное в пространстве и во времени его разнообразие. Отсюда второе основоположение античного космоса.
