Валерий Сергеев - Андрей Рублев
Как память тех лет хранил монастырь все, что связывало его короткую еще историю с Сергием Радонежским. Неподалеку от врат обители указывали на место, где митрополит Алексей встречал, почтительно и торжественно, идущего в Андроников Сергия. Не исключено, что при Рублеве тут стояла часовня[41]. Так же могло быть отмечено место, где игумен Андроник прощался со своим учителем, когда тот отправлялся в Нижний Новгород мирить «которящихся» между собой князей. До сих пор на этом месте, на нынешней Тулинской улице, стоит часовня, но уже не деревянная, как в древние времена, а выстроенная из кирпича в древнерусском стиле в конце позапрошлого столетия.
Дело Сергия, его память в монастыре глубоко почитались. Рублев жил, как и остальная братия, под сенью этого имени. Основным монастырским послушанием Андрея и Даниила было в те годы писание икон и, возможно, украшение книг. Обитель нуждалась во множестве икон, больших и малых, для церквей и для келий. Издавна велось по монастырям благословлять почетных богомольцев и вкладчиков изображением главной монастырской иконы. По-видимому, андрониковским иконникам пришлось создавать немалое число небольших «Нерукотворных Спасов».
Были заказы и со стороны, из города, из других монастырей и великокняжеского дворца. До наших дней не сохранились достоверные рублевские иконы небольшого размера. Но они существовали, малые, «келейные» образа «Рублева письма Андреева», а также складни «путные», предназначенные для дороги. Они упоминались в разного рода письменных источниках, в том числе древних, близких по времени к его эпохе.
Инок Андрей, как и другие монахи, постоянно работал. Это был его вклад в общее монастырское устроение, где, помимо для всех единых «послушаний», каждый трудился, исходя из своих даров и умений. В первые годы после благовещенских росписей больших событий, которые отвлекали бы его от дел, на Москве не случалось. Летом 1406 года случилось лунное затмение. «По Троицыне дни, во вторник на ночь перед ранними зарями гибл месяц и бысть, аки кровь, и тако неисполнився, зайде…» Можно представить это раннее росистое утро в начале лета, еще до восхода солнца. В тишине несколько иноков, столпившись, смотрят на темное небо. Медленно убывающий кроваво-красный месяц низко над землей. Таинственное и предивное зрелище…
В тот год долго не было на Москве великого князя Василия Дмитриевича. Во главе своей дружины и с помощью псковских полков он воевал земли по литовскому порубежью. К зиме князь вернулся домой и вскоре, как слышно было, в кремлевских набережных палатах состоялось семейное торжество, свадьба брата Петра. Об этом событии упомянет и летописец: «Генваря 16 женися князь Петр Дмитриевич на Москве». Да тогда же еще был слух, дальний, непроверенный, но вскоре достоверно стало известно — злой смертью погиб старый враг Москвы «царь» Тохтамыш, убит соперником своим Шади-беком «в Симбирской земли». Да в ту же зиму потянулись из городских ворот, видно было и отсюда, с холма над Яузой, подводы, конница, пеший люд. Вновь выходило на ратное дело московское воинство, на сей раз возглавляемое другим великокняжеским братом, Константином Дмитриевичем. Спешила московская рать на запад, снова в помощь псковичам «на немци, понеже сила великая немецкая прииде на них». Почти год участвовали москвичи в обороне Пскова. В Москве с тревогой ждали их возвращения близкие. А на следующий, 1407 год скончалась вдова Дмитрия Донского Евдокия.
В эти два года не было слышно на Руси и о каких-либо значительных художественных работах. Строили много, но лишь в тверском городе Старице на Волге оканчивали «подписание» Архангельского собора. Возможно, там работала дружина сербских мастеров.
Зима наступившего 1408 года выдалась на редкость снежной. «Тое же зимы снег велик был, до шести пядей» — около полутора метров. Весенний паводок по этой причине оказался необычайно сильным: «А на ту весну поводь велика, за двадцать лет старые памятухи и не запомнят столь великия».
В эту весну из дворца великого князя явился гонец к адрониковскому игумену Савве: монастырские мастера приглашались Василием Дмитриевичем поновить живопись в соборе древней столицы Северо-Восточной Руси — городе Владимире. Заказ почетнейший, свидетельствующий, что в это время они ценились как лучшая дружина живописцев во всей Московской Руси. Работа была столь ответственной и важной, что летописец отметит даже день, когда мастера приступили к росписям: «Мая 25 начаша подписывати церковь камену великую, соборную Святая Богородица, иже во Владимире, повеленьем князя великого, а мастеры Данило иконник, да Андрей Рублев…»
Майским солнечным утром по подсохшим от весенней грязи дорогам двинулись из Москвы подводы. Гружены они были всеми потребными для работы вещами. Не один день ехала дружина Даниила Черного и Андрея Рублева по весенней земле, то полями и лугами, то густым лесом, мимо многих деревень и сел. Старая дорога на Владимир проходила через Радонеж, мимо Троицкого монастыря, на Переславль, который был вотчиной великого московского князя. Живописный град с монастырями, множеством построек и собором XII столетия раскинулся над широкой водной гладью Плещеева озера. Под самой городской стеной, недалеко от собора, глубокая река Трубеж несет свои воды к озеру. Здесь, наверное, какое-то время отдыхали.
Посетили Преображенский собор, видели его древние фрески. Переславль хранил многие исторические воспоминания о событиях и давних, и не столь давних. Здесь, в княжеском дворце, что стоял рядом с собором, родился Александр Невский. Нередко в том же дворце и храме бывал Сергий Радонежский. От Переславля дорога круто брала вправо, на восток. Еще немало ехали, ночевали в придорожном селе или раскинув шатры где-нибудь на берегу речки, пока, наконец, издалека еще, на краю высокого обрыва не выросла сверкающая, как снег на солнце, белокаменная громада невиданной величины — домонгольских времен владимирский Успенский собор.
Даниил и Андрей с дружиной входили в старый стольный град Залесской Руси, в чьих владениях суждено было возникнуть Москве и «переять» у Владимира силу и славу русской столицы. Для людей книжных, таких как Даниил и Андрей, в этом городе говорили камни.
Владимир, подобно всем очень древним городам, хранил в себе память о делах многих поколений. Но расцвет его — в те давние, до нашествия монголов, славные времена русского единства. И сейчас, во времена Рублева, столь много переживший, не раз разоренный, огромный этот город изрядно был приукрашен, нигде, даже в самой Москве, не виданными строениями, остатками некогда мощных укреплений. Еще за два с половиной столетия до сего, 1408 года славился Владимир своими ремесленниками и художниками, обширной торговлей. Тогда еще летописец назвал его градом «купцов, искусных рукодельников и ремесленников всяких». Жили здесь в давние времена каменщики, живописцы, златокузнецы, резчики, мастерицы шитья, переписчики книг «и иные многия».
Но теперь все было в прошлом. Остались лишь грандиозные памятники этой цветущей когда-то жизни. Наверное, в бывшей столице чувствовалась некая печальная тишина, тихая грусть об ушедших временах величия.
Все старинные города с великим прошлым погружены в былое и сами располагают к размышлениям о давно миновавшем, об ушедших из жизни людских поколениях, которые оставили потомкам эти стены, храмы, дворцы, произведения искусства. В таких городах время теряет свою протяженность и прошедшее кажется столь близким, столь недавним.
Несомненно, город должен был произвести неизгладимое впечатление на Рублева. Произведений искусства, исторических мест и зданий при нем здесь было много больше, чем в наше время. Очень важная для биографа задача — восстановить, что именно Андрей здесь видел, какими историческими воспоминаниями и художественными впечатлениями мог обогатить его Владимир.
…На рубеже XI–XII веков киевский князь Владимир Мономах, укрепляя северные, за дремучими лесами лежащие — «залесские» свои владения, начал строить здесь крепость, «созидать град». Город получил имя своего основателя. Головокружительная высота обрыва над Клязьмой делала его недоступным для врагов с юга. Крутой обрыв с севера над речкой Лыбедью и глубокий овраг с востока сразу же определили место будущих городских укреплений. 1108 год — дата рождения крепости — «свершен бысть град Владимир Залесский Володимером Мономахом». Позже, когда Андрей Боголюбский, оставив Киев и Ростов, сделал Владимир своей столицей, к западу от Мономахова, или, по названию тех времен, Печернего, града выстроен был вплотную к старому Новый город, «велик зело, попремногу больши перваго». Как раз к западной стене Андреева града и подходила дорога из Москвы.
Итак, в один из майских дней дружина художников подъехала к главным вратам Владимира — Золотым. Парадные эти городские ворота находились уже в довольно ветхом состоянии[42]. Белокаменная постройка имела вид башни. Внизу — проездная арка, сложенная из крупных каменных блоков, торжественная, высокая. Эта внутренняя четырнадцатиметровой высоты часть врат сохранилась до наших дней. Над вратами была церковь Положения ризы Богоматери 1164 года. Сразу по окончании строительства выдающаяся красота городских ворот привлекала отовсюду людей. Летописец сообщал, что «тогда народу многу сшедшуся зрети их красоты…». По-видимому, владимирская въездная башня в чем-то была подобна городским воротам «матери городов русских» — Киева. Название свое Золотые ворота получили из-за медных золоченых пластин, которыми покрыты были верх надвратного храма и тяжелые дубовые створы, которые закрывали проездную арку.
